Тихон Пантюшенко - Главный врач
- Найдите список заболевших желтухой, у которых вы проводили дезинфекцию, поднимите амбулаторные карты и положите их мне на стол.
Минут через двадцать все шесть амбулаторных карт были доставлены в кабинет главврача. Первая заполнена рукой Инны Кузьминичны. Ее сразу же отложила в сторону: не станет же она проверять самое себя. С остальными пятью пришлось повозиться. Рассчитывала придраться к записям, но эту надежду пришлось сразу же оставить: все было записано так подробно, что автора можно было бы упрекнуть скорее в педантизме, чем в чем-либо другом. "Студенческая привычка, - дала оценку Инна Кузьминична. - Ничего, пооботрется". Ну, теперь самое главное: обоснование диагноза. У одного ребенка он сомнений не вызывал. У второго - можно было толковать по-разному. Ну а остальные четыре ни в какие ворота не лезли. Желтухи не было. Какое-то недомогание. Ну и что? У кого его не бывает зимой? Да почти у каждого мальчишки после игры в снежки сопли текут. А другой, бывает, силясь показать свою удаль, в прорубь угодит. После этого не то что недомогание, а настоящее воспаление легких можно схватить. Но это ж все-таки простуда, а не инфекционное заболевание. Так что тут Наталье Николаевне не придется нос задирать. Нужно ли ее вызывать и отчитывать? Нет, не стоит. Пусть приезжают районные специалисты и сами разбираются. Инна Кузьминична успокоилась: причины неприятности все на виду. Горькая пилюля готовится Ивану Валерьяновичу.
Кто-то постучался в дверь. Минутой раньше Норейко ответила бы, что она занята. Но теперь настроение было другое.
- Войдите.
В дверях появилась Титова. Инна Кузьминична ожидала кого угодно, только не ее. "Неужели пронюхала? - мелькнула мысль. - Хотя чему тут удивляться? Ванюша мог позвонить ей по телефону и посоветовать уладить назревающий конфликт миром. Сейчас она станет извиняться и просить совета, как исправить допущенную оплошность. А никак! Ей нужно посочувствовать, сделать вид, что этим озабочены все. Но дело зашло так далеко, что уже ничем не поправишь".
- Инна Кузьминична, - начала Титова, - я хотела с вами посоветоваться.
"Как в воду глядела", - торжествующе подумала Норейко и вслух произнесла:
- Я вас слушаю, Наталья Николаевна.
- Об этом я никому еще не говорила.
"Так уж и никому. А смотрит, смотрит-то как. Ну прямо-таки ангел". Инна Кузьминична была уверена, что знает, с чем пришла Титова, и даже улыбнулась:
- Я слушаю, слушаю вас.
- У Тереховой рак груди.
Норейко остолбенела:
- Какая Терехова? При чем тут рак?
- Притом запущенный.
- Наталья Николаевна, вы, наверное, переутомились и несете, извините, чепуху.
- Не чепуха это, Инна Кузьминична, а настоящий рак.
- Вы знаете, что завтра к нам приезжает комиссия?
- Зачем?
"Что она, дурочку из себя строит? Ведь знает же, знает, не может быть, чтобы не знала. Товарищ Корзун наверняка позаботился о своей крале".
- Вы сколько выявили заболевших инфекционной желтухой?
- Пятерых.
- А вы понимаете, что это "рекорд" даже в районном масштабе?
- При чем тут рекорды? Я знаю одно: с инфекционными заболеваниями нужно бороться всерьез и не думать ни о каких рекордах. Кроме того, я в институте немного занималась желтухой специально.
Инна Кузьминична пропустила последние ее слова мимо ушей.
- Наивная вы девочка. Вот завтра приедет комиссия, разберется в ваших художествах и всыплет так, что закажете не только себе, но и своему ненаглядному Ванюше.
По взгляду Титовой Инна Кузьминична поняла, что переборщила. Служебные дела не следует смешивать с личными. Но в запальчивости можно сказать и не такое. Ничего, переварит.
- Ну что вы на меня так смотрите? - с ноткой ожесточения спросила Норейко. - Неприятно слышать?
- Откуда у вас все это? - в свою очередь спросила Титова. Она разглядывала сверлящие глазки-пуговки стоявшей напротив женщины, ее тонкий, как у Буратино, кончик носа и неожиданно для себя подумала, что черты лица человека и впрямь находятся в какой-то непостижимой связи с его характером. Об этом много говорят и пишут. Даже придумали такие выражения, как "волевой подбородок", "упрямый лоб", "орлиный взгляд". Конечно, тут много приблизительного, но Наталья не помнит, чтобы человек с мелкими чертами лица отличался особой добротой. Чаще эти люди завистливы, злопамятны и не очень разборчивы в средствах для достижения своих целей. Все это так. Но надо же растолковать Инне Кузьминичне, что ее ошибка стоила другой женщине не просто здоровья, а жизни. Да, жизни! Наталья попыталась сказать об этом еще раз:
- Я вчера была у Тереховой...
