Максим Горький - Дачники
Басов (распутывая лесу). Уважаемая... Надо быть мягче, надо быть добрее... все мы - люди... Черт бы взял того, кто спутал мои удочки!..
Марья Львовна. Позвольте!
Дудаков. Видите ли, человек устает...
Басов. Нельзя же так, уважаемая! По-вашему выходит, что если писатель, так уж это непременно какой-то эдакий... герой, что ли? Ведь это, знаете, не всякому писателю удобно.
Марья Львовна. Мы должны всегда повышать наши требования к жизни и людям.
Басов. Это так... Повышать - да! Но в пределах возможного... Все совершается постепенно... Эволюция! Эволюция! Вот чего не надо забывать!
Марья Львовна. Я не требую... невозможного... Но мы живем в стране, где только писатель может быть глашатаем правды, беспристрастным судьею пороков своего народа и борцом за его интересы... Только он может быть таким, и таким должен быть русский писатель...
Басов. Ну, да, конечно... однако...
Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого не вижу в вашем друге, не вижу, нет! Чего он хочет? Чего ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой? враг? Я этого не понимаю... (Быстро уходит за угол дачи.)
Басов (распутывая удочки). Уважаю я вас, Марья Львовна, за эту... кипучесть... Исчезла?.. Нет, вы скажите мне, чего она горячится? Ведь даже гимназистам известно, что писатель должен быть честен... ну, и там... действовать насчет народа и прочее, а солдат должен быть храбр, адвокат же умен... Так нет, эта неукротимая женщина все-таки долбит зады... Пойдемте, милый доктор, поймаем окуня... Кто это спутал удочки? Черт!
Дудаков. Д-да... много она говорит, по-умному... Очень просто жить ей... Практика у нее есть, потребности небольшие.
Басов. А этот Яшка - шельмец! Вы заметили, как он ловко выскальзывал, когда она припирала его в угол? (Смеется.) Красиво говорит он, когда в ударе! А хоть и красиво, однако после своей первой жены, с которой, кстати сказать, он и жил всего полгода... а потом бросил ее...
Дудаков. То есть разошелся, говорят в этих случаях.
Басов. Ну, скажем, разошелся... а теперь вот, когда она умерла, хочет ее именьишко к своим рукам прибрать. Ловко?
Дудаков. Н-но! Очень неловко. Это лишнее!..
Басов. А он вот находит, что не лишнее... дорогой мой доктор! Идем на реку...
Дудаков. А знаете что?..
Басов. Что именно?
Дудаков (задумчиво, медленно). Вам не странно, то есть вас не удивляет, что мы не опротивели друг другу, а?
Басов (останавливается). Что-о? Вы это серьезно?
Дудаков. Вполне серьезно... Ведь ужасно пустые люди все мы... вам не кажется это?
Басов (идет). Нет, не кажется... Я здоров... Я вообще нормальный человек, извините...
Дудаков. Нет... вы без шуток:
Басов. Шутки? Послушайте... вы, того, доктор... одним словом: врачу, исцелися сам! Кстати, спрошу вас - вы меня в воду не столкнете, а?
Дудаков (серьезно, пожимая плечами). Зачем же?
Басов (идет). А так... вообще... странное у вас... настроение.
Дудаков (угрюмо). Трудно говорить серьезно с вами...
Басов. И не говорите... не надо! А то вы очень уж оригинально понимаете серьезный разговор... Не будем говорить серьезно!
(Басов и Дудаков уходят. Справа выходят Соня и Влас. Из дачи Басова Замыслов, он торопливо бежит к сцене, его встречают шумом. Около него собирается тесная группа, он что-то объясняет.)
Соня. Не верю я в ваши стихи.
Влас. И напрасно... у меня есть талантливые вещицы, например:
Как персик, так и ананас
Природой создан не для нас.
О Влас! Не пяль напрасно глаз
На персик и на ананас!
Соня (смеясь). Зачем вы тратите себя на пустяки? Почему бы вам не попробовать отнестись к себе более серьезно?
Влас (тихо, таинственно). Премудрая София, я пробовал! У меня даже есть стихотворение, написанное по поводу этих проб. (Напевает гнусаво и негромко на мотив "Под вечер осенью ненастной".)
Велик для маленького дела,
Для дела крупного я - мал!
Соня (серьезно). Бросьте это! Ведь я чувствую, вам совсем не хочется дурить... Скажите мне, как бы вы хотели жить?
Влас (с жаром). Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!
Соня. Что же вы делаете для этого?
Влас (уныло). Ничего! совершенно ничего не делаю я!
Марья Львовна (из леса). Соня!
Соня. Я - здесь. Ты что?
Марья Львовна. Иди домой... К тебе приехали гости...
Соня. Иду... (Марья Львовна подходит.) Поручаю тебе этого гримасника. Он городит чепуху и требует, чтобы его хорошенько отчитали за это. (Убегает.)
Влас (покорно). Ну, начинайте... Дщерь ваша пиявила меня всю дорогу от станции до сего пункта, но я еще дышу.
Марья Львовна (ласково). Голубчик! Зачем делать из себя шута? Зачем унижать себя... Кому это нужно?
