Ришат Садиев - То день, то вечер
- Нет. я была на против, пусть покупает. Жизнь дабьше как-то не просчитывалась, человек я, видимо. внушаемый: чуточку нажали, и я уже в образе - серость, фершел, секси-гёрл, без пяти минут не будем говорить кто. Все, вошла в образ. Школу с медалью не кончала. на журналистику не поступала, ничего из себя не представляю, значит, пора становиться кому-то бесплатным приложеньем..
- Хорошо оплачиваемым приложеньем, - поправил я.
- Ну и теперь можешь себе представить, что в этот день приходит письмо, где мне сыплют соль на старые раны и напоминают о нашем общем светлом прошлом. Гоша, как я тебя в тот день любила, хорошо, что ты был в Казани. Я выгнала Жорыча, якобы надо отсыпаться после смены, и стали тебе писать, что продаю мою фигуру за валюту. Вечером вернулся Жорыч. я едва успела сбегать на кухню чай поставить, а он уже взял со стола и твое письмо, и моё.. знаешь. я ему чисто механически, спокойно так сказала, что не принято читать чужие письма.. а он ушел и больше не пришел..
На этом программа в "Молодежке" закончилась. Мы вышли на Дерибабушку, мимо прошла парочка, и я уставился на подругу: рубаха у нее была до пояса расстегнута, под рубахой оказалась футболка в обтяг, но пока я ее разглядел, над моим ухом завопили:
- Ну шьшё, шьшё ты смотришь?!!
Вопит эскорт расстегнутой рубахи. Ворона подошла к жлобу. пробурчала что-то вроде "а это не твое дело, что он смотрит, человек из Казани, у них так не носят, вот и смотрит, не твое дело".
Потом сказала мне очень бесстрастно:
- Кстати. это Жорыч. Не туда ты смотрел.
Я действительно смотрел не туда, но теперь Жорыч затерся в толпу, к тому же спиной. Спина была широкая, очевидно, медкомиссия в мореходке работала от души.
- Видишь ли. он при всем своем внешнем жлобстве очень неглуп. - сказал Галка, - после твоего письма он понял, что я - ваш человек, а ответ писала в состоянии аффекта, который когда-нибудь пройдет.. поэтому он больше не вернулся.. он понял, что вы меня развратили.. не обратили в веру, а именно развратили. Блаженность, оказывается, болезнь заразная.. я отказалась от двух выгоднейших браков.. взятки на адресах берет врач.. со мной очень любят ездить, со мной не надо делиться.. меня щадят даже.. короче, простым смертным предлагают валюту только за постель, мне - просто за фланированье вместе на людях.. сейчас я и это не беру. Развратили. Вырастили вы себе на радость в Одессе сироту казанскую.
- Не идеализируй, - сказал я, - в Казани не все такие, даже в "Эскадроне".
- Все равно меня тогда убил ваш антипрагматизм.
Больше я его живьем никогда не видела.. а вы.. особенно Мохов.. в ПТУ почти с медальным аттестатом.. похоронил свою кинокарьеру.. ради кого? и каждый раз, когда я пытаюсь сделать хоть один прагматичный шаг, вы встаете у меня перед глазами.. я реву, бешусь. умоляю "мальчики, ну разрешите, ну только один раз!", а вы неумолимы и ничего не даете сделать, понимаешь?
- Ну и как из нас привидения? - фиркнул я.
- Тьфу! - сказала Ворона, - с тобой не исповедуешься..
В коммуналке я опять спросил про раскладушку, Галка сказала. что хорош юродствовать. и я лег с ней. "Видимо, все в моей жизни должно было когда-нибудь вернуться на круги своя", - подумал я утром. и мы пошли на пляж. На пляже я все-таки спросил:
- Ты стала сторонником свободы секса?
- Нет, просто я подумала. что все вернулось на круги..
Я оцепенел: насколько она все-таки наша...
