Константин Тетерин - Проза
- То, что ты называешь концом света, - улыбнулся Денис.
- Тогда беды обрушаться на нас? - спросил Вадик, - пытаясь собрать мысли воедино.
- Тогда мы обрушим на себя беды, - сказал Денис, - Никто не будет прерывать нашу жизнь. Только мы можем положить конец нашему миру.
- Но почему эти вспышки?..
- Они забирают тех, кто не заслужил ужас, - ответил Денис.
Внезапно послышался треск и из-за обгорелых веток вышел грязный Петрович.
- Скройте это от меня! - взвыл он и безумным взглядом оглядел все вокруг, - Я не хочу идти туда!
И он пошел дальше, не взглянув на мальчиков.
- А что же будет потом? - полушепотом спросил Вадик, глядя вслед Петровичу. Ему стало страшно.
- Потом - будет потом, - ответил Денис и свет ударил Вадику в лицо.
Когда разноцветные круги наконец погасли, перед глазами Вадика снова появилась зеленая тайга. Он недоверчиво огляделся, подошел к высокому клену и потрогал его пальцем.
- Последнее время, - прошептал он и поднял глаза к яркому солнцу.
- Ну что, Вадик, ты готов? - спросил Денис.
- Не спрашивай меня к чему, - ответил Вадик, - Просто делай то, что должен.
- Хорошо, - и над поляной мигнула вспышка.
ПРЕЛЮДИЯ
Так как рассказ довольно большой, я разбил его на части.
ОГЛАВЛЕНИЕ 1. О том, как затерялось дело Николая Никифоровича. (предисловие) 2. Происхождение человека. 3. Последний герой. 4. На солнечной аллее. 5. Встреча. 6. Как спасти мир 7. Рок концерт на стадионе. 8. Остап Емельянович. 9. Занавес 10. Ставленники (послесловие)
ПРОЗРЕНИЕ
На даче у Алексея Николаевича обычно собирались самые сливки городского общества. Многие художники, музыканты, писатели и ученные приезжали сюда на выходные, чтобы поговорить и просто расслабиться. Особенно забавлял всех старик Зейцман. Он был одним из самых выдающихся физиков мира, дважды получавший Нобелевскую премию за достаточно весомые открытия в области ядерной физики. Но несмотря на это, он никогда не стеснялся принимать участие даже в самых смелых играх и розыгрышах молодых. Многие степенные гости бальзаковского возраста, предпочитавшие сигареты и неспешный разговор за чашечкой чая, удивлялись его неиссякаемой энергии и кажущемуся легкомыслию, на что Андрей Степанович с улыбкой отвечал:
- Не спешите стареть. Вы просто еще не поняли всю прелесть молодости.
Прошлым воскресением Зейцман был по-особому угрюм и молчалив.
- Что с вами случилось? Вы случайно не заболели? - спрашивала его молодая поэтесса Таня, чьи стихи, благодаря некоторым читателям, уже печатались зарубежом.
- Представьте себе, Танюша, - вчера я сделал изумительное открытие.
- Какое же? - Танины глазки заблестели от любопытства. К ним подошли еще несколько знакомых и подсели рядом, с интересом вслушиваясь в разговор.
- Вчера у меня был очередной приступ, - начал Андрей Степанович. Все сочувственно заохали и заахали, но он жестом остановил их и продолжил:
- И, знаете ли, уже на самом, так сказать, пороге меня посетила ужасная мысль.
- Какая? Расскажите, Андрей Степанович, - послышалось отовсюду. Гости притихли, дожидаясь рассказа.
- Я понял, что шестьдесят с лишним лет пустил псу под хвост, - ученый слегка наклонил белоснежную голову, - Вечные поиски, эксперименты, ї - Я всецело отдался им, не заботясь ни о чем более и считал это основой всей моей жизни.
- Но ведь ваши открытия, - начал было кто-то, но тут же осекся.
- Что мои открытия, - грустно ответил Зейцман, - Ими я даже на пол-шага не приблизился к самым главным вопросам. И те, кто пойдет за мной, сделают немного. Поверьте мне.
- Но почему? - спросила Таня, хлопая большими ресницами.
- Человек по своей природе ограничен, - Андрей Степанович обвел глазами слушателей и продолжил, - нам не дано представить бесконечность; мы никогда не сосчитаем число пи, никогда не выкарабкаемся из трех измерений.
- К чему вы это все говорите? - спросил Айзек, композитор местного Большого Театра Оперы и Балета.
- А все к тому, - грустно продолжал Зейцман, - что несмотря на столь жесткие ограничения, мы пытаемся обять необятное. Постоянно думая о далеких проблемах, мы забываем о более нам близких; можно сказать, просто родных заботах. Ведь скажите на милость, что толку от открытия, скажем, контролируемой ядерной реакции, если мы в то же время отравим, к примеру, всю питьевую воду на планете? Ведь постигая крупицу малого и далекого, мы почему-то не обращаем внимания, что теряем большое и близкое.
