Максим Горький - Старик
Д е в и ц а. Дочь его?
С о ф ь я М а р к о в н а. Да.
Д е в и ц а. А кудрявый - сын?
Т а н я. Что ей надо?
С о ф ь я М а р к о в н а. Молчи, Таня, прошу тебя!
Д е в и ц а. Вот как - сын да дочь! Ой, барыня, не легко, чай, тебе! Видно, бабье сердце и у тебя плохо свою выгоду понимает.
(Ушла.)
Т а н я (удивлённо). Что такое? Что такое она говорит? Она гадала вам?
С о ф ь я М а р к о в н а (торопливо). Да, да, гадала! Что с тобой? Ты взволнована?
Т а н я (растерянно). Я не знаю что, я боюсь! Захаровна бормочет о каком-то несчастии...
С о ф ь я М а р к о в н а (испуганно). О несчастии? Каком?
Т а н я. Ах, я не знаю... Она всегда дразнит меня, пугает... Здесь жить нельзя... Павел влюбился в вас...
С о ф ь я М а р к о в н а. Не говори чепухи!
Т а н я. Конечно! Оттого он и злится. Влюблённые всегда злятся. Он целует ваши перчатки... Вы бы надрали уши ему.
С о ф ь я М а р к о в н а. Подожди... Какая путаница!
Т а н я. Нет... Я ничего не понимаю, сегодня такой день - ужасно! Это удивительно - я училась в гимназии и ничего не понимаю, а Захаровна неграмотная, а всё понимает! О каком несчастии говорит она?
С о ф ь я М а р к о в н а (гневно). Она глупая старуха! Я сейчас скажу ей это!
(Идёт к двери.)
Т а н я. Не уходите! Я хочу спросить... Убежала... Так не солидно. (Перебирает вещи на столе, напевая.) Он прискачет на белом коне, Стукнет шпагой в окно ко мне...
П а в е л. Где вотчим?
Т а н я. Не знаю. Паша, отчего у нас сегодня так беспокойно?
П а в е л. Дремать тебе мешают? Ведь ты не живёшь, а дремлешь.
Т а н я. А что значит - жить? Целовать дамские перчатки?
П а в е л. Это кто целует перчатки?
Т а н я. Ты.
П а в е л. Дура!
Т а н я. Не смей ругаться!
П а в е л. Тебя бить надо!
Т а н я. Ступай вон!
П а в е л. Сама убирайся к чорту!
Т а н я (сквозь слёзы). И уйду... Дрянь!
П а в е л. Клякса! Мякиш!
(Оставшись один, сердито ходит по комнате, закуривает. Вдруг - остановился, вслушиваясь, осторожно подвигается к окну.)
С т а р и к (за окном). Ласкам ихним не верь. Всяк милостив будет, коли его за горло взять.
(Павел, оглядываясь, растерянно улыбается, ерошит волосы, снова слушает.)
С т а р и к. Я его знаю, он и молодой таков был...
М а с т а к о в (входит, смотрит на Павла, идёт к нему, тот не слышит шагов. Кладёт Павлу руку на плечо). Ты что?
П а в е л (отскочив). Ничего...
(Смотрит на отчима со страхом и идёт к двери. Мастаков выглянул в окно, быстро оборачивается к нему, протягивая руку.)
М а с т а к о в. Павел... Паша...
(Павел ушёл, громко хлопнув дверью.)
М а с т а к о в. Знает!.. Ну что ж...
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Лунная ночь, очень светло. Задний фасад старого дома. На ступенях чёрного крыльца сидят З а х а р о в н а и Т а н я, выше - в двери - Д е в и ц а, она что-то жуёт. Налево решётка сада, с калиткой в ней. Слева от крыльца освещённое окно кухни, справа - окна комнаты Мастакова, под ними широкая скамья.
Т а н я. Ну?
З а х а р о в н а. Ась?