Влас (не глядя на нее). Не нужно, говорите вы... Но - никто не смеется, а я хочу, чтобы смеялись!.. (Вдруг - горячо, просто, искренно.) Тошно мне, Марья Львовна, нелепо мне... Все эти люди... я их не люблю... не уважаю: они жалкие, они маленькие, вроде комаров... Я не могу серьезно говорить с ними... они возбуждают во мне скверное желание кривляться, но кривляться более открыто, чем они... У меня голова засорена каким-то хламом... Мне хочется стонать, ругаться, жаловаться... Я, кажется, начну пить водку, черт побери! Я не могу, не умею жить среди них иначе, чем они живут... и это меня уродует... И я отравлюсь пошлостью. Вот они... Слышите? - идут! Иногда я смотрю на них с ужасом... Уйдемте! Я хочу, так жадно хочу говорить с вами!..
Марья Львовна (берет его под руку). Если бы вы знали, как я рада видеть вас таким...
Влас. Вы не поверите - порой так хочется крикнуть всем что-то злое, резкое, оскорбительное...
(Уходят в лес. Шалимов, Юлия Филипповна и Варвара Михайловна выходят с правой стороны.)
Шалимов. Ай, опять серьезные слова - пощадите! Я устал быть серьезным... Я не хочу философии - сыт. Дайте мне пожить растительной жизнью, укрепить нервы... я хочу гулять, ухаживать за дамами...
Юлия Филипповна. Вы ухаживаете за дамами, не беспокоя своих нервов? Это, должно быть, оригинально... Почему же вы не ухаживаете за мной?
Шалимов. Не премину воспользоваться вашим любезным разрешением...
Юлия Филипповна. Я не разрешаю, а спрашиваю...
Шалимов. Но все-таки я буду смотреть на вопрос ваш как на любезное разрешение.
Юлия Филипповна. Ну, хорошо, оставим это... Отвечайте на мой вопрос... Но - правдиво!
Шалимов. Извольте: я допускаю дружбу с женщиной, но не считаю ее устойчивой... природу не обманешь!
Юлия Филипповна. Иначе - вы допускаете дружбу только как предисловие к любви?
Шалимов. Любовь! Я смотрю на нее серьезно... Когда я люблю женщину, я хочу поднять ее выше над землей... Я хочу украсить ее жизнь всеми цветами чувства и мысли моей...
Замыслов (у сцены). Юлия Филипповна, пожалуйте!
Юлия Филипповна. Иду! Пока до свиданья, господин цветовод! Приведите в порядок вашу оранжерею... (Идет к сцене.)
Шалимов. Немедленно! Какая милая, веселая... Вы что так странно смотрите на меня, Варвара Михайловна?
Варвара Михайловна. К вам удивительно идут ваши усы...
Шалимов (улыбаясь). Да? Благодарю вас. Вам не нравится мой тон? Вы строги... Но - право же, с ней как-то неловко говорить в ином тоне...
Варвара Михайловна. Я, кажется, теряю способность удивляться...
Шалимов. Я понимаю - вам странно видеть меня таким? да? Но ведь нельзя же быть столь крикливо откровенным, как истеричный господин Рюмин. .. О, простите! - это, кажется... ваш... друг?
Варвара Михайловна (отрицательно качает головой). У меня нет друзей...
Шалимов. Я слишком уважаю жизнь своей души для того, чтобы открывать ее пред... каждым любопытным человеком. Пифагорейцы сообщали свои тайны только избранным...
Варвара Михайловна. Вот, ваши усы становятся лишними на вашем лице!
Шалимов. Э! Что усы! Оставим их в покое. Вы знаете пословицу: с волками жить - по-волчьи выть? Это, скажу вам, недурная пословица. Особенно для того, кто выпил до дна горькую чашу одиночества... Вы, должно быть, еще не вполне насладились им... и вам трудно понять человека, который... Впрочем, не смею задерживать вас...
(Кланяется и идет к сцене, где собравшаяся публика молча смотрит, как Замыслов, с книгой в руке, тоже молча крадется по сцене, показывая Семенову, как надо играть. Из дачи поспешно идет Басов с удочками.)
Басов. Варя! Какой клев! Изумительно! Доктор, при всей его неспособности, и то - сразу - бац! Вот какого окуня!.. Дядя - трех... (Оглядывается.) Ты знаешь, сейчас иду сюда, и вдруг - представь себе! Там, около беседки, у сухой сосны, Влас на коленях перед Марьей Львовной! И целует руки!.. Каково? Голубчик мой, скажи ты ему - ведь он же мальчишка! Ведь она ему в матери годится!
Варвара Михайловна (негромко). Сергей, послушай: пожалуйста, молчи об этом... ни слова никому! Ты не понимаешь!.. Ты неверно понял... Я боюсь, ты расскажешь всем... и это будет нехорошо - пойми.
Басов. Что ты волнуешься так? Ну, не надо говорить - и не надо! Но как это глупо, а? И Марья Львовна:
Варвара Михайловна. Дай мне честное слово, что ты забудешь об этом! Дай!
Басов. Честное слово?.. Даю... Черт с ними! Но объясни мне...