- .. а спираль у меня уже сто лет стоит, на случай вооруженного столкновения, - жахнула меня Галка минуту спустя, и я двинул в ерофлот за обратным билетом.
- ..так что терять нам нечего, - сказала Ворона мне вслед.
ПОТОК СОЗНАНИЯ ПО-КАЗАНСКИ, ПЕРВЫЙ ДУБЛЬ. САМОСВАЛ
Я позволил себе пошутить у кассы, когда передо мной кончились казанские места:
- Что-то везде передо мной все кончается. если далбьше так пойдет. то мне когда-нибудь, видимо. придется присутствовать при конце света.
Кассирша сочувственно на меня посмотрела и сказала:
- Самосвал, твои казанские шуточки в Одессе не пройдут.
- А откуда ты знаешь. что я - это я?
- Прочла художества твоего дружка.
Речь шла либо о повести Ришата, либо о дневнике Мохова. Времени думать, мог ли сюда попасть дневник, у меня не было.
- Дневник у тебя? - сказал я, - он просил забрать, если что.
- У меня, - сказала она, - и это означало. что прошлым летом Александр Николаевич Мохов удрал в Одессу.
Касса закрылась, в штатском касиршу звали Маринка. и я пошел к ней домой. Муха, судя по приблизителбьной, с ее слов, дате отлета, пробыл здесь не больше трех дней. Иной причины поспешного отъезда, чем стычка с Вороной, еще зведенной тогда моим письмом, я не нашел; естественно, спешка и мандраж были столь ужасны, что не посеять что-нибудь в кассе Шурыч просто не мог; и Маринка, естественно, не помнила, куда он улетел. Пакет с дневником и номером желтых "Московских новостей" мне в сохранности вернули, кроме конфет, которые Маринка, естественно съела; за что пообещала отправить меня в Казань, как штык из носу, хоть почтой; и подозрительно настойчиво стала приглашать в гости, на что я посетовал, что небогат изделиями из резины, а Маринка фыркнула, что думать надо о высоком и вечном. И я стал читать дневник Мохова.
3
"...Я ХОЖУ ПО УЛИЦАМ И ЗАМЕЧАЮ"...
"Я хожу по улицам и замечаю: все красивые девушки и мало-мальски видные парни - не нашего круга. Интеллигенция вырождается, да здравствует миддел-класс.. зачеркнуто... здоровое незакомплексованное быд.. зачеркнуто.. НЕ - На - ВИ - ЖУ.."
"..приходя со смены, и ложась спать, я не запирал дверь. Просыпался от ключенного мафона, под него танцевали Крюкина с Панкратом, на кухне Самосвал жарил яйца - больше он ничего не умел, Ришатик насиловал гитару, Асан гавкал за политику. Я брел мимо них в ванну, завернутый в одеяло, под душем просыпался, и просыпаться было не больно; в те дни, когда сны блекли перед кайфом жизни, и так что день, что вечер, и опять - что день, что вечер. Вся жизнь была. как затнувшаяся новогодняя ночь.
Новогодняя ночь кончилась. Похмелье. Пустота."
... Снова Новый Год...
"... в 78-м по ТВ под Новый год была "Собака на сене" - все влопались в Боярского, в 79-м - "Обыкновенное чудо" - все влопались в Абдулова. Каждый год рожают новых кумиров. чтобы задать стандарт, каких надо любить. Такие, как я, в стандарт не попадают. И даже тех, у кого нет парня, приходится отбивать. У Боярского и Абдулова. которые, собственно, не виноваты. Страна дураков.."
Вот про меня. "Самосвал сказал, что если предки раньше ночью спрашивали: "Где ты был?!". ща спрашивают: "Ты ел?".. Да. предков я-таки выдрессировал. Дальше идет про Асана:
"Асан сделал в КАИ научный диплом"..
Это я помню. Асан сделал диплом. шеф похвалил и спросил. чего ж ты, мол, раньше не шел в науку? Асан иногда бывал прост, как три копейки, и тогда тоже. недолго думая, выдал:
- П-панимаете ли, д-для меня п-правинциальная наука - это как шахматы в скверике. Страсти те же, а уровень - п-пардон-н!
