Константин Станюкович - Том 8. Похождения одного матроса
— И вы здесь на время? — спросил Чайкин.
— А вы думали, так и останемся, как Вильк?.. Мы не такие чудаки, как вы, Чайк, если не врете… Мы хотим, как и Фрейлих, разбогатеть.
2Все пришли обедать в ранчу, одетые в лучшие свои городские платья. Один Вильк пришел в своей рабочей кожаной куртке, но рубашка на нем была безукоризненно белая, и грубые руки отличались белизной.
Возвратился из Фриски мистер Джемсон, брат миссис Браун, типичный красивый смуглый янки, и за обедом рассказывал политические новости, обращаясь чаще, чем к другим, к Вильку.
Вильк слушал внимательно, но говорил мало. Зато оба янки высказывали свои взгляды о политических делах не стесняясь и говорили громко. Немец конфузился. Стеснялся несколько и Чайкин. Он сидел около мисс Норы, и она старалась его занимать.
После обеда миссис Браун пригласила гостей просидеть вечер. Мисс Нора обещала, по просьбе двух рабочих янки, что-нибудь спеть.
А Джемсон увел Чайкина в кабинет и в несколько слов покончил с ним дело, объяснив, какие будут его обязанности.
— Если, Чайк, будете полезны, жалованье прибавится; если через месяц я увижу, что не годитесь, дам расчет, и вы уходите. Согласны?
— Вполне.
— Сестра о вас говорила… И адвокат, у которого вы были, писал о вас… Мне нет дела до ваших мнений… Извините, я считаю их нелепыми… Сестра их не считает такими… Но это не мешает мне уважать вас, Чайк… Помните, не проговоритесь перед сестрой и племянницей, что знаете, кто капитан Блэк. Прошу вас, Чайк… Блэк о вас справлялся… Он очень вас любит…
— Я много ему обязан, мистер Джемсон.
— Он вам больше, Чайк… Ну, дело покончено. Пойдемте слушать Нору, Чайк.
Чайкин был удивлен, когда увидел за фортепиано старого Вилька, аккомпанирующего мисс Норе.
Чайкин опустился в кресло и слушал.
Голос молодой девушки был прелестный… Она пела просто, задушевно, и Чайкин заслушался… Звуки неслись чистые и красивые, и Чайкину вспомнилось детство, когда он слушал пение барышни-помещицы и приходил в восторг.
Мисс Нора окончила какую-то мажорную арию и затем начала какую-то грустную мелодию романса.
Чайкина охватило невыразимо грустное настроение… Он слушал, и в мечтах и грезах он был не здесь, в этой гостиной в Калифорнии… он был в России, где люди так понятны ему… И ему было так жаль Кирюшкина… И сам он здесь чувствовал себя таким чужим, таким одиноким. Ему казалось, что все это какая-то волшебная сказка, и его судьба такая же диковинная.
Он во многом другой, что был на корвете… Он чувствовал счастие независимости и воли… И в то же время как мила была ему далекая Россия!
Мисс Нора замолкла. А Чайкин все еще сидел, притихший и точно зачарованный.
Гости хвалили мисс Нору, а Чайкин, казалось, не находил слов, и слезы стояли в его глазах.
Наступило молчание.
Миссис Браун заметила настроение Чайкина и шепнула дочери:
— Как любит музыку этот русский и как загрустил!
— Считает себя одиноким! — ответила мисс Нора.
Старый Вильк взглянул на новичка. И в его обыкновенно суровом взгляде мелькнуло ласковое выражение.
По-видимому, Чайкин начинал нравиться этому молчаливому старому рабочему, который так хорошо аккомпанировал певице своими грубыми руками.
А Джемсон бросил из своей качалки:
— Ну что, Чайк? Понравилось, как ловко поет Нора?
Этот громкий веселый голос янки словно бы пробудил Чайкина от грез.
— О, как хорошо! — восторженно и порывисто произнес он.
И застенчиво покраснел, стараясь скрыть свое волнение, и не догадался поблагодарить мисс Нору.
Молодая девушка и без благодарности видела, какое сильное впечатление произвело ее пение на Чайкина, и это восторженное восклицание, казалось, ей было приятнее громких похвал и аплодисментов.
В гостиной пробило девять, и гости поднялись, чтоб уходить, пожавши руки хозяев.
Протягивая руку Чайкину, миссис Браун необыкновенно просто и задушевно проговорила:
— А знаете, что я пожелаю вам, Чайк?
— Что, миссис Браун?
— Хорошенько заснуть — ведь вставать рано — и не очень скучать на ферме.
— Постараюсь, миссис Браун!
— Работа прогонит всякую скуку! — весело смеясь, воскликнул Джемсон. — Завтра Чайк пойдет на рубку… Пусть покажет себя на работе!
— Только не наваливайтесь на работу, Чайк! — сказала миссис Браун.
