Юлия Пескова - Привет, красавица !
- Я вам не лгала.
- Лгали. Вы сказали, что будете спать, а ушли на дискотеку. Я все видел.
- Ну и что? - Меня начало трясти. Я снова отступила, а Дардыков придвинулся.
- Выйдем отсюда, - бросил он отрывисто.
- Что?
- Я сказал: выйдем отсюда. Нам надо объясниться.
- Вам надо, вы и выходите.
Он схватил меня за руку и потащил за собой. Меня охватил панический страх, и я заверещала изо всех сил, перекрывая криком музыку:
- Хосе! Хосе! На помощь!
Я увидела, как от дверей к нам кинулись мощные вышибалы, затем почувствовала, что меня отпустили. Вокруг столпились любопытные, они что-то кричали и указывали в ту сторону, где вышибалы били Дардыкова. Я дрожала, прислонившись к стене.
- С тобой все в порядке? - спросил Хосе.
- Все в порядке. - Я попыталась улыбнуться, но у меня не получилось.
- Не бойся. Он больше не придет. Ребята его отделают как следует.
Я молчала и не могла сосредоточиться на его словах - меня била нервная дрожь.
- Пойдем. Тебе надо что-нибудь выпить. Хочешь, сделаю тебе кальперинью?
Я кивнула.
Через минуту все стало по-прежнему. Любопытные покричали и снова стали танцевать. Хосе вернулся за стойку, а вышибалы встали у дверей. Все еще озираясь по сторонам, я сделала глоток кальпериньи.
Подошел Андре со скандинавками. Тони взяла меня за руку.
- Боже мой! - сказала она сочувственно. - Валериу... Он что, пьян? Я все видела. Ты как?
- Все о'кей! - я смогла наконец выдавить улыбку. - Пустяки.
- У вас все мужчины такие нецивилизованные? - спросил Андре.
Я промолчала.
- Мы заняли место на верхней террасе. Пошли? - Он подтолкнул меня.
- Нет, мне пора.
- Тогда пока? - улыбнулся Андре.
- Пока.
- И ты больше ничего мне не скажешь на прощанье?
- Что я должна сказать?
- Не знаю. - Он усмехнулся. - Я оставлю тебе номер своего телефона.
- Зачем?
Он пожал плечами:
- Может, захочешь мне позвонить. У тебя есть на чем записать?
Я порылась в карманах и вытащила мятый листок. Андре развернул его и поморщился.
- Оскар, - прочитал он.
Несколько секунд он молчал, словно размышляя, затем усмехнулся и вернул мне бумажку.
- Ты права, мой телефон тебе не нужен. - На его лице появилась обычная снисходительная улыбка: - Bon voyage!
По мере того как я шла, шум дискотеки отдалялся, слабел, и наконец его не стало слышно. Надо было скорее возвращаться домой - день предстоял тяжелый: сначала на автобусе в Мадрид, затем на самолете в Париж.
Однако знакомая улица не появлялась. Дорога становилась все более узкой, она поворачивала и петляла среди лабиринта домов. Скоро стало совсем темно - все фонари куда-то пропали, и я уже не могла разглядеть на табличках названия улиц.
"Не хватало еще заблудиться", - подумала я угрюмо и пошла дальше. Дорога свернула вправо и скоро уткнулась в тупик. Чертыхнувшись, я пошла назад, однако дорога снова повернула, и я оказалась на крошечной площади с маленьким апельсиновым деревцем посреди. Казалось, город вымер - вокруг не было ни души. Беспомощно оглядевшись, я продолжала брести, надеясь, что встречу кого-нибудь из местных жителей, однако кругом были только глухие белые стены, теряющиеся во тьме. Стук моих каблуков о камень и безразличное эхо, разносящее его по лабиринту, вызывали у меня глухую тоску. Улицы были столь узки, что, протягивая руку, я упиралась в стену.
Над головой сверкали звезды, и я шла словно по дну темного колодца. Я взглянула на часы: циферблат высвечивал три часа ночи - значит, до автобуса осталось четыре часа... Мне хотелось закричать, разбить стены, взлететь над городом - сделать что-нибудь, чтобы выбраться из коварного лабиринта. Но я продолжала идти, глотая слезы и упираясь в тупики. Через полчаса я снова вышла на площадь с апельсиновым деревцем посередине и поняла, что хожу по кругу.
Обессилев от бессмысленной ходьбы, я прислонилась к стене и закрыла глаза. Кругом было тихо, только пели цикады и откуда-то долетал аромат цветов.
"Попробуем рассуждать логически, - велела я себе. - Город стоит на холме. Внизу есть главная площадь, вверху начинаются горы. Если все время спускаться вниз, я буду приближаться к главной площади. Там всегда людно. Оттуда я найду дорогу". Оставалось только определить, справа или слева находилась эта площадь, но это было невозможно. Положившись на судьбу, я решила спускаться, беря левее. "Авось как-нибудь", - промелькнуло в голове.
