Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали
И уже пишет Фатали его превосходительству губернатору Тифлиса Орловскому заявление, просит, чтоб выдали два паспорта для поездки за границу - сыну Рашиду и семейному повару Наджафу Кафар-оглы, который присмотрит за Рашидом, ведь как он там один, без привычной домашней еды? Правда, он уже привык к пансиону: когда неожиданно уехала мадам (она вернулась накануне отъезда Рашида в Брюссель, ее брату грозила судебная расправа за связь - с французскими мятежниками), за учебу Рашида по ее рекомендации взялся знаменитый тифлисский педагог французского языка при Тифлиссой классической гимназии Генрих Гинярд, с пансионом, и специально было оговорено - поить его чаем по утрам и вечерам с булками или чуреком и даже не закрывать печки в его спальне рано из опасения угара, и чтоб не было ни при каких обстоятельствах (увы, привычки сложились веками) свинины; полгода учился у Гинярда, будучи пансионером, как его называл учитель, а потом, после летнего перерыва, - снова за учебу, но ночевал уже дома.
"Учиться?! - удивляется Орловский. - Но почему не в Петербург? Ах, климат! Ну, в Москву!"
И тогда приводятся новые доводы: Рашиду необходимо поехать пока на год. Надо очень серьезно полечиться у тамошних докторов. "А разве Рашид болен?! Ах, у него малярия! А у кого здесь нет ее?" Отказ! Как быть? Подключается великий князь-наместник. А к нему ходатаем - немецкий путешественник, востоковед и генерал Куно Фишер, профессор из Гейдельберга. Увы, не получается без ходатаев.
"А может, пошлете к нам? Ах да, увы, немецкому вы его не учили, а между тем востоковедение... Ах, простите, вы его по инженерной части, что ж, твердая специальность!"
Сдружились они, Фатали и Фишер, еще в пятидесятые; Фишер часто приезжал в Тифлис, а однажды обиделся на Фатали - гость уже столько дней в Тифлисе, а Фатали еще но навестил его. Прислал к Фатали слугу с запиской, а он сидел дома, погруженный в чтение необыкновенной книги об удивительной личности - Христофоре Колумбе; сколько ее листал в теплые мартовские Дни пятьдесят шестого года Фатали, думая отправить в кругосветное путешествие Юсиф-шаха. "Что же ты забыл нас, друг? - писал Куно Фишер. - Доставь нам удовольствие своей милой беседой".
И чтобы князь-наместник отказал немецкому генералу в его пустяковой просьбе?! Никогда! Вот оно - разрешение на поездку Рашида в Брюссель.
... Перед поездкой Рашид подошел к отцу и напомнил ему о его давнем обещании.
- Что за обещание? - не понял Фатали; он рассеян, и радостно ему расставаться с сыном, - Рашид едет учиться в Брюссель!! и грустно: далекий-далекий путь, дождется ли его?
- Записать мне девяносто девять имен всевышнего в Коране.
Ах да, вспомнил Фатали, - Рашид обещал матери быть истинным шиитом.
- Зачем это тебе там, сын мой?!
- Раз просит, сделай! - настаивает Тубу.
И Фатали засел за свой стол. Свеча догорала, а он вспоминал и вспоминал эти имена, вдолбленные ему в голову еще Ахунд-Алескером. Да, забыл, память подводит, сначала записал, как помнил, а потом выстроил в алфавитном порядке, чтоб не повторяться; и почти все имена Аллаха стали именами правоверных, как лучшие и самые прекрасные, и в сочетании с Аллахом в его многочисленных написаниях: и Абдулла, раб божий, и Абдуррахман, раб милостивого Аллаха, и Абдулазиз, раб могучего Аллаха, и без имени всевышнего, - Акрам, щедрый, Энвер, лучезарный, а сколько на эФ: и Фазил, достойный, и Фаик, превосходный, и Фатих, побеждающий, и даже Рашид, наставляющий, или идущий праведным путем наставник, - почти все девяносто девять имен, вот они:
Аллах, Благодарный, Благодетельный, Благосклонный, Благословенный, Вездесущий, Великий, Великодушный, Вечный, Взыскующий, Владеющий всем, Возбуждающий раскаяние, Возвеличивающий, Возвышенный, Воздающий за добрые дела, Воинственный, Воспитывающий, Всевидящий, Всевышний, Всезнающий, Всемогущий, Всеслышащий, Всепобеждающий, Всепрощающий, Вычисляющий судьбы, Господин над почестями, Дающий хлеб насущный, форму и власть, Достойный, Единый, Единственный, Живительный, Защищающий, Знающий, Избавитель, Имеющий обо всем попечение, Истинный, Источник всякого существования, Конец всего, Кроткий, Лучезарный, Любящий, Милосердный, Милостивый, Могущественный, Мудрый, Мягкосердечный, или Мягкосердный, Наблюдающий, Наделяющий, Наследник, или Наследующий. Наставляющий на путь истинный, Начинающий все и всегда, Непреходящий, Обладающий всем, Осведомленный, Открывающий истину, Первый, Побеждающий, Повелевающий, Подающий надежду, веру и любовь, Покровитель, Предшествующий всему, Превосходящий все, Принимающий молитвы, Приносящий пользу, Пробуждающий, Проницательный, Прочный, Разверзающий, Разумный, Радующий, или Доставляющий радость, Распределяющий все блага, Решающий, Руководящий, Сведущий, Светлый, Святой, Скрытый от всех взоров, Славный, Сладчайший, Следующий за всем, Смиряющий, Совершенный, Создатель всего, Сострадающий, Спасающий, Справедливый, Судящий, Творец, Терпеливый, Убивающий, Украшающий, Управляющий, Уравновешивающий, Формирующий, Хранящий, Чуткий, Щедрый, Щадящий, Ясновидец, - кажется, все девяносто девять.