Т а н я. Рассказывай!
З а х а р о в н а. Задумалась я чегой-то... Вот, значит, любила я трёх...
Т а н я. Троих.
З а х а р о в н а. Ну, ладно, троёх. И так можно сказать, от этого не прибудет, не убавится. Мужа я тоже любила, очень жалела! Омману его с кем, и так-то ли жалко станет мужика, - беда! Даже - плакала. Бывало - думаешь: "Ах ты, милый мой, ты мне веришь, ты меня любишь, а я тебя омманула, с другим поиграла..." и так-то ли залюбишь, заласкаешь его...
Т а н я. Разве это хорошо?
З а х а р о в н а. Погоди, сама узнаешь.
Т а н я. Все так делают?
З а х а р о в н а. Поди - все, которые побойчее. Я бойкая была.
Т а н я. А кто у тебя первый был?
З а х а р о в н а. Землемер, межевщик. Гладенький такой, как мышь. А у меня двое братьев было, строгие. Как он меня, девушку, испортил, повезли они его рыбу лучить да и утопили...
Т а н я (задумчиво). Как ты говоришь... не страшно...
З а х а р о в н а. Чего?
Т а н я. О страшном говоришь, а - не страшно.
З а х а р о в н а. Я не о страшном, а про любовь.
Т а н я. Жалко тебе было его?
З а х а р о в н а. Кого?
Т а н я. Ах! Землемера, конечно.
З а х а р о в н а. Ревела. Молода ещё была, жалостлива. Наше бабье дело жалостливое - назначено нам мужиков любить, ну, и любим. Иной раз - не любовь, а казнь, ну - иначе нельзя! Одного - жалко, другого - боязно, третий - хорош удался, всех и любишь.
П а в е л (в двери, сзади Девицы). Опять ты, старая ведьма, разговоры эти завела? А тебе, Татьяна, не стыдно? Ну - погодите!
(Исчезает.)
З а х а р о в н а (шутит). Ой, напугал! Во всех углах он, как нечистый дух. Опять про это! А - про что мне? Я - неучёная, кроме своей жизни, ничего не знаю...
Т а н я. Меня стыдит, а у самого любовница в городе.
Д е в и ц а. Сами стыд творят, а нас судят за это.
З а х а р о в н а. Спит бродяжка твой?
Д е в и ц а. Лежит.
Т а н я (Девице). Ты гадаешь?
Д е в и ц а. Это как? На картах?
Т а н я. Я не знаю - на картах, по руке...
Д е в и ц а. Что ты, барышня, это грех! Я ведь не цыганка.
Т а н я. А как же давеча Софье Марковне гадала?
Д е в и ц а. И не думала!
З а х а р о в н а (тревожно). Это они так - беседовали...
Т а н я. Неправда! Мне сама Софья Марковна сказала. Вы что-то скрываете от меня...
З а х а р о в н а. Ну, полно-ка, господь с тобой! Что от тебя, умненькой, скроешь? Ты сама обо всём догадаешься.
С т а р и к (вышел на крыльцо). О чём беседа?
З а х а р о в н а. Бабьи погудки, курицы да утки, как коров доить, как парней любить...
С т а р и к. Стара ты будто для шуток этих.
З а х а р о в н а. Я смолоду шутливо живу.
Т а н я. Что он тут распоряжается? Удивительно!
С т а р и к. И девицу не хитро учишь, слышал я речи твои поганые...
З а х а р о в н а. Девушка не цыган, зачем ей хитрость? Ей не лошадями торговать...
Т а н я. Ты что тут распоряжаешься, скажи, пожалуйста?
З а х а р о в н а. Ты бы, строгий, рассказал нам чего-нибудь...
С т а р и к. Я до сказок не охоч.
З а х а р о в н а. А ты - правду!
С т а р и к. Правда - не забава.
(Сходит с крыльца, остановился, поглядел в небо, идёт вдоль решётки сада.)