Сделав очередной поворот, я вдруг наткнулась на улицу, уходящую куда-то вниз.
Прищурившись, я стала разбирать надпись на указателе, едва видимую в темноте. Когда я разобрала - мне стало немного жутко: вот то место, о котором предупреждал меня Пако, - цыганский квартал.
Мгновение я стояла в нерешительности. Вернуться назад? Но куда? Пойти по цыганской улице? "Цыгане, испанцы - какая разница! - раздраженно подумала я и пошла вниз. - Не пропадать же теперь!"
Наконец я дошла до крохотной площади, точнее, площадки - так она была невелика, - на углу светилась вывеска со странным, совсем не испанским названием, а из-за дверей, над которыми она висела, доносились звуки музыки.
Я заглянула внутрь - это был обыкновенный бар. Возле стойки сидели обычные люди: встретив их в центре города, я никогда бы не определила в них цыган. "Зайду и узнаю, как дойти до главной площади, - решила я. - А заодно что-нибудь выпью".
На мое появление никто не обратил внимания. Спросив сангрию, я уселась на высокий стул и прислушалась - где-то пел женский голос. Он лился из темной глубины бара.
- Нравится? - спросил бармен, подавая мне бокал. Я кивнула. - Это внизу. Он указывал пальцем в темноту. - Можешь спуститься.
Следуя движению его руки, я оказалась внутри странного темного помещения, напоминающего пещеру. Скоро глаза привыкли ко тьме, и я различила в углу, на слабо освещенной площадке, двух мужчин, играющих на гитарах. На их лицах застыло напряжение, почти исступление.
Нашарив в темноте стул, я опустилась на него и уставилась на музыкантов. Никогда нигде я не слышала подобной мелодии - она была так прекрасна, что на глазах у меня выступили слезы. А странный, огненный голос дрожал, обрывался, вспыхивал, как пламя свечи, и люди, глядя во тьму, молчали, завороженные мелодией.
Я тоже молчала, забыв, что мне надо идти, что надо искать главную площадь, что надо собирать чемодан. Мне казалось, когда-то давно я уже слышала эту песню, эту непонятную и дикую мелодию. Только когда? И почему в ней столько тоски? Почему она разрывает сердце? Словно у меня отняли что-то прекрасное...
Мои мысли смешались. Вся жизнь вдруг показалась мне бессмысленной и пустой. Лишенной солнечного света, любви и красоты. Моя нелепая жизнь... И этот голос...
Песня стихла. Люди вскочили, захлопали и принялись громко кричать "оле". Рядом со мной изо всех сил надрывался какой-то турист, он свистел и подпрыгивал на месте. "Наверно, я попала на концерт цыганской музыки", - подумала я.
Из темноты возникла худая женская фигура - это ей кричали люди. Она вышла на середину сцены, обвела глазами зрителей и улыбнулась.
Я узнала Кармен.
От удивления я поперхнулась сангрией, и, пока откашливалась, Кармен исчезла. Ее сменил другой певец - старый грязный цыган. И опять зазвенели аккорды, и опять полетел, срываясь в пустоту ночи, странный голос, теперь уже мужской...
Я вернулась домой на рассвете. Оказалось, я жила в трех минутах ходьбы от цыганского квартала, почти на соседней улице. По трем оборотам ключа я поняла, что Кармен еще не пришла.
До автобуса оставался только час, и я кинулась собирать вещи - они не умещались, я чертыхалась и уминала их коленом. Наконец мне удалось застегнуть молнию, отчего чемодан неестественно раздулся.
Я оглядела комнату - мне казалось, я что-то забыла. Но в комнате не оставалось ничего, кроме кровати, стула и стеклянной вазы на полу. Я поставила чемодан перед дверью. Теперь надо было вызвать такси.
Но мобильника в сумке не было.
Я снова открыла чемодан и перевернула все вещи, но ничего не нашла. Я осмотрела комнату, кухню и ванную - мобильник пропал.
В растерянности я опустилась на стул, схватила со стола сухую корку хлеба и стала нервно ее грызть. Неужели я его потеряла? Где его искать? Наверно, его украли...
Цыгане!
Однако размышлять было уже некогда. Я взяла телефон Кармен и вызвала такси. Пока я говорила, мой взгляд упал на аккуратный сверток, лежащий на столе. Рядом была записка, адресованная мне. Я развернула ее и прочитала:
"Прощай. Счастливого пути и удачи. Возьми мой подарок".
Несколько секунд я разглядывала прыгающие, корявые буквы - и мне стало грустно. Я взяла в руки сверток. Тем же почерком, но другими чернилами на нем было написано: "На память от Кармен". Я развернула хрустящую бумагу и извлекла темный компакт-диск.
Я успела на автобус в последнюю минуту. В салоне было холодно - несмотря на прохладное утро, кондиционеры работали вовсю. Я вытащила из сумки свитер и приготовилась к долгому путешествию.