Что ж, пусть Рашид носит в душе и памяти эти имена.
Уже получены паспорта ("рост - средний, брови с проседью, глаза карие, нос умеренный, лицо чистое"). Да еще рекомендательное письмо на имя российского консула в Брюсселе, - "посланнику при Бельгийском дворе".
И пошли написанные по-русски письма Рашида из Брюсселя: Дорогой отец, Отец мой, Папаша.
И как ехал (это наикратчайший путь из Тифлиса хоть в Брюссель, хоть в Париж: Тифлис - Поти - Одесса - Волочиск - Подволочиск, это граница, далее Австрия: Пшемысль - Ярославль, тоже есть, Краков; Пруссия: Глевич - Бреслау - Берлин и еще день из Берлина в Брюссель, всего двенадцать дней). Сначала длинные письма, а потом короткие.
"Мы купили (он и посланный с ним "наш доморощенный человек Наджаф Кафар-оглы"), как бы это назвать, в Тифлисе это еще не в моде, нефтяной очаг, если можно так выразиться, с несколькими широкими фитилями", и о том, что "я не из числа брезгливых гастрономов". И еще (Фатали слово в слово переводит Тубу): "Жаль только, что достаточно времени нет, чтобы работать спокойно, не трудиться как каторжный"; сколько слез Тубу пролила; и Фатали пишет: "Я прочел (зачеркнул!), перевел твои слова матери и успокоил ее, что ты приедешь к ней инженером путей сообщения, я не аптекарем".
Иногда в письме азербайджанские слова, написанные - отчего не сделать приятное отцу? - изобретенными Фатали буквами, латиницей, а чаще это емкое: ит-гурд, так сказать, всякого рода отрепье, шваль, - когда о фанатиках.
А то, первое письмо, присланное уже из Брюсселя, начиналось так, лицо Фатали побелело, хорошо, что не видела Тубу:
"Отец! Я кажется, оставил "Кемалуддовле" в Тифлисе. Прибыв в Брюссель, я его не обнаружил".
Как так? Ведь Фатали сам положил в чемодан! Сынок, поищи!
"Да нет же, - пишет Рашид, - не иголка ведь!" А мысль была такая: отчаявшись - ведь все молчат! - Фатали решил послать свой русский перевод "Кемалуддовле" с сыном в Брюссель: Рашид - сам или с помощью кого переведет сочинение Фатали на французский и, может быть, издаст там? Или всякое случиться может - сразу на русском?!
"Я пришлю тебе новый экземпляр, не отчаивайся", - пишет Фатали сыну в Брюссель. Но как? По почте?? То ли послал, но рукопись осела на таможне, то ли раздумал посылать - дело ведь безнадежное; приедет на каникулы возьмет. Потом Фатали успокоит сына: "Любезнейший Рашид! Кажется, готовится выпуск на русском языке "Писем Кемалуддовле"; прошло три месяца, и Фатали снова пишет Рашиду: "Живу надеждой, что скоро выйдет "Кемалуддовле": и добавляет: "Не знаю, увижу ли до конца дней своих осуществление этого моего желания, или и оно, как и другие мои надежды, останется призрачной мечтой? Но верю, что после меня ты..." Много раз правил Фатали это свое письмо и оставил себе черновик (а Рашид получил письмо и, как и многие другие письма отца, не сохранил...). "Но верю, что после меня ты доведешь до конца дело моей жизни".
А Рашид, многие годы спустя после смерти отца, чуть было в порыве отчаяния не сжег "Письма". Каждый раз что-то ему мешало вытащить их из сундука и сжечь. Сначала мать мешала, а потом... Запутались у Рашида дела и на железной дороге, и в семье, появилась еще какая-то женщина, стал пить, лишь изредка вспыхивало: все невезения от них, от этих еретических "Писем" отца! Сжечь, сжечь! И каждый раз что-то всплывало, мешало.
Решил испытать судьбу, вошла в моду "русская рулетка"; Рашид недавно в одной мужской компании видел: все замерли, когда грузин раскрутил барабан и приставил дуло к виску; пуля оказалась не в гнезде, и боек ударился в пустоту: купил револьвер, белый полированный ствол, черная костяная ручка, мягко и плавно вращается барабан, а в нем семь гнезд; вложил одну пулю в гнездо и закрутил барабан: он кружится, а дуло уже у виска. Тишину взорвал тогда не выстрел, а нервный хохот грузина: "Трижды стрелялся - бог миловал!" Рашид загадал: если суждено - погибнет, так уж начертано, а если останется жить - сожжет... И лишь на миг со страшным грохотом успело вспыхнуть: "Письма"!