Все напряженно молчали, раздумывая над сказанным. А разгорячившийся Зейцман тем временем продолжал:
- Человечеству была дана планета, чтобы оно управляло ею. Но мы, видимо, не правильно поняли слово "управлять", если вместо того, чтобы заботиться о ней, продолжаем методично и хладнокровно убивать ее. Ведь какой хозяин будет рубить топором стены собственного дома? Более того, не будучи способными управиться с землей, мы не способны управиться даже с самими собой.
- Так вы против знаний и цивилизации? - спросил профессор Стержнев, ведущий специалист страны по математике.
- Нет, но я против такого знания, как у нас, и его применения, - ответил Андрей Степанович, - Мы бы знали намного больше, если бы принимали и использовали знания должным образом. А так - попомните мои слова! - наше счастье в нашем незнании.
- А ведь подумать только, - ученный мечтательно откинулся на кожаную спинку дивана, - целых шесть десятков лет я мог просто жить и радоваться жизни. Радоваться солнцу, дождю, радуге, снегуї - Господи, как много я потерял! Теперь, понимая это, пытаешся наверстать упущенное, но времени катастрофически не хватает... Да. Малої - задумавшись, кивнул головой Зейцман. И затем сказал свои последние слова:
- Человеку так немного надо для счастья. Но как все же поздно он это понимает.
Ответом ему была гробовая тишина.
В следующее воскресение Андрея Степановича с нами уже небыло. Его подвело больное сердце.
Многие до сих пор вспоминают его последние слова, сказанные как бы в минуту прозрения. Кто знает, может он и вправду понял смысл?..
КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ДОЖДЬ
Сегодня был ветер и почти целый день лил дождь. А, может быть, слезы? Не знаюї Не мне судить. А утром сияло солнце и радостно пели птицы. Кто знал, что печально закончится день? А мы с тобою пели вместе с ними. Пока первые капли не разбились о каменную крышу. Да и то мы тогда не знали, что это начинается дождь. Мы думали, кто-то заплакал где-то там, в безграничной выси. Но вскоре погасло солнце и туча закрыла небо. И я перестал быть счастливым. И ты перестал быть счастливым. Какое уж тут веселье, когда больше нету солнца?
Ты знаешь, подует ветер и мигом прогонит тучу. Успеешь ли ты до того умыться под этими каплями? И станешь ли снова чистым, как будто снова родился? И выйдешь навстречу солцу, чтоб высохнуть после дождя?
Спеши, постарайся быстрее. Кто знает, когда он подует? Дождя хватит всем, но все ли купаться в нем захотят?
И тот, кто остался грязным. Как сможет он выйти с нами? Зачем ему сохнуть нужно, ведь он ни на миг не промок? Останется там, где был он. В тени, за семью замками. И будет жалеть, что солнцу себя он не приберег.
Мы снова споемся с птицами! Мы снова станем счастливыми! Мы снова будем петь песни, когда закончится дождь (пока не начнется дождь?)ї
БЕГ
Почему мы так сложно живем? Почему путаемся в своих же законах и расставляем на себя сети? Почему пытаемся понять необъятное и при этом усложняем разумеещееся? Знаешь ли это ты? Знал ли это Игорь?
Не знал. Точно не знал. Иначе зачем бы он шел сейчас по заросшей солнцем улице, торопясь успеть на работу. Иногда срываясь на бег, он подносил часы к глазам и вглядывался в них, словно надеялся успокоить себя. Но они не показывали совершенно ничего утешительного. Игорь мысленно представлял себе, что ему прийдется выслушать от своего начальника и проклинал все на свете, считая вселенную повинной в его опоздании.
Сердце часто билось у него в груди, выскакивая наружу. Как на зло, улица была многолюдной. Он бежал, расталкивая идущих навстречу людей и иногда вскрикивая от непонятного леденящего ужаса.
- Сумасшедший! Идиот! - кричали ему сзади. С громким визжанием останавливались автомобили, из них выпрыгивали шоферы и грозили вслед кулаками. Кто-то попытался было остановить его рукой, но Игорь оттолкнул его так, что тот упал на мостовую. Он бежал, не разбирая дороги и думая только об одном: как сильно он опоздал. Смеющиеся, кричащие, удивленные и злые лица проплывали мимо, смазываясь в одну общую кашу, а затем исчезали. Светофоры, казалось, мигали не переставая, но Игорь уже не мог различить их свет. Он бежал вперед, ни о чем не заботясь и ничего не замечая.
Споткнулся. Упал. Дорогой импортный дипломат с важными бумагами отлетел в сторону. Игорь поднялся и побежал дальше. Он стал постепенно забывать, куда бежит, и что ему там нужно. Он уже просто бежал, потому что надо было бежать. Потому что не мог иначе. Потому что впереди было нечто важное, отчасти неприятное. Но в этом Игорь был виноват сам, он знал это наверняка. Это как-то было связано с бегом и временем.
