KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Фридрих Горенштейн - Улица Красных Зорь

Фридрих Горенштейн - Улица Красных Зорь

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Фридрих Горенштейн, "Улица Красных Зорь" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

- Ты, Миша, хотя бы при детях такие слова не говори,- отвечает Ульяна,- ты поселковых не слушай, они и на тебя знаешь что плели? Мамонтовы люди хорошие, деликатные, ученые, они многому научить могут.

- И чему ж тебя это Мамонтов учил? Приставал к тебе?

- Это здесь, в поселке, да в черничнике пристают, и, может, там, на родине твоей, такие же уличные пристают. Анатолий Федорович имел серьезные намерения насчет меня. Но я ж тебя люблю, Менделечек мой. Я туда давно уж ходить перестала.

И обняла Менделя, размякла, и размяк Мендель. Однако против Мамонтовых не остыл.

- Пусть Тоня тоже туда не ходит. В поселке говорят, они детям вред могут причинить. Уколы какие-то детям делают.

- Какие еще уколы? Лают это поселковые, а ветер носит. Он Тоне книжки давал с картинками. Ей же скоро в школу.

- Пусть книжки в библиотеке берет. У нас на мочально-рогожной фабрике в клубе библиотека большая. Не ходи туда больше, Тоня.

- Не пойдет она,- соглашается Ульяна,- раз отец запрещает - не пойдет.

Уж очень ей хотелось с мужем поладить. Соскучилась по нему и все не могла привыкнуть, что муж у нее, как и у всех, и ничего в том особенного нет: живет в доме, ест да пьет, ходит на работу, когда дети заснут, то побалует с полчаса и спать до утра. Все ей чего-то особенное в муже своем виделось. А раз виделось, значит, и было это особенное. И жить хотелось по-особенному, тем более деньги в доме завелись, как Мендель на мочально-рогожную фабрику вернулся. За время отсутствия Менделя дом пообносился, пообнищал, надо было сызнова достаток добывать. Мендель работал смену шофером и еще полсмены слесарем. Однако Ульяне велел со своей работы уволиться и более вагоны не мыть.

- Хватит тебе надрываться. Ты лучше дома по хозяйству хлопочи и за ребятами следи.

Трех-четырех месяцев не минуло - окреп дом, приоделся, отъелся. Ульяна была хозяйка хорошая, стряпуха неплохая. И времена чуть лучше стали, кое-что в продуктовом появилось, кое-что в промтоварном. Хлеб всегда уж купить можно было, колбасу чайную, с яичками куриными стало полегче и даже с маслом сливочным.

- Давай,- говорит Ульяна Менделю,- вторую свадьбу устроим, поскольку у нас с тобой вторая жизнь началась и должна она быть лучше первой. Тем более общий достаток увеличился и народ повеселел.

А это были первые месяцы после смерти Сталина, и кое-что еще к лучшему менялось. Дедушка Козлов, к примеру, на Маленкова сильно надеялся, который "в Бога верует православного и для народа православного истинно коммунистическую жизнь собирается устроить".

- Попляшем,- говорит Ульяна,- да и попоем, раз такое дело. И выпить можно по такому случаю.

- Согласен, - отвечает Мендель.

И сыграли Ульяна с Менделем вторую свадьбу, собрался народ поселковый, все разодетые, все веселые да певучие. И тетя Вера с дядей Никитой на свадьбу приехали. Ульяна напекла, наварила, насолила, выпивки накупила. Лица у всех красные, как праздничные флаги. Все веселы, один лишь дедушка Козлов от выпивки помрачнел и громко начал какую-то историю рассказывать.

- Он мне кричит: разойдись отсюда! Я ему: ах ты, смердячий рот! За такие вещи, говорю, не в морду бьют, а в висок.

- Ладно тебе, дед,- говорит дядя Никита,- ладно настроение портить... Жизнь пошла веселая.- И запел: "Я другой такой страны не знаю, где так долго дышит человек..."

Дядя Никита если запоет, то обязательно хоть слово, да вставит не то. В спортивном марше пел не "закаляйся, как сталь", а "напрягайся, как сталь". Мендель же умышленно слова коверкал, шутки ради: "Две гитары за стеной жалобно заныли, кто-то свистнул патефон, милый мой, не ты ли?.."

Тут тетя Вера, в свою очередь тоже выпившая, заявляет:

- Подсладить бы...

И сразу несколько догадливых голосов с разных сторон:

- Горько!

Припала Ульяна губами к губам Менделя - не оторвешь.

- Будя,- кричат,- задавишь.

А дедушка Козлов ладони у рта сложил лодочкой.

- Брысь! - кричит.

Отпустила Ульяна Менделя, сняла с гвоздика отцовскую балалаечку, и начался общий свадебный перепляс с припевками. Уж кто как мог, так и плясал, а уж пел, кто в каком голосе. Даже бабушка Саввишна Котова запела, а дедушка Козлов говорит:

- Голосина как волосина. Так тонка.

Жердочка еловая, досточка сосновая.

По той жердочке никто не хаживал.

Перешел наш Мендель-свет.

Перевел Ульянушку...

