Василий Гроссман - Четыре дня
Факторович продолжал издеваться, и Москвин так смутился, что не мог поднять головы, сидел красный, со слезами на глазах, и старательно, деловито жевал, точно ел не кисель, а жесткое мясо.
Спас его приход доктора, как всегда опоздавшего к обеду. Доктор не выносил, когда разговор шел без его участия. И сейчас, усевшись, он потер руки, беспокойно посмотрел на Факторовича и сказал:
-- Позвольте, позвольте минуточку, я вам лучше расскажу нечто более интересное.
И он принялся рассказывать. Все давно уже пообедали, Поля убрала со стола, а доктор все выкладывал да выкладывал одну новость за другой. Сегодня к нему приходил в качестве пациента польский офицер, от него доктор узнал подробности прорыва. Фронт уже отодвинулся на восемьдесят верст от города. Он искал сочувствия военкомов, точно они должны были радоваться вместе с ним, и когда он сказал: "Да, надо думать, что на этот раз большевикам пришла крышка", -- его вдруг испугали лица Факторовича и Москвина, они смотрели на него какими-то зверскими глазами.
-- Вам нездоровится? -- спросил доктор у Факторовича.
Один лишь Верхотурский улыбался и посмеивался, и доктор, обращаясь к нему, продолжал:
-- Могу вас порадовать: сегодня заезжал ко мне городской инженер и обещал через два дня пустить станцию, штаб армии дает ему восемь вагонов каменного угля. Да, во всем чувствуется совершенно новый дух. Когда привезли с фронта раненого начдива, привезли, конечно, ко мне, и нужно было посмотреть рентгеном раздробленное бедро, потому что Степан Корнеевич не брался без снимка делать операцию, военный комиссар велел вырубить роскошный сад и топить фруктовыми деревьями котлы, чтобы дать энергию. Культурно? Разумно? Владелец сада, Мерк, честнейший человек, немец, уважаемый всем городом.
-- Да, это ужас, -- сказала Марья Андреевна. -- Когда он мне рассказывал об этом, то плакал горючими слезами и я плакала вместе с ним.
-- Какие у него были груши! -- перебил доктор. -- Каждый год ко дню рождения жены он посылал нам большую корзину; я ведь лечил всю его семью, двух дочерей, тещу...
В это время кто-то робко постучал в дверь и спросил:
-- Доктор, вы скоро?
Это, очевидно, был ходок от ожидавших в приемной больных. Доктор вскочил и убежал, не закончив рассказа про груши.
После обеда Москвин и Факторович сидели на кроватях. Уныние охватило их. Покачиваясь и зевая, они смотрели друг на друга.
-- Эта жирная жратва превратит нас в кретинов, -- убежденно проговорил Факторович.
-- Да, -- сказал Москвин, -- давай поговорим с Верхотурским, -- нужно драпать отсюда.
-- Тут, наверное, есть подпольный комитет, но как с ним связаться?
В это время вошел Верхотурский. Он оглядел унылые фигуры товарищей, уселся рядом с Москвиным, обнял его за плечи и сказал:
-- Дети мои, может быть, вам и следует еще пожить здесь и полечиться, но мне лично пора прекратить пытку сливочным маслом и цыплятами, труба зовет.
-- Мы не останемся, -- в один голос крикнули Москвин и Факторович.
Верхотурский изложил им свой план:
-- Я говорил с доктором. "Культура культурой, -- сказал я ему, -- но если нас обнаружит дефензива, то тебе не поздоровится". Вы знаете, что он горит желанием помочь нам, ему это легко сделать. У него громадные связи, все извозчики его знают, доктор сегодня был у одного, промышляющего контрабандой; он должен вернуться через два дня, и в следующий рейс мы поедем с ним. Вот и все.
-- А как же он нас провезет, -- усомнился Москвин, -- вдруг начнут документы проверять?
Верхотурский рассмеялся:
-- Ну, милый мой, вы не знаете этих бородатых мошенников. Они провезут на подводе дредноут, не то что трех добропорядочных людей. - Он снова рассмеялся. -- Я вспоминаю, как при налаженной границе возил через Дунай кипы нелегальщины; единственное, чего боялся мой гид, это как бы лодка не утонула от чрезмерного груза.
-- Не знаю, -- сказал Факторович, -- а по-моему, нужно искать связей с подпольным комитетом, я не верю этой сволочи.
-- Что же, Факир, ищите, -- ответил Верхотурский, -- я вам не запрещаю.
-- Буду искать, -- сказал упрямо Факторович, -- я не верю этой накипи.
Он ушел из комнаты и в коридоре столкнулся с Колей.
-- Верхотурский здесь? -- спросил Коля. - Я хочу у него узнать, не ошибся ли я, когда записал...
-- Он спит, -- перебил Факторович и отвел Колю к вешалке.
-- И я пойду, -- умоляюще прошептал Коля и схватил Факторовича за руку.