- Да вы что, милочка? Вам говорят о комиссии, а вы мне снова талдычите о каком-то раке.
- Может быть, потом поймете: я пыталась сделать все, что могла, ответила Титова и, повернувшись, вышла.
Вернувшееся было к Инне Кузьминичне настроение снова испортилось. И все из-за Титовой. Какая-то в ней инфантильность, она не в состоянии отделить главное от второстепенного. Не понимает, что комиссия это и есть комиссия. Ее выводы - вещь более чем серьезная. Тут уж не поможет даже сам заместитель главврача Иван Валерьянович Корзун. Да, что она там плела о каком-то раке? У кого? У Веры Тереховой? Почудилось девке. Она ведь еще, можно сказать, студентка. А студенты, как известно, пока наберутся знаний о разных болезнях, не раз припишут эти болезни даже самим себе. Так что дело не ново.
Пришла Инна Кузьминична с работы поздно. Ее квартира из двух комнат была здесь же, на территории больницы. В первой комнате справа стоял мягкий диван, рядом - торшер, справа - сервант с чайной посудой. Все самое обыкновенное. Но было здесь нечто, что приводило в изумление каждого, кто наведывался впервые. Когда Иван Валерьянович был частым гостем у Норейко, он соорудил такое, чему не мог нарадоваться сам. Рядом с сервантом поместил деревянную площадку в виде островка с множеством узких отверстий. В них были вставлены стебли камыша с длинными узкими листьями и пушистыми метелочками на верхушках. Между ними вперемешку были закреплены высокие стебли рогоза, каждый из которых венчался толстой черно-бурой шишкой. За сервантом был установлен маленький бесшумный вентилятор. Когда его включали, слабый поток воздуха заставлял камыши шевелиться и тихонько шуршать.
Инна Кузьминична вошла в комнату, сняла пальто и, не заглядывая на кухню, прилегла на диване. По привычке протянула руку к скрытому выключателю и включила вентилятор. Зашелестели листья камыша, повернулись к дивану и затрепетали на слабом ветрике тонкие пушистые метелочки. Это всегда навевало грустные мысли. Инна Кузьминична, бывало, иногда даже всплакнет. Не раз хотела выбросить весь этот камышовый хлам. Но потом передумает и оставит. Ей уже двадцать семь. Почему она не обзавелась ребенком? Ведь даже Иван тогда не возражал. А она все откладывала. Думала, со временем они будут вместе. Неважно где, в районном центре или в Поречье. Но - все перевернулось. Иван стал приезжать реже и реже, а потом и вовсе как отрезало. И все из-за этой Титовой. Теперь небось у нее устраивает камышовый островок. Но не знать и ей счастья. Уж она, Инна Кузьминична, об этом позаботится. Благо, момент подходящий. Вспышка инфекционных заболеваний - это не шутка, за это еще никого по головке не гладили. С обрывками этих мыслей Инна Кузьминична, так и не раздеваясь, заснула.
4
Комиссию, естественно, возглавил Яков Матвеевич Ребеко. Вместе с ним прибыли Корзун и районный эпидемиолог, а проще - специалист по заразным болезням Нина Андреевна Шалоха. Ответ держат Норейко и Титова. Ребеко смотрит на них и думает, до чего же они разные. Инну Кузьминичну он раскусил давно. Она готова доказывать все, что ей выгодно. При этом делает вид, будто отстаивает справедливость и прежде всего заботится об авторитете больницы. Зачем порочить коллектив, приписывая ему лишние случаи заболевания инфекционной желтухой?
Титова - другое дело. Не так давно Яков Матвеевич узнал в облздраводеле, что при распределении она отказалась от аспирантуры и от должности главного врача Поречской больницы. Коль предлагали, значит, была на хорошем счету. Отказаться от должности главврача - куда ни шло. Ребеко слишком хорошо знал цену этому хлебу. А тут еще пришлось бы потеснить Инну Кузьминичну. Титовой, конечно, известно, чего бы это ей стоило. Сама из Поречья, где в то же утро проведывают, чем завтракали семьи в дальнем конце села. Но почему не пошла в аспирантуру? Вот этого Ребеко никак не мог взять в толк. Скажем, тот же Иван Валерьянович уцепился бы обеими руками. Пожалуй, именно этот довод настраивал его в пользу Титовой.
И все же Ребеко согласился с мнением Инны Кузьминичны, что у троих из шести детей диагноз инфекционной желтухи поставлен без достаточных оснований. А Наталья Николаевна пусть не корит себя, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Ей, молодому врачу, отчаиваться не следует, опыт - дело наживное. А три случая заболевания ("Эх, грехи наши тяжкие!") это все-таки не шесть.
