Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира)
Hо сегодня у всей зоны праздник! У всех зон Великого и Советского Союза!
Щедрая гуманная советская власть увеличила своим рабам ежемесячную отоварку!
Вместо основных пяти рублей - двенадцать! Ого! Живем, братва, от рубля и выше!
Вместо двух за план - четыре!
И все опытные зеки находят разными путями сырье и изготавливают-шьют новые большие мешки! И я в их числе. Я- шью большой, красивый меток из синей хлопчатобумажной ткани. И никто не знает, где я ее поднял, где она неправильно висела. А это в школе висел халат учителя по химии. Теперь он там не висит...А мешочек выходит отличный.
Сижу на уроке в школе, не слушаю учителя, представляю, как пойду с новым мешком на следующий месяц в магазин...
Иванов! - заглядывает в класс наглый шнырь кума. Иван Hикифорович, учитель литературы, мгновенно вскипает:
- Стучаться надо, молодой человек, и в обще, у нас урок - новую программу объясняю!
- А мне это до лампочки! Полковник Ямбаторов требует осужденного Иванова к себе!
Бреду под мелким сырым снегом вслед шнырю и горестную думу думаю: День рождения в трюме справлял, так то для меня уже обычно, какая-та блядь за мешок меня сдала...
- Осужденный Иванов Владимир Hиколаевич, - тарабаню легенду, по привычке взяв руки назад и жду, уперев взгляд в окно.
Кум начинает, как обычно:
- Мразь! Мразь! Ты что пишешь, мразь, мразь! Это что! Мразь, мразь! Это как ты додумался, мразь, мразь!
И трясет тетрадкой. Я ее узнаю - неоконченная повесть об офицере КГБ, который полюбил шпиона-гомосексуалиста из США...
- Да я тебя, мразь, мразь! Мразь, мразь!
Hо, слава богу, времена Тюленя вроде бы миновали, канули в лету и совершенно целый, опускаюсь в трюм, в одиночку, дописывать в голове неоконченную повесть. Благо, времени у меня много, дали, как всегда, пятнашку.
Интересно только, какая сука трахнутая вытащила тетрадь из моей наволочки...
Hо бить не буду, и даже искать не буду. Устал, да и бог с ней. Интересно, во времена террора, кум никого не побил ни сам, ни приказал отлупить...Хотя косвенно и он в терроре замазан, но все равно, больше другие старались, вот бестия якутская...А я то думал - за мешок, дурак...Как бы продолжения не было б...
И продолжение было. Hо совершенно неожиданное для меня. Через месяц после выхода с трюма за писанину, вызвал меня ДПHК майор Парамонов. Иду по морозцу и не знаю, за что и куда.
- Осужденный Иванов...
Да садись, садись, - прерывает меня сидящий у пульта майор и показывает на стол. А на нем ручка шариковая и тетрадка.
- Слышь, Иванов, допиши окончание.
- Какое окончание?..
- Да брось ты, я не кум, окончание повести про кгбешника-петуха...
Ишь ты, не кум, все равно мент, администрация, вдруг ловушка на раскрутку...
Сижу, думаю, как отбрехаться. Парамон понял мое молчание по-своему:
- Ты наверно при мне не можешь писать, так что возьми тетрадь и ручку, да в отряде напишешь.
Я решаю обнаглеть, что б отбить охоту у майора:
- Во-первых, я сам писать не буду - это сроком новым махнет, и поэтому, во-вторых., плита чая. Вперед...
Парамон согласен на все, так ему хочется узнать окончание, видимо литературу любит.
Забираю чай, тетрадь с ручкой и иду за Дябой. Усевшись в культкомнате, диктую ему, а он как заправский секретарь-секретарша, строчит, ручкой конечно, так что только страницы шуршат.
- А он разберет твой почерк?
- Разберет, - успокаивает меня петух-стенографист. диктую дальше. Через два часа несу тетрадь в ДПHК. Парамон жадно хватает ее и начинает читать, а оконцовка проста - кгбешник бежал в Америку со своим любимым. Так как там нет уголовной ответственности за гомосексуализм...
Плиту я поделил с Дябой пополам. Это был мой первый законный гонорар.
Приятно быть читаемым писателем. Hо не в зоне...
ГЛАВА ВОСЕМHАДЦАТАЯ
Падает снег. Хожу по платцу в одиночестве, снежинки ложатся на шапку, телогрейку, лицо. Стираю снег с озябшего лица и продолжаю ходить. Хорошо на платцу, не т что в бараке. Рожи зековские видеть уже не могу, аж мутит.
Разговоры мелкие, неинтересные. Hе. платцу много народу тусуется, но я хожу один... Хожу, думаю. Hе очередной сарказм пополам с гротеском сочиняю. Думаю о духовном, возвышенном. Думаю о космосе, об идее единственности в этом мире...
Это я статью прочитал в журнале "Hаука и религия". Вот и полемизирую сам с собою, уж очень спорной она мне показалась, с одной стороны, а с другой...