— Можно надорваться! — прибавила мисс Нора.
— Чайк и сам понимает!.. А место рубки вам покажет Вильк… Покажете, Вильк? — обратился к нему хозяин.
— Покажу! — ответил Вильк.
Все ушли в свой флигель.
Вильк и трое рабочих остались на веранде — выкурить перед сном по трубке, а Чайкин пожелал всем спокойной ночи.
— Были матросом и не курите? — спросил один из янки рабочих.
Его звали Дильком.
— Не курю.
— И не думаете по праздникам ездить в Сакраменто?
— Зачем?..
— Попробовать тамошний грог.
— Не пью.
— Не пьете?.. И разбогатеть не хотите?.. Простофиля же вы, Чайк… Я не видал таких простофиль… Вы, Найд, видели? — обратился Дильк к товарищу.
— Не видал… Прозакладывать готов пару долларов, что не видал.
— Так отчего вы, Чайк, живете на свете, если не пьете, не курите?.. Или в карты дуетесь?
— И в карты не дуюсь.
— Ай да Чайк! — иронически произнес Дильк.
— Ура Чайку! — насмешливо крикнул Найд.
— Оставьте вы в покое Чайка! Какое вам дело? — строго сказал Вильк. — Идите лучше спать, Чайк! — обратился к нему Вильк.
Чайкин добродушно усмехнулся и ушел в свою комнату.
— Вильк прав, братцы.
— А что? Почему? — спросил Фрейлих.
— Да потому, что Чайка не стоит даже и потравить слегка: феноменально прост.
— Я это заметил, — промолвил молодой немец.
— Вы, Фрейлих, ведь все замечаете? — насмешливо спросил Дильк.
— То-то, замечаю.
— А заметили, что Чайк добрая душа?
— Еще бы!
— И что хоть мозги у него в порядке, а все-таки будто тронутый, и на спине у него должна быть большая родинка?
Фрейлих, наконец, догадался, что янки смеялись над его прозорливостью, и обидчиво проговорил:
— Этого я не заметил.
— Удивительно! — протянул Дильк. — Не правда ли, Найд?
— Феноменально!.. — протянул Найд.
— Немцы, что ли, недогадливы? — вызывающе воскликнул Фрейлих.
— То-то я и говорю, Фрейлих!
— То-то и я говорю, Фрейлих!
В это время Чайкин раздевался и, вспоминая впечатления дня на новом месте, проговорил вслух:
— И поет же хозяйкина дочь!
3В пять часов утра Чайкин уже оделся в свой рабочий костюм и пошел пить кофе и завтракать.
— Уж и поднялись, Чайк?.. И у меня все готово, — говорила Сузанна.
Вскоре пришел и Вильк.
— Здравствуйте, Чайк!
— Здравствуйте, Вильк!
— Аккуратно встаете, Чайк! — промолвил без обычной суровости Вильк.
— Привык… Матросом был.
Вильк не спеша ел ветчину с хлебом, запивая горячим кофе, и после долгой паузы спросил:
— Деревья умеете рубить, Чайк?
— Доводилось! — скромно ответил Чайкин.
Ему очень хотелось узнать, кто такой этот старик, умеющий играть на фортепиано, и зачем он служит на ферме, но не решался спросить. Он уже знал, что в Америке, при всей бесцеремонности обращения, не обнаруживают особенного любопытства и не допрашивают о прошлом, особенно на Западе, где часто бывают люди, имеющие основание скрывать свое прошлое, быть может скверное.
И Чайкину почему-то казалось, что у старика было в прошлом что-то тяжелое; оттого он всегда молчалив и мрачен, как говорили про него товарищи.
— Ведь вы русский, Чайк? — снова спросил старик.
— Русский, Вильк.
— Вот не ожидал!
— Почему, позвольте спросить? — задетый за живое, спросил Чайкин и весь вспыхнул.
— Читал про русских, да и встречал русских… Да вы не сердитесь, Чайк… Я не хотел вас обидеть… Я, верно, встречал не таких, как вы… И наконец нельзя судить о всей нации по нескольким лицам…
— То-то, нельзя, я думаю.
— А вам все нации нравятся, Чайк?
— Все, Вильк.
— Но одни больше, другие — меньше?
— Разницы не замечал, Вильк, пока. Во всяком народе есть хорошие люди… добрые люди… У крещеных, так и у некрещеных… Только правды еще нет… Оттого и обижают друг друга… Выходит так, что у одного много всего, а у бедных — ничего…
— Это, по-вашему, нехорошо? — спросил старик и с видимым любопытством смотрел на Чайкина.
— А разве хорошо, Вильк?
— Откуда у вас такие мысли, Чайк?
— Так иной раз думаешь обо всем, и приходят мысли: отчего люди не по правде живут…
— Так вы хорошо сделали, Чайк, что сюда приехали… Все лучше подальше от городов… Я видел много столиц, Чайк, и знаю их.
