Дмитрий Мамин-Сибиряк - Золотая ночь
- Ишь, подлецы, как провожают... - ругался Собакин. - Наверно, Агашков подослал или этот немец с сигарой...
Небо было совершенно ясное, солнце только что закатилось, из лесу тянуло свежей ночной сыростью. С большой дороги мы свернули по указанию Спирьки куда-то направо и поехали в цело, то есть без всякой дороги, по какому-то покосу. Меня удивило то, что мы ехали от реки Причинки, тогда как должны были держаться около нее. Впрочем, она текла крайне извилисто, и мы, вероятно, просто выгадывали пространство. Все молчали и как-то старались не смотреть друг на друга, точно премированные заговорщики. В одном месте, когда мы ехали около соснового подседа, над нашими головами пролетело несколько тянувших вальдшнепов с тем особенным кряхтеньем, которое настоящего охотника заставляет замирать на месте. Но теперь было не до охотничьих восторгов, и мы пропустили тягу совершенно равнодушно. Но чем дальше мы подвигались, тем больше начинало попадаться нам подозрительных признаков - перепутанные колеи, следы лошадиных ног, какой-то отдаленный глухой шум или неожиданный треск где-нибудь в стороне.
- Это все партии гуляют по лесу, - объяснил Флегонт Флегонтович; он несколько раз выскакивал из экипажа и припадал ухом к земле, чтобы лучше расслышать лошадиный топот. - Далеко до Сухого Пала осталось, Спирька?
- Да еще верст семь надо класть, Флегон Флегоныч... а может, и побольше. Кто его знает: здесь ведь места-то баба мерила клюкой, да махнула рукой...
В одном месте мы спугнули несколько пар журавлей, которые с печальным криком полетели дальше. Место было болотистое с низкими кустами ольхи, черемухи и болотной ивы; наш экипаж прыгал по кочкам и постоянно грозил опасностью перевернуться вверх дном. Откуда-то повеяло холодной сыростью, это была вода, может быть, одно из бесчисленных озер. В другом месте, в лесу, слабо замигала красная точка и потянуло дымком; наш обоз остановился, и вперед посланы были лазутчики. Оказалось, что стояла станом какая-то партия, ожидавшая наступления двенадцати часов: рабочие были не здешние, а хозяин "из господ", как объяснили вернувшиеся лазутчики.
- Должно быть, заблудились, сердечные... - посмеялся Флегонт Флегонтович, однако велел объехать партию подальше стороной, "чтобы не навести на сумление".
Взошел молодой месяц, и все кругом потонуло в фантастическом, колебавшемся свете. Собственно говоря, сравнительно с душистой и туманной летнею ночью, эта холодная и, так сказать, сухая весенняя ночь была просто жалка, но что было хорошо в ней и что придавало ей какую-то особенную поэзию - это неумолкавшая жизнь пернатого царства. Каких-каких звуков только не было!.. Кроме журавлиного и лебединого крика и кряхтенья вальдшнепов, слышалось неумолкаемое пение со всех сторон. Какие птицы пели - не умею сказать, за исключением иволги, которая резко выделялась среди других певцов. Где-то точно разговаривают и кричат две голосистые бабы, потом глухо забормотал на листвени тетерев, потом, точно из-под земли, донеслось неистовое фырканье и кудахтанье игравших на току косачей. Ночь была тихая, и можно было расслышать игру на нескольких токах. Но всего удивительнее был какой-то страшный крик, точно во всю глотку ревел пьяный мужик; я даже вздрогнул в первую минуту.
- Что, испугались? - смеялся Флегонт Флегонтович. - Угадайте-ка, что за зверь это отличается? Не угадать... Это куропатка.
- Не может быть!..
- Уверяю вас; я сам сначала не верил, пока не убедился своими глазами. Ревет, точно оглашенная...
В сторонке тихо и нерешительно слышалось осторожное заячье бобоканье; зайцы кричат иногда пресмешно в лесу - сядет на задние лапки, насторожит уши, вытянет мордочку и начинает как-то по-детски наговаривать: "бо-бо-бо-бо"...
- Гли-ко, гли*, Флегон Флегонтыч, - зашептал Спирька, показывая головой в сторону небольшой сосновой гривки, у которой стояли две темные фигуры. Вишь, как зорят** за нам...
______________
* Гляди, гляди.
** Зорят - смотрят.
- Ну, пусть их зорят.
- А в лесу лошадь привязана - вон одна голова торчит...
- Ах, подлецы! Чьи бы это?
- Темно, не признать сыздали. Быдто из сосунят кто по обличью-то... может, и наши причинные.
Кроме этих отрывочных эпизодов, наше путешествие совершалось в мертвом молчании; слышался только лошадиный топот и стук колес, когда они попадали на древесный корень. Вахромей сидел на козлах в обычном молчании и только изредка, в виде особенной милости, благоволил всыпать вертлявой пристяжной несколько хлестких ударов.
