Екатерина Садур - Перелетные работы
- И рябушек совсем нет, - вставила Аленка. - Одни рыженькие веснушки и глаз-василек...
Натка сердито взглянула на Аленку. Аленка потупилась.
- А сама Ева Степановна читает им по тетрадке то, что Домне открылось во сне, в двадцать четыре дня. Домна слушает и кивает, так, мол, и так, потому что все записано с ее слов...
- Наточка, - робко вставила тетя Груша, - у тебя есть эта тетрадь? - и взяла полную руку Натки в золотых перстнях.
Натка мягко высвободила руку, открыла свой черный порт
фель и достала школьную тетрадь с таблицей умножения на корке.
- Все записано с ее слов прямо в больнице, - сказала Натка, - потому что сама Домна Чмелева никогда не училась в школе и не умела писать. "Скоро я заметила вдали город, - начала она сбива-ющимся голосом. - Он был без конца в ширину и длину. Ворота были из жемчуга и других драгоценных камней. На правой створке ворот изображен был архангел Михаил, на левой - Гавриил. В этом городе улицы устланы мрамором с разнообразным узором (крестом, букетом). Дома украшены иконами, а между домами - множество церквей. Я сразу же пошла к часовне, и как вошла, увидела Великомученицу - икону Скорбящей Божьей Матери. Часовня внутри сияла и благоухала. И увидела я перед иконой подсвечник дивной красоты, на нем горели свечи различным светом: голубым, зеленым, золотистым и белым... И тогда один из архангелов сказал мне..."
Дядя Кирша усмехнулся и пошел на кухню:
- У нас в гимназии был Закон Божий, - небрежно бро-сил он через плечо. - Мы сидели в классах и целыми днями читали сказки про Царствие Небесное. А потом после уроков ехали на вело-сипедах домой вниз по бульварам... Какое было время!
- Но ведь есть еще и ад! - твердо сказала Натка и пронзительно посмотрела на него.
- Постой, Кирилл! - приказала тетя Груша.
Дядя Кирша замер вполоборота в дверях кухни.
- "Тут я увидела толпу, - дрожащим голосом прочитала Натка. - Народ валит толпой, а за ним множество бесов всякого рода: гор-батые, высокие, с ушами как у свиней, с коровьими рогами. Они приближались к воротам, над которыми стояла надпись: "Капище всех грехов". Мало кто избавляется от этого капища. Только молитвами великих духовников и благочестивых родителей можно избавиться от него. Издали увидела я раскаленные докрасна двери и услышала го-лоса: "Не к нам ли душу ведут?" И в пламени разглядела я железные балки с цепями. На цепях висели женщины и мужчины. У женщин между ребер торчали младенцы с обугленными головками, а у мужчин из-под каждого ребра выглядывали змеи.
Я спросила: "За какие грехи они так страдают?"
Мне ответили: "Это блудники и прелюбодеи! Змей - это грех, а младенец вытравленный плод!""
- Что ад? - страшно закричал нам дядя Кирша, перебив Наткино чтение. Где доказательства, что он существует?
- Подожди, Кирилл, ты их получишь, - мрачно ответила тетя Груша.
Дядя Кирша ушел на кухню и стал насвистывать какую-то ста-рую мелодию, под которую я никак не могла подобрать слова.
И тут же в ответ прямо у нас под окном подростки тонко и жалобно запели дребезжащую дворовую песню...
Мы вышли на улицу. Тетя Груша держала меня за руку и сводила с крыльца.
- Раз, - отсчитывала она ступеньки, - два...
- Четыре, - подхватила я.
- Нет, - поправила тетя Груша. - Три...
Я хотела поправиться вслед за ней, но во дворе увидела Вовку. Он сидел в песочнице и лопаткой раскапывал подкоп. Его бабушка сидела на лавке под грибком и пристально наблюдала за ним. Я вырвалась от тети Груши, подбежала к Вовке со спины и в ухо крикнула: "Гав!" От испуга и неожиданности его бабка под грибком вздрогнула и поднялась со скамейки, а Вовка обрадовался мне и закивал.
- У тебя не бабушка, а бабка, - прошептала я ему на ухо.
- Ты что! - расстроился он. - Так нельзя!
- Можно, можно... - улыбнулась я.
- А кто тогда у тебя? - обиженно спросил Вовка.
- А у меня тетя Груша!
Я обернулась: тетя Груша торопливо и тяжело шла к скамейке под грибком. Я взяла лопатку и стала рыть подкоп с другой стороны.
- Где твои брови, Вовка? - спросила я, отрываясь от работы.
- Что? - не понял он и потрогал нос и переносицу.
- Где твои брови? - повторила я.
- Да чего там! - махнул он рукой и подставил мне свое лицо.
Глаза у него были полукруглые, остро-синие, в твердых загну-тых ресницах. Над глазами шли соломенные полоски бровей.
- Теперь мне все понятно, - кивнула я и погладила его по лицу.
Ветер раскачал деревья, перевернул их листья светлой изнанкой кверху и песком засыпал Вовке глаза. Его глаза тут же закрылись, и по щекам побежали широкие дорожки слез.