Потом Коля принес в ванную комнату охапку своей одежды, и Факторович надел серую курточку, а свою гимнастерку бросил в корзину для грязного белья. Курточка пришлась ему впору -- он был узкоплеч и мал ростом.
За ужином обнаружилось, что Факторовича и Коли нет дома. Поля сказала, что видела их -- они ушли вместе. На дворе было уже совсем темно. Марья Андреевна посмотрела на часы, потом на темные окна и схватилась рукой за грудь -- у нее начался сердечный припадок. Марью Андреевну уложили на диван, и доктор, стоя над ней, громко шептал, отсчитывая валериановые капли. Вдруг она зарыдала и протянула вперед руки -- в дверях стоял Коля. Лицо его было грязно, рубаха порвана.
-- Пей, пей, -- плача от радости, закричала Марья Андреевна и протянула сыну приготовленный для нее стакан с валериановыми каплями.
-- Оставь меня в покое, пей сама, -- сердито сказал Коля и быстро спросил: -- Он не пришел?
-- Нет, -- ответил Москвин и сразу все понял. Ясное дело -- Факторович попался. Да, Коля подтвердил это. Они вышли на улицу и на углу увидели бегущих людей. "Назад, назад", -- кричали люди. Они не успели убежать, их окружили солдаты и погнали на главную улицу. Там их присоединили к толпе задержанных.
Конный офицер ездил вдоль колонны и хлыстом указывал на некоторых людей, велел им выйти из толпы; указал он и на Факторовича.
-- Учуял гад, -- сказал Москвин.
-- Ну, и их увели под конвоем, -- рассказывал Коля, -- а нас погнали на товарную станцию грузить мешки в вагоны.
-- С чем мешки? -- спросил доктор.
-- Зерно и сахар, -- всхлипывая, ответил Коля, -- наверное, сто вагонов.
-- Это в обмен на каменный уголь, -- сказал Верхотурский.
-- Да, в обмен, -- подтвердил Коля, -- а потом один пьяный, я не знаю кто он, в коротеньком мундире, вынул шашку и начал резать одному старому еврею бороду, и у того пошла из лица кровь, и он стал кричать, а он начал его бить сапогом. И все стали кричать и плакать, чтобы он его отпустил, и тогда они начали бить всех саблями, не насмерть, а плашмя, по лицу и по голове. И поднялась паника, а там еще кругом стояли женщины, и они ужасно закричали и заплакали, тогда я проскочил под вагон и убежал. Да, и еще когда всех начали бить, возле меня стоял один еврей, грузчик, и он вдруг страшно закричал: "Ой, люди, я отжил", -- и ударил того, коротенького, по морде, и он упал, а я сам видел, как они его зарубили.
-- Боже мой, -- вдруг поняв все, вскрикнула Марья Андреевна, -- ведь ребенок был на волосок от смерти!
Она обхватила Колю за плечи и, прижав к себе, начала целовать в щеки, а он вырывался и сурово говорил:
-- Да оставь ты эти глупые нежности.
-- Чего ради вас понесло на улицу? -- спросил доктор.
-- Просто вышли погулять.
В комнате-кладовой Коля рассказывал секретные подробности Верхотурскому и Москвину.
-- Да, скажи мне, пожалуйста, куда он хотел идти? -- спрашивал Верхотурский.
-- К машиностроительному заводу, в рабочие кварталы.
Верхотурский ударил себя обеими руками по ляжкам:
-- Вот уж действительно совершенный ребенок! Что же он хотел в рабочих кварталах стать на углу кварталов и останавливать прохожих: "Простите, вы случайно не член подпольного комитета?" Он тебе не говорил, что собирался делать в кварталах?
-- Пойду искать, -- решительно сказал Москвин.
-- Что?!! -- гаркнул Верхотурский. - Хватит того, что один уже провалился возмутительно, по-дурацки; не терплю этого картонного героизма, несообразного ни с какой целью.
-- Может, и несообразный, - сказал Москвин, -- а я Факторовича так не оставлю.
- О господи! -- вздохнул Верхотурский и принялся убеждать Москвина.
Почти до утра по коридору раздавалось топанье Полиных босых ног --разволновавшаяся Марья Андреевна принимала лекарства и пила чай. Но Москвин не вышел в коридор, он сидел на кровати, держась руками за голову, и тихо вопрошал:
- Эй, Факторович, дружба, что же это? Верхотурский лежал молча, и не было известно, спал он или думал, глядя в темноту.
VII
Это был тяжелый день. Утром доктор ссорился с женой. Из спальни были слышны их злые голоса.
-- Ты превратила наш дом в конспиративную квартиру, -- говорил доктор, -- теперь этот человек на допросе укажет, что скрывался у нас, потом найдут этих двоих. Ты понимаешь, что это все значит?
-- Это не твое дело, - отвечала Марья Андреевна, -- я буду отвечать за все, а не ты.
-- Ты нас погубишь, сумасбродка!
-- Не сметь учить меня, -- крикнула Марья Андреевна, -- ни один человек не посмеет сказать, что я ему отказала в помощи, слышишь ты или нет?