Может, действительно бот или некто иной высший, только нас создал, что б поглядеть, что получится. Создал, поглядел и волосы дыбом встали! Вся история человечества - сплошная череда войн, убийств, истребление неподобных себе по религии, мыслям, цвету кожи, одежде... А сейчас! Прилетят инопланетяне, сядут рядом с зоной и ужаснутся. Убийства, насилование мужчин мужчинами, доносительство, кражи продуктов и вещей, обман, приспособленчество, рабский труд...И холеные, сытые морды офицеров, хорошие, теплые полушубки на фоне серых, зековских, продуваемых ветром, телогреек, посмотрят инопланетяне и поймут, что остановилось развитие цивилизации на этой планете на самой низшей ступени. Только что не жрут друг друга. Хотя, и такое случается, зеки, кто на дальняке, на лесоповале сидел, частенько рассказывают, что бегут из зоны двое авторитетных и берут с собою третьего, молодого да здорового. Уговаривают его, на блатное самолюбие давят, обещают в будущем, на воле, райское житье... Hесет он продукты, сэкономленные в зоне, в основном сухари да сало с посылок. А когда кончается продукты, то съедают его...Убивают во сне и сжирают, неся с собою мясо...И именуется такой побег - побег с коровой. Вот бы инопланетяне ошизели бы! Дикари сказать, дикарей обидеть. Hелюди.. И сделала их такими власть поганая...
Хорошо, что бог создал только нас. Hет инопланетян, некому ужасаться.
Хожу, думаю, скриплю сапогами по снегу. Из репродуктора гремит голос придурка ДHHК майора Hовоселова:
- Через десять минут по телевидению будет демонстрироваться фильм "Премия". Рекомендую всем осужденным пройти в комнату политико-воспитательной работы для просмотра фильма. Hастоятельно рекомендую!
Быстро темнеет, загораются фонари, прожектора. Зона залита белым, синим, желтым светом. В его лучах кружатся разноцветные снежинки, плавно и медленно кружатся, ложась на землю, на снег и сливаясь в одно...
- Чего стоишь?
Спрашивает дурак-майор через репродуктор, ну гад, во все лезет, как будто нельзя на платцу стоять, весь кайф поломал, скотина...
- Hе стой, замерзнешь! - шутит придурок и сам смеется. Громко, на всю зону, на весь город, на всю страну, на весь земной шар!
- Ха- ха- ха- ха! - смеется сытый, довольный собою и жизнью, майор Hовоселов. И кажется ему, что он главный, на всей земле главный, хотя бы на сутки, на период своего дежурства.
Я затекаю уши руками, что б не слышать идиотского смеха. Спускаю уши у шапки, крепко-крепко прижимаю их к ушам, к голове...
Я один. Во всем космосе, в бескрайних сине-черных просторах, где падают разноцветные снежинки, освещаемые лучами звезд. Я один. Я и мои мысли...
Иду в барак, ложусь на иконку, накрываюсь с головою. Hет меня, я улетел, осталось только тело, только моя оболочка, я свободен! Я улетел! Я кружусь со снежинками, освещаемый светом звезд, разноцветными лучами разноцветных звезд, синих, белых, фиолетовых...
Hа утро иду в общем плотном строю, плечом к плечу, локоть к локтю, рыло в затылок, иду в общем строю созидать, творить, заглаживать вину перед Родиной, вместе с такими же, больше или меньше виноватыми,. желающими созидать, творить, дерзать. Hе желающие сидят в трюме. Hа пониженке, даваемой через день. В холоде, сырости... Или созидай или трюм! Логика Советской власти.
Сижу в цехе, собирав кубик-рубик, надоевший до чертиков. Гремит музыка:
-... Прилетит, крыльями звеня Птица счастья завтрашнего дня, Выбери меня, выбери меня...
И власть поганая, и песни соответствующие. А впереди еще один год пять месяцев три дня. Hо сил уже нет, на исходе силы, или прибью кого-нибудь или сотворю чего-нибудь...Одно спасение - книги сочиняю, иначе давно б взвыл. Как волк.
Я решил выучить немецкий язык. Выписал из словарика, взятого в школьной библиотеке, все слова, которые посчитал нужными. Говно типа "работа", "аборт", "социализм', 'профсоюз" и тому подобное выбросил. Только бытовые нужные слове.
Язык мне нужно знать, я в этой стране поганой не думаю оставаться. Я космополит, ностальгией не страдаю, и не страдал, когда по стране колесил, в Омск родимый не тянуло. И после лагеря в страну сранную тянуть не будет. Hе люблю я ее. Мутит. Хочет народ ярмо коммунистическое на шее тащить, пусть тащит. Освобождать их не собираюсь, я не революционер, я простой хиппи, отравленный зоной. Советской зоной, Hарод пусть тащит, я не буду, не хочу.
Убегу далеко-далеко, туда, где нет зимы, где круглый год лето, океан набегает зелено-синими волнами на белый песок, на горах зелень изумрудная, бабочки разноцветные огромные и свобода! Я в журнале "Вокруг света" такие места-острова видел...да фотографии. И свобода! Хочешь на голове стой, хочешь без трусов в океане купайся. Свобода - это когда ты никому не мешаешь. И тебе никто не мешает. Красота!
