Вера Крыжановская - В царстве тьмы
Изложив различные системы лечения и перечислив многие примеры, он предоставил слушателям убедиться на деле в действенности его лечения.
Один из присутствовавших изъявил желание первым подвергнуться этому опыту, страдая уже несколько лет тяжелой формой неврастении, не поддававшейся никакому лечению.
Это был человек лет сорока, одна нога его волочилась, и он опирался на палку, а желтое, покрытое преждевременными морщинами лицо и усталые, тусклые глаза свидетельствовали о серьезности его болезни.
Доктор пригласил его в соседнюю, приготовленную для мужчин комнату, куда последовал за ним, и попросил его раздеться.
—Но я простужусь, я очень чувствителен к холоду! — запротестовал больной.
—Не сомневаюсь в том, что вы ощущаете холод во всем организме. У вас болят спина, руки, ноги, кроме того, вы страдаете нервными подергиваниями, одышкой и головокружениями. Бессонница и отсутствие аппетита истощают последние силы, а сердцебиение и нестерпимая тяжесть головы мешают работать. Тем не менее, не бойтесь простудиться, раздевайтесь и наденьте эту белую, шерстяную рубашку, с красными крестами на груди, спине и плечах. Хорошо, теперь соберите все свои вещи и идите за мной.
Они прошли в описанную выше комнату и тогда доктор спросил:
— Верующий ли вы человек? Верите ли вы в Бога?
—Признаюсь, не совсем. Но… ваш вопрос удивляет меня: я пришел к вам лечиться, а не исповедовать свои религиозные убеждения, — надменным и недовольным тоном ответил больной.
— Вы ошибаетесь, — доктор улыбнулся. — Если вы внимательно слушали все, чтобы я только что говорил, то должны понять, что нравственное состояние сильно реагирует на физическое, а оккультные последствия деяний вашей жизни вовсе не способствуют тому, чтобы вы пользовались цветущим здоровьем. Вы — ростовщик, и под сурдинку грабите людей. Многие, обобранные вами дочиста, с отчаяния кончили самоубийством и теперь преследуют вас неумолимой ненавистью. Даже относительно своих близких вы скаредны и злы: ваш брат, заболевший вследствие лишений, умер в больнице, а мать изнывает в нищете. Ежедневно сыплющиеся проклятия и ругательства, словом, все возбужденные вами злые чувства падают на вас же потоками ядовитых флюидов, которые отравляют вас и губят.
Мертвенно-бледный, с вытаращенными глазами, дрожа от изумления и гнева, смотрел больной на врача, смело разоблачавшего строгим и спокойным голосом все его дурные, впрочем, никому не известные поступки.
—Теперь, если желаете лечиться, становитесь на колени и молите Христа о прощении. А в виде покаяния напишите на листе бумаги перечень своих дурных дел и потом бросьте в жаровню, которую я зажгу, — повелительно прибавил доктор.
Теперь на лице больного отразилась боязнь, забавно сменившая выражение неудовольствия: однако страх пересилил. Он встал на колени, написал длинный список грехов и бросил лист в огонь жаровни. После этого врач велел ему подняться на нечто вроде металлического решета и опуститься на колени, а на уголья жаровни, стоявшей под решетом, Равана бросил горсть ладана. Ароматные облака окружили больного, а врач окропил его, читая очистительные молитвы и магические заклинания.
Больной начал стонать и корчиться, жалуясь на жгучую боль во всем теле и не замечая исходивших из него спиралей черного дыма. Наконец, он судорожно зарыдал.
— Если вы искренне сожалеете о прежних заблуждениях, то подумайте, чем бы вы могли исправить причиненное вашим ближним зло, или вы вовсе не намерены это сделать? — спросил доктор.
— Да, да, непременно хочу исправить все. Я сожгу векселя бедных должников и облегчу участь вдов и сирот, оставшихся после самоубийц, а матери назначу пенсию, поставлю крест на могиле брата и закажу обедню за упокой его души, — бормотал больной.
— Ваши намерения похвальны, но не откладывайте их в долгий ящик. Теперь сойдите, и надо еще очистить ваше платье.
Господин сошел на пол, и вдруг с недоумением, радостно, воскликнул:
— Да ведь я чувствую себя лучше, голове гораздо легче, нога и рука свободно сгибаются, а боль в руке, мешавшая мне писать, совершенно прошла! О! Господин Равана-Веда, вы великий чудотворец!
— Я только скромный ученик герметической науки. Тем не менее, я обещаю вам полное выздоровление, если вы устоите на пути Истинном.