Напоминаем, в народных песнях переход по жердочке-досточке через реку всегда означал любовь. Хоть и без песни всем было понятно, что Ульяна да Мендель - это любовь. Поздней ночью, когда уж все угомонилось, все разошлись и легли Ульяна с Менделем в лунном полусвете, спросила Ульяна:

- Менделечек, не боязно тебе, что у меня родинка слева?

- Что ж мне боязно должно быть?

- Старые люди говорят, родинка слева у женщины приносит несчастье мужчине.

- Бабские сказки,- говорит Мендель и целует родинку у левого плеча Ульяны.

Тогда припала Ульяна к Менделю и забылась надолго. Очнулась от детского плача. Давидка плакал, видно, приснилось ему что-то. Плакал уж несколько минут, да Ульяна не слыхала. Вот как любила мужа, даже о детях забывала, точно, кроме ее и Менделя, на свете пустота.

Однако, люби не люби, а каждый день жить надо. Пошли дни один за другим. На Пижме лед раньше времени сломало - значит, лето будет теплее обычного. И действительно, расцвело раньше. Брусничные кусты вечно зеленые, как хвойные деревья, а черничные меняют листву. Но и они к концу мая зеленью покрылись, и уж ягоды начали наливаться. В июле можно было чернику потреблять.

Как-то утром собралась Ульяна печь черничный пирог. Растопила печь, замесила тесто, помяла чернику, когда вдруг в дверь стучат. Мендель был на работе, Давидка в детском садике, Тоня к соседским детям пошла, кто б это? Отпирает дверь - Раиса Федоровна. Сразу в глаза бросилось: на улице жарко, а она вся в черном - туфли черные, платье черное, длинное, шляпка черная. Поздоровалась.

- Извините,- говорит,- я попрощаться пришла и кое-что передать. Меня Анатолий Федорович просил. Вот вазочку Тоне завещал и вот записку написал. Больше ничего не осталось, всю мебель в область забрали. Говорят - в музей.

- А что с Анатолием Федоровичем? - спрашивает Ульяна.

- Умер.

- Умер? - Ульяна от неожиданности и печали рот ладонью прикрыла, помолчала.- Когда умер? Я и не слыхала.

- Не удивительно. Вы ведь счастливая, а счастливые часов не наблюдают, газет не читают, ничего вокруг не видят. Я знаю, к вам муж вернулся.

- Да, вернулся,- растерянно говорит Ульяна, точно она виновата в своем счастье перед этой женщиной,- вы проходите... Извините, у меня руки в тесте, пирог черничный печь собралась.

Села Раиса Федоровна у стола, вынула из темной сумочки вазочку фарфоровую и на стол поставила, а рядом записку положила.

- Это Тоне,- говорит.

В записке были две строчки нетвердым почерком: "Я тебя люблю. Ты должна учиться".

- Когда это случилось?

- Неделю назад.

- Я и про похороны не слыхала.

- Хоронить буду в Абрамцеве, там, где мама, и папа, и Костя похоронены. Добилась. Мертвому выезд разрешили. Так что Анатолий Федорович теперь в дороге на родину. И я уезжаю. Слава Богу, никогда больше не увижу эти места, этих людей.

- А вот Мендель мой соскучился по этим местам,- сказала Ульяна,- я ему предлагала: если хочешь, продадим дом, поедем жить к тебе на Украину. Нет, говорит, мне здесь больше нравится.

Раиса Федоровна сидела у стола сгорбившись, подперев голову тонкими своими, аристократическими пальцами.

- В Абрамцеве я жить не собираюсь,- сказала она после паузы,- что мне там делать? Старого народа давно уж нет, отцовских столяров. Всюду одна и та же рвань, а руководят разжиревшие комбедовцы. Всюду светят красные зори, всюду красная астрология, от которой зависят наши судьбы.

- Где ж вы жить будете? - спросила Ульяна.

- Поеду в Литву, все-таки ближе к Польше, к Европе. Может быть, приму католичество. Мой брат был православный, верил в русского Бога, а мне это азиатское христианство не по душе... У вас муж еврей, я вам завидую. Я б и сама вышла замуж за еврея, за поляка, за литовца, только не за русского. Не люблю русских, ненавижу русских. Народ грубый, злой, а если доброта, то юродивая.- Она вдруг закашлялась, может быть, от подступившего к горлу кома ненависти, и кашляла долго, все не могла остановиться. Ульяна налила ей в стакан брусничной настойки. Раиса Федоровна сделала несколько глотков, вытерла губы кружевным платочком.- Я, конечно, на личное счастье больше не надеюсь. Как поется: только раз бывают в жизни встречи, только раз судьбою вьется нить...

Глаза ее были измучены злобой и страданием, а губы дергались, извивались, точно жестокая насмешка и горький плач боролись меж собой и каждый пытался вылепить из этих дрожащих губ свое, но ни того, ни другого не получалось.

Когда Раиса Федоровна ушла, Ульяна долго не могла успокоиться. От этого беспокойства пирог с черникой не получился, подгорел, лопнул, черника вытекла, что еще более Ульяну расстроило. Пришел Мендель с работы, сразу увидал - жена не в духе.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*