Владимир Кожевников - Забытый - Москва
Алексий начал сердиться - Дмитрий бил в самое больное место.
- Не потянет пока Олгерд. У него Орден на плечах.
- Верно, не потянет. Но пока. А согласись Олгерд Литву в католичество крестить? Я его знаю, ему ведь совершенно наплевать, как креститься, справа налево или наоборот. Тогда он может и вместе с рыцарями сюда прогуляться.
Алексий машинально перекрестился, а Дмитрий улыбнулся:
- Ну, это, может, и не получится. А если получится, то не вдруг. То есть время, чтобы подготовиться, будет. Но не так уж его много.
- Сыне, неприятные вещи ты говоришь, но игнорировать их, что под одеялом от чертей прятаться. Понял, куда ты клонишь, и вижу теперь устремления твои и место на Москве. Коли соберемся каменные стены ставить первым пойдешь? Так?
- Так, отче, и денег сколько смогу дам. Только проку от меня, пожалуй, немного будет. Тут строители хорошие нужны, да люди, знающие в крепостях толк, - Дмитрий вдруг вспомнил про Иоганна, - есть у меня, правда, один человек, много пользы принести может. А сам я...
- А сам ты недоволен войском нашим. И хочешь его улучшить. Так?
- Вот это в самую точку, отче! Войско надо настоящее ладить. И тут я, может, пригожусь.
- Исполать тебе, сыне, исполать... Только повторяю: не вздумай князя преждевременно увлечь. Войско нам нужно пока лишь, чтобы своим, русским, пальцем грозить. Князь должен понять, что на татар замахиваться нальзя. И из этого исходить в своей политике.
- Отче, я пальцем грозить не умею. И мне политику не делать.
- Вот именно, что не делать! То есть делать, но не тебе. Так ты смотри, тому, кто делает, ножку не подставь, - и посмотрел своим строгим и одновременно ласковым взором прямо в глаза: - Понял ли?!
Дмитрий засмеялся:
- Понял тебя, отче. Хорошо!
Улыбнулся и Алексий:
- Что хорошо?
- Когда все понятно. Когда не крутят, не темнят, а прямо, без хитростей всяких, уловок... Не привык я. Хорошо!
- Ну и слава Богу! Ступай с миром.
Дмитрий ушел, а митрополит, заглядевшись ему в след, крепко задумался. "Парень хорош, остер! Но своенравен и самоуверен. Такой много пользы принести может. Если куда надо бить станет. Если же нет, таких дров наломает! В общем, еще одна головная боль. Князь молод, податлив... И если б он только тебя слушал. А то подвернется вот такой, скажет: пойдем татар бить! - и кинется мой князь, веревкой не удержишь. И схлопочет! Нет, этого от князя куда-нибудь подальше!.. А вот врезал бы он кому из соседей, коль в бою искусен! Хорошо бы! А то ведь действительно Москвы никто не боится. Денег ее боятся, татар, за спиной ее стоящих. Вот если б ее самое! Ну а если он врежет? Тогда уж мне точно князя в узде не удержать! Истинно, головная боль, да еще какая!"
* * *
Дмитрий же шел от митрополита и повеселевший, и озабоченный сразу.
"Как быть-то? Вроде бы и благословил войско готовить. Но вроде бы и не рыпайся! Хм! Чудно! Главное - князя не раззадорить. А как его не раззадорить, если он уже раззадорен. Начну мямлить, скажет, что ж ты, победитель татар?! Я думал, ты и мне поможешь их побить, а ты? Зачем ты мне такой? Нет, князя разочаровать нельзя! Но и митрополита ослушаться невозможно, там действительно политика. Что татарам стоит для профилактики по Руси пробежаться. Тогда уж вряд ли чего соберешь и сделаешь... Так как же быть?
Быть! Войско строить обязательно! А князю внушать, чтобы силы копил. И крепость... Крепость чем скорей, тем лучше. Вот уж где на него надо подналечь! Что за парнишка-то? Скорей бы приезжал, посмотрелись бы..."
* * *
А парнишка, оказывается, жаждал посмотреться с зятем гораздо сильней, чем зять, и даже чем зять этот мог предполагать. Бобер прибыл в Москву 16-го января, за два дня до свадьбы Великого князя, а на третий день свадьбы тот уже узнал о его приезде (потому что настрого приказал сразу известить) и стал ломать голову, как бы поскорее свернуть все эти (быстро, как всякая свадьба - жениху) надоевшие торжества и рвануть домой.
Главный распорядитель коломенских торжеств, Василий Васильевич Вильяминов, не мог понять вдруг случившейся с князем перемены. И ни переломить, ни уговорить не мог. Еле-еле уломал (ну вовсе уж нехорошо выходило!) дождаться отъезда тестя, который, нагулявшись досыта, отправился к себе в Нижний через две недели.