- В чем дело, не понимаю! - тряхнул головой Вовка.
И его глаза раскрылись. Они были заполнены слезами, и на дне плавали черные дрожащие зрачки.
Тогда ветер раздвинул кусты палисадника и на мгновение в расщелине показалась автобусная остановка. На остановке мелькнула Натка. Ее широкий плащ был расстегнут. Из-под плаща виднелось крас-ное блестящее платье... Потом кусты сомкнулись, и остановка вместе с Наткой исчезла. "Не может этого быть! - подумала я. - Натка с Аленкой только что были у нас и рассказывали про одноглазую девочку. Куда она дела Аленку? И откуда на ней взялось это крас-ное платье?" И тогда ветер снова раздвинул кусты палисадника уже прямо перед нами с Вовкой. В просвет между кустами мы увидели раскрытое окно "Перелетных работ". На подоконнике стояла ваза из зеленого стекла с узким горлышком. Из горлышка торчала широкая хризантема на тоненькой гнутой ножке с ост
рым, в рыжих пятнах, листом. Вовка вскрикнул и шагнул в просвет между кустами, я шагнула сле-дом, и ветки сомкнулись за нами. Последнее, что я услышала, был испуганный вопрос тети Груши:
- Где дети?
И сонный, ленивый ответ Вовкиной бабушки:
- Они там... играют... под деревьями...
Но когда я обернулась на их голоса, то увидела перед собой только стену зеленых дрожащих листьев...
Оконные створки "Перелетных работ" раскачивались над нами. Мы с Вовкой запрокинули головы, чтобы посмотреть: под потолком тянулся коричневый кантик обоев, посередине потолка на длинном золотистом шнуре висел желтый абажур. Вдоль всего дома шел низкий кирпичный пристенок, и когда мы на него забрались, то подоконник "Перелетных работ" оказался как раз перед нашими глазами, поэто-му мы увидели, что происходит в комнате. В боковой стене оказались две двери. Одна дверь была полуоткрыта и вела в коридор. В кори-доре виднелись черные обои с зелеными ромбиками. Другая дверь была заперта. Между этими дверями находилась тумбочка с малень-ким серебряным замком на дверце. Из дверцы торчал ключ. Над тумбочкой висело зеркало, отражавшее ровные доски паркета, кар-тину на противоположной стене и подоконник с мордастой хризан-темой в зеленой вазочке. Под зеркалом на тумбочке стоял черный плоский ящик. Вовка осматривал комнату и поводил носом, как принюхивался.
- Что ты вынюхиваешь? - спросила я.
- Ждут гостей... - и Вовка указал на круглый стол посреди комнаты.
Стол был накрыт. На подносе стоял маленький зеленый кофей-ник с вертикальными золотыми полосками и две таких же зеленых чашки. Стояла вазочка с вареньем и вазочка с конфетами. Над ва-зочкой в вареньем, тихо жужжа, кружилась муха. Я думала, что если она сядет на край, то еще ничего, а вот если завязнет...
Я принюхалась вслед за Вовкой и почувствовала крепкий, горьковатый запах кофе. Он смешивался с горьковатым запахом хри-зантемы и от этого казался особенно притягательным...
Неожиданно запертая дверь в стене отворилась, мы с Вовкой при-гнулись и затихли, чтобы нас не заметили. Мы слышали, что по комнате кто-то ходит и вздыхает, потом вздохи превратились в пос-вистывание, а свист выстроился в мелодию, в ту самую мелодию, которую только что на кухне напевал дядя Кирша.
Когда я снова заглянула в комнату, то увидела, что вокруг стола расхаживает старик, назвавший тетю Грушу - Грушенькой. Сейчас он ходил, низко опустив голову, и ножом срезал с яблока кожуру. Кожура свисала крученой змейкой. Вовка захихикал и тол-кнул меня в бок, и я уже собиралась ему ответить, как вдруг старик отложил яблоко на край стола - кожура так и осталась висеть - и поверх наших голов посмотрел в окно. Мы испугались и затихли. Он уже сделал шаг по направлению к подоконнику, но почему-то остановился на полпути и приложил ладони к щекам, как будто бы вдруг надумал умыться воздухом. Он поморщился - ему что-то не понравилось - и направился к зеркалу. Он снял пиджак, затем снял рубашку, и когда он освобождал руки из рукавов, на манжетах звонко и зло блеснули запонки. Вовка снова хотел засмеяться, но я прикрыла ему рот ладонью, и он тотчас сделал строгое лицо.
Я думала, что под рубашкой окажется вытянутая желтоватая майка, точь-в-точь как у дяди Кирши, но вместо майки я увидела его дряблую спину с торчащими лопатками. Я знала, что его лопатки вот-вот должны были выпустить крылья, но сейчас на крылья не бы-ло даже и намека. Старик достал из тумбочки бритву и что-то отре-зал у себя на щеках, потом вслед за бритвой он достал духи и по-брызгал себе на шею. Из коридора донесся звонок, но он не пошел открывать, он вальяжно крикнул: "Войдите!" - и набросил на плечи рубашку.