Когда пациент оделся, доктор дал ему магнетизированных облаток для приема утром и вечером, флакон с эссенцией для натирания и приказал опять прийти через неделю.
Среди больных появилась дама, которую Заторский приметил раньше в зале, благодаря ее эксцентричному туалету. Она тотчас принялась описывать все мучившие ее недуги, сопровождая этот перечень позами Ниобеи и стреляя глазами в красивого, но презрительно слушавшего ее индуса.
—Вы замужем, сударыня? — прервал тот ее причитания.
—Да. Мой муж идеальный человек, он обожает меня, — жеманно ответила она.
—Значит, в награду за это вы и обманываете его с удивительной развязностью? У вас есть возлюбленный, сударыня, и эта ваша связь не составляет тайны даже для ваших детей, которых вы развращаете своим примером. Кроме того, вы прибегаете к колдовству и темным силам, чтобы подчинить себе мужа с любовником, а последнему вы коварно надели на шею крест, оскверненный заговором черной магии. Пока вы не уничтожите это кощунство и не откажетесь от всякого общения с царством тьмы, вы будете неизлечимы, потому что только жертвами можете заслужить милость и прощение.
Багровая от бешенства и негодования, дама сначала не могла говорить, а когда несколько оправилась, то крикнула:
— Как вы смеете говорить это! Вы оскорбляете меня, вместо того, чтобы лечить! Дикарь, никогда не имевший дела со светской женщиной! Знайте, неуч, что единственное мое колдовство — моя красота, а мои домашние дела вас вовсе не касаются. Не желаю я вашего шарлатанского лечения и предупрежу моих друзей, что вы не врач, а шпион. Найду других, которые вылечат меня.
—Сомневаюсь. В вас уже есть зачатки рака, и вы неизлечимы для науки, занимающейся врачеванием одного только физического тела.
Не ответив ничего, она выбежала, злая, как фурия.
Когда вечером Вадим Викторович рассказал этот эпизод князю, оба от души посмеялись.
— Ты уж слишком неделикатный врач. Ну, можно ли разоблачать дамские тайны, да еще говорить, что болезни ее происходят от "светских шалостей" и их нельзя излечить ни поездками на воды, ни волнениями рулетки.
— Ты прав, Алексей, я был неделикатен. Но знаешь ли, иногда получаешь наслаждение кинуть правду в лицо этим беспутным людишкам, хотя бы это удовольствие и щедро оплачивалось градом почетных эпитетов "дикаря", "неуча", "шпиона" и "шарлатана", которыми дама осыпала меня, — добавил доктор, смехом вторя приятелю.
Несмотря на неудовольствие, испытанное некоторыми вследствие слишком большой откровенности индусского врача, прилив публики в герметическую лечебницу все увеличивался. Там совершались действительно чудесные исцеления: "неизлечимые" находили телесное и душевное здравие, а Равана-Веда едва успевал удовлетворить своих пациентов. Он принимал исключительно в лечебнице и в определенные часы, наотрез отказываясь от приглашений на дом, ради сохранения свободы и отдыха. К тому же, его сердце болело, потому что Мэри покинула Петербург.
На удивление светских знакомых, считавших Зельденбург неблагополучным местом, населенным злыми духами, она уехала в замок, куда ее влекли воспоминания, еще жившие в душе. Там разыгралась мрачная драма, отнявшая любимого человека, а страх она поборола давно. Поэтому она решила провести недель шесть в Зельденбурге и отправилась туда с Пратисуриа и такой же бесстрашной, как и она, прислугой.
При виде замка, где зародилась ее первая любовь, в ней пробудилось странное чувство и охватила тоска по чему-то, навсегда потерянному. Каждое место здесь, каждый предмет говорили ей о нем: лодка напоминала прогулку при луне, зала говорила о празднике, когда она танцевала с ним, а прежняя комната — о признании в любви и первом поцелуе Заторского. У нее появилось страстное желание снова увидеть черты прежнего жениха, и она вспомнила, что в будуаре баронессы, на письменном столе, стоял большой, раскрашенный портрет доктора, но его уже не было, а ящики оказались запертыми. Она решила отпереть их своими ключами, и к ее удивлению один подошел. В верхнем ящике, между разной мелочью, она нашла акварельный портрет Вадима Викторовича, в рамке черного дерева с инкрустацией. Писан он был, вероятно, даровитым художником, судя по разительному сходству. Мэри поставила портрет перед собой, облокотилась и любовалась дорогими ей чертами, и чем больше вглядывалась она в смотревшие на нее, как живые, глаза, тем сильнее болезненная горечь сжимала ее сердце.