И на другой же день, собравшись на скорую руку, успокоив Василь Василича, бояр и духовенство, наказав им не торопиться и спокойно дожидаться окончания строительства, забрав только жену и двух ближайших подручников - Мишу Бренка и Федьку Швиблого, "с малой дружиной" умчался в Москву. Разумеется, сестра князя тоже не замешкалась и вместе с детьми и домочадцами сорвалась в обозе брата скорее к мужу.
Дмитрий все нарушил. Хоромы княжеские не были готовы. Боярство, удобно устроившееся в Коломне, рассчитывавшее спокойно пожить там при князе до весны, дожидаясь восстановления своих домов, осталось как бы не у дел. Торговый люд, качнувшийся в Коломну за богатыми заказчиками, не взял того, на что рассчитывал. Снабжение княжеского двора приходилось сворачивать, и т. д. и т. д. Но Великий князь как с цепи сорвался и впервые, даже для Василь Василича, оказался неуправляем.
Жена еще ничего не понимала в чужих московских порядках, даже не спросила, почему спешка, - собираться, так собираться. Миша Бренк кинулся готовиться в дорогу как всегда, не рассуждая. Только Федька попытался попросту, на правах дружки и старого приятеля, спросить: куда спешка такая? Пожар, что ли?
Дмитрий коротко сверкнул в него своим весело-грозно-наивным взглядом, оставлявшим всегда впечатление чуть дурашливого вопроса: "Что?! Разве что не так?! Нет - так! Именно так! Значит - так и делать!", - мощно выдохнул и сказал только:
- Зять приехал.
- А-а-а... - Федор понял все сразу. Он был одним из самых близких князю (ближе разве что лишь Миша Бренк) сотоварищей, который с недалекого, да пожалуй, еще и неушедшего детства всегда был рядом: в забавах ли, в проделках, в играх или драках, но не только в делах, главное - в думах. А самой заветной думой стала у них однажды и теперь все застила одна - побить татар!
* * *
Дмитрий так и не узнал, кто тогда сказал это у него за спиной, Миша ли, Федька ли шепелявый или нервный и впечатлительный брат его, Сашка Остей, когда вспыхнуло в них во всех, как лесной пожар, с самого рождения (а может, и раньше, кто знает!) тлевшее чувство: побить! Но запомнил тот миг ясно, до мелочей, и - на всю жизнь!
Это было весной 1359 года. Они возвращались ватагой из посада через Фроловские ворота и увидели, как со своего подворья выезжают татары. Это был какой-то важный мурза со свитой. Впереди, покрикивая: Геть! Геть! Дорог! Ибинамат! - ехал нукер в огромном малахае, помахивал плетью. За ним в пяти шагах важный разодетый татарин, дальше за ним, шагах в трех, еще четверо важных, мордастых, разодетых, а по бокам от них, гуськом, пятеро слева, пятеро справа, ехали слуги с длинными кнутами и молча, небрежно, казалось - даже лениво, отмахивали ими, стегая по чему попало и сгоняя в грязь на обочину попадавшихся на пути и не успевших отскочить в переулок или во двор москвичей и москвичек.
Мальчишки забились в проулок и угрюмо смотрели на проезжающую процессию. Татары вели себя даже не по-хозяйски, а как-то отстраненно-брезгливо. Оглядывались невыразимо-презрительно и гадливо. А удары рассыпали будто и не людям, а презренным шелудивым дворнягам.
Дмитрий стоял впереди всех. Глядел, свирепел, запоминал. И услышал сзади:
- У-у-у, сссуки косорылые! И не боятся никого. Когда ж им кто-нибудь врежет?!
- Кто ж врежет? Все их боятся. И князья тоже... Может, хоть наш вырастет - осмелится?
- Осмелится - жди... Пока вырастет, и его настращают. Нашепчут, научат, насоветуют - такой же станет.
Дмитрий дернулся, как от удара, развернулся и глянул своим наивно-бешеным взглядом так яростно, будто хотел ударить всех разом передние даже отшатнулись:
- Не ссыте - не настращают! Вы бы к тому времени хвосты не поджали! повернулся и зашагал от них. Пацаны кинулись следом, догнали, загалдели весело, сразу увлекшись и размечтавшись, как они станут бить татар и отомстят им за все, а шепелявый Федька даже пригрозил:
- Я их шобаками травить штану, шук шраных!
- Не шибко жамахнулша? - передразнил его княжич под общий хохот, штаны не шлетят?
Вот с тех пор детская мечта впилась в мозг (и не одному княжичу), как гвоздь в дубовую доску - не выдернешь!
Но через полгода умер отец, Дмитрия провозгласили князем, окружили плотным кольцом мудрых советников и принялись срочно учить его думать и поступать по-взрослому и по-княжески.
И быстро понял новый князь Московский, без всяких нашептываний и стращаний, что - да, с татарами не потягаешься, что до такого о-оччень далеко! Непонятно даже, с какого конца и как подступаться.
Но мысль засела, а Дмитрий был не только достаточно здравомыслящим мальчиком, чтобы осознать сложность задачи, но и достаточно ограниченным и упрямым, чтобы вопреки всему добиваться задуманного.