Т а н я. Противный какой! Распоряжается, как дома...
З а х а р о в н а. Танюша, поди, милая, спать, а? Пора уж!
Т а н я. Не хочу!
З а х а р о в н а. Ну... принеси мне шаль, а то - холодно старухе! Сходи, Таня, пожалуй!
Т а н я. Ладно... лиса!
(Ушла.)
З а х а р о в н а (тихо Девице). Ну - как же?
Д е в и ц а. Уж больно много сулите вы...
З а х а р о в н а. Кто это - мы? Кроме меня, и знать ни душа не будет.
Д е в и ц а. А - барыня? Она тоже просила об этом.
З а х а р о в н а (испуганно). Просила? Полно-ка!
Д е в и ц а. Да уж так!
З а х а р о в н а (беспокойно). Ах, ты, господи... Послушай, ведь в этом счастье твоё... Ты слушай меня, старуху...
П а в е л (выходит из кухни). Не слушай её, молодых слушай!
Д е в и ц а. Молодым верить погодим.
П а в е л. Пойдём в сад со мной?
Д е в и ц а. Боюсь я тебя.
П а в е л. Чем я страшней других?
Д е в и ц а. Кудряв больно.
П а в е л. Идём, ну?
Д е в и ц а. Что ж, можно...
З а х а р о в н а. О, господи... И ничего не можешь, ничем не помешаешь...
С т а р и к (идёт, заглядывая в сад). С кем это она?
З а х а р о в н а. С хозяйским сыном.
С т а р и к. Мм... Лошадь! Чего не спишь?
З а х а р о в н а (вставая). А ты?
(Старик, не ответив, присел на лавку под окнами. Захаровна, сердито посмотрев на него, ушла в кухню.)
М а с т а к о в (в окне). Антон!
С т а р и к (вздрогнул, но не встал, не обернулся). Чего?
М а с т а к о в. Что же будет?
С т а р и к (не глядя на него). Сотряс я твою жизнь, Гусев, во прах сотряс, а?
М а с т а к о в. Чему радуешься, подумай!
С т а р и к. Ты - года гнездо каменное строил себе, а я - в один день всё твоё строение нарушил!.. Кто сильнее - ты, богач, аль я - бездомный бродяга, кто?
М а с т а к о в. Чего тебе надо, чего? Неужели только казнить меня?
С т а р и к. А ты вот тресни меня по голове, сверху-то тебе ловко это...
М а с т а к о в. Подумай - около меня до трёх тысяч человек кормится...
С т а р и к. И тебя не будет - прокормятся! Народ хозяина найдёт!
М а с т а к о в. Я - значительный человек...
С т а р и к. Это - в людях. А перед богом - значителен?
М а с т а к о в. О том богу судить, а не тебе.
С т а р и к. И не тебе тоже.
М а с т а к о в. Чего ты хочешь?
С т а р и к. Дай подумаю... потом скажу. Вон - приятель твой идёт, пьяница этот...
Х а р и т о н о в (заспанный, измятый, идёт из сада, увидав издали Мастакова в окне). А я прилёг вздремнуть в беседке, да и - того. Вдруг слышу голоса... м-да... Открыл глаза, гляжу на часы, а уж около полуночи! Стало быть, я здесь ночую...
(Мастаков исчез.)
Х а р и т о н о в. Вежливо! (Присел на крыльцо, позёвывая.) Ну, что же, старче, ходишь, бога хвалишь, кур воруешь?..
С т а р и к. В похвале нашей бог не нуждается, ему покаяние нужно.
Х а р и т о н о в. Покаяние? Гмм... А ежели мне не в чем каяться?
С т а р и к. Врёшь!
Х а р и т о н о в (рассердился). Ты что как говоришь, старый пес? Я с тобой вежливо, а ты...
С т а р и к (встал и идёт на крыльцо). Пусти... Ну!