- Эва тебе и Сухой Пал... - проговорил, наконец, Спирька, когда впереди серым неясным пятном выступила между редкими соснами узкая лесная прогалина. - И Гаврила Иваныч тамоди* с людям дожидает нас... в самую точку попали.
______________
* Тамоди - там.
Сухой Пал выделялся какой-то суровой красотой и резко отличался от других мест, по которым ехали до сих пор. Кругом росли вековые сосны в обхват толщиной; почва делала мягкий уклон к небольшому круглому озерку и кончалась крутым обрывом, на котором росла корона из громадных лип.
- Старцы здесь жили в допрежние времена, - объяснил Спирька, - вон и липняк насадили для пчелы... Только их начальство выжило; потому как они, старцы-то, к старой вере были прилежны... строго было. Весь скиток разорили...
Партия Пластунова дожидалась нас уже с час. Посыпались рассказы с обеих сторон о встречных партиях. Весь лес на десятки верст по течению Причинки был переполнен людьми, ждавшими наступления полуночи.
- Страсть сколь народичку понаперло, - удивлялся Гаврила Иваныч, поправляя свою баранью шапку. - Немца видели... ну, еще с сигарой ходил. В двух верстах отсюдова будет...
- А Агашкова не видал?
- Нет, как будто не заприметил. Тут все какие-то новые партии, Флегонт Флегонтыч. И господь их знает, откуда они набрались. В Причине как будто их не видать было, все наперечет. Это все пришлые... Надо полагать, режевские али невьянские.
- Все равно... один черт, - ворчал Собакин. - Столбы разведочные приготовили?
- Два столбика сорудовали... и слова написали.
- Хорошо. Уж десять часов скоро, - говорил Собакин, со спичкой разглядывая циферблат своих часов. - Далеко отсюда?
- Версты три, надо полагать, будет; в час доедем.
- Часик подождем.
Ехать прямо на заветное местечко прежде времени мы не могли, потому что на нас могли набежать другие партии и начать спор по заявке. Но, с другой стороны, полная неизвестность являлась тяжелым кошмаром для всех. Время тянулось убийственно медленно, как при всяком ожидании, и Флегонт Флегонтович беспрестанно жег спички, чтобы посмотреть, сколько осталось.
Ровно в одиннадцать часов мы трогаемся в путь в мертвом молчании, но лес кругом гудит от конского топота и торопливо шмыгающих людей. Мимо нас проскакала партия верхом на лошадях; где-то далеко рубят дерево, и каждый удар топора звонко разносится в ночной тиши. Вероятно, это готовят разведочный столб. Вот где-то совсем близко посыпались тоже удары топора, кто-то рубит лихорадочной, неумелой рукой. Опять встреча, едут на двух телегах, разъезжаемся молча - ни слова. Торопливо бегут какие-то мужики с лопатами и топорами. Уж близко совсем, вот и небольшой пологий ложок, который спускается корытом к Причинке.
- Здесь... - шепчет Спирька.
Флегонт Флегонтович отряжает Пластунова с Гаврилой Ивановичем вверх по Причинке, к какому-то Семенову Бугру, где он должен ждать сигнала и сейчас же ставить разведочный столб.
- Как я заиграю, значит, место свободно, ты сейчас и катай столбы и шурфы, - наставительно шепчет он своему доверенному. - Через полчаса, чтобы все было готово... Слышишь?.. Я как заиграю, ты сейчас и действуй.
Партия Пластунова исчезает в густой сосновой заросли, а мы остаемся на ложке, в ожидании двенадцати часов. Заветное местечко на полверсты ниже, но занимать его теперь рано, можно только привлечь внимание проходящих мимо партий. А народ так валит и валит, все дальше, вверх по Причинке; каждая новая партия заставляет переживать скверное чувство: а как она да наше место и захватит? Но пока все благополучно - все проходят мимо.
- Начинай, благословясь, - командует Флегонт Флегонтович, откладывая несколько широких крестов. - Ну, восемь минут осталось... пора.
Мы отправляемся вниз по Причинке, которая здесь шириной всего несколько аршин, а в некоторых местах ее просто даже можно перескочить с разбегу. Лошади остались на месте, а мы идем пешком.
- Скорее, скорее... - торопит Флегонт Флегонтович, задыхаясь на ходу. Спирька, где место-то?
- Да вон береза-то развилашкой стоит, тут и место, - объясняет Спирька, едва поспевая за Собакиным на своих кривых ногах.
За нами несколько рабочих несут разведочный столб.
- Стой! - командует Флегонт Флегонтович, когда мы поравнялись с указанной березой. - Ровно двенадцать часов... ставь столб!
В подтверждение своих слов он показывает нам свои часы; Спирька с двумя рабочими копают яму, а Флегонт Флегонтович вынул из кармана футляр с флейтой, собрал инструмент, и по лесу далеко покатился вальс из "Корневильских колоколов":