Шеф ответил неинтеллигентно:
- Дурак ты и не лечишься!
Но Асан был не дурак, потому что военкоматские психиатры его признали нормальным, и он на два года ушел служить. Армию на распределении взял сам. сказал: "Один черт заберут", представитель министерства бороны шепотом ужаснулся: "Какой цинизм!", но на публику громко похвалил Асана за любовь к Вооруженным Силам.
Так наша тройка стала двойкой, с моим отъездом в тогдашний Брежнев распавшись совсем; увы нам! это еще все были цветочки..
ШАХМАТЫ НАЧИНАЮТСЯ. САМОСВАЛ
Мы с Вороной пошли в гости к рядом живущему каэспэшникую. допелись до "море транспорта, не знаешль на чем ехать", вернулись в коммуналку. благо было недалеко, пешком; и я уяснил, что судя по тем, кто здоровался с Вороной и приглашал нас зайти, окружение ее здесь было пвсть не "Эскадрон" и не "скиверодка", однако пристойное вполне; мои же истошлные призывы ехать и спасать свою духовность в Казани, напротив, были глубоко непристойны, ни в каких спасательных операциях Ворона не нуждалась. В баре я видел, каким раздевающими взглядами скользили по ней те, кому по статусу вроде было положено думать только о вечном и высоком - барды, осколки "Юморины", мужики из клуба эрудитов и далее в таком духе; однако, выше головы не прыгнешь, над плотью не встанешь, это относилось и ко мне: я просто хотел заполучить Ворону в Казани, подсластить пилюлю после полного пролета с казанскими подругами, кои удавились за московскую прописку. В письме этот мотив мог из подсознания выплыть, но помнится, что не выплыл. Если выплыл - резкость Галкиного ответа объяснима проще, чем это представляется самой Галке; и остается лишь попросить разрешения перечитать мое письмо, если оно, что весьма сомнительно, живо.
... Одесса. Франца Меринга, дом.. квартира... "Милая Галка!
Часто вспоминаю, как мы разыгрывали твоих врачебных родичейю. что ты в поте лица поступаешь на Казанский журфак. Мне до сих пор весело оттого, как мы их ловко разыграли, но грустно, что это был всего лишь розыгрыш. Я долго шел к этому решению, не хотел сбивать ход твоей жизни и быть бегемотом в посудной лавке, но сейчас прошу: возвращайся, Галка! Ты не прошла в МГУ из-за Хрона, и я не виню тебя ни в чем. Просто за месяц на суперпрестижном абитуре люди кажется интереснее, чем он сыграл на этом. А еще мы все готовились стать столичными, а в столице талант всегда воспринимается, как нечто должное, потому Хрон и смог тебя купить всего за пару авторских песен - раз дело происходит в ДАСе, человек поет тебе свои песни и энный раз сюда поступает значит, гений - и ты клюнула. На абитуре где-нибудь в Елабуге ты б послала такого куда подальше - в провинции даже реальный гений обычно кажется чудиком, его избегают в свете, не ходят замуж, и даже платные проституки играют перед ним в девочек - упаси бог связаться с тем, в кого весь город тычет пальцем. Хрон, никакой, конечно, не гений, но в чем-то, очевидно, ущемленный дома, нашел себе отдушину - поступать в МГУ каждый год, а мы с Жеником, вернувшись восвояси получать свои синенькие дипломчики, я считаю, поступили честнее. Да, мы оказались недипломатичны для дипломатов. неэстетичны для актеров. нешизануты для физиков-шизиков, неанкетны для колледжей ракетных, иллюзий у нас нет, и свои комплексы мы давно заработали. Хотя, честно говоря, столичные други наши тоже пребывают на обочине мировой интеллектуальной жизни, и великое их счастье, что сего не чуют.
