Пантелеймон Романов - Рассказы
— Ну, хорошо, только, пожалуйста, как следует сделайте.
— В лучшем виде будет, — сказал заведующий. И когда дама ушла, он, опуская часы в тот же ящик, куда опустил и первые, сказал:
— Отправлены на проверку.
— А покупателей-то много?
— Нет, теперь много меньше стало. Теперь больше покупают подержанные. Новых что-то бояться стали. По делу магазин можно бы на два часа открывать, вполне было бы достаточно.
— А не опасаешься, что магазин закроют?
— Ну, что же, меня в другой переведут, если я себя честным работником зарекомендовал. А за мной ни одного проступка не числится: на службу прихожу аккуратно, растрат у меня ни разу не было, с покупателями обращение деликатное, сам видал. Чего еще? Ежели бы меня сейчас опять к Мозеру посадили, я бы там через месяц чахотку схватил, ей-богу.
— Не дай бог, — сказал приятель. — Эти умели сок выжимать.
— Степановна, дай-ка еще чайку нам. Да, вот какие дела-то.
В магазин вошел какой-то человек с портфелем.
— Часы готовы? — спросил он торопливо.
— Готовы давно, пожалуйте, — сказал заведующий, — вчера еще из мастерской пришли, — разрешите, я только проверю. Они, что, отставали у вас?
— Да, немного.
— Так… ну, теперь не будут отставать, — сказал заведующий, что-то покопавшись в механизме.
И, когда покупатель ушел, он прибавил:
— Точные люди какие, подумаешь, немного отстают, а он уж тащит их. Это, если бы все их в мастерскую отправлять, от них житья бы не было. Ну, ежели уж совсем не ходят, тогда другое дело.
— Теперь городских часов много, — сказал приятель, — захотел узнать время, возьми да повороти рыло: на каждой площади часы. А у меня так и вовсе перед окном.
Приятели посидели еще с час.
— Да, — сказал приятель, — вот небось завтра этот гражданин проснется, посмотрит на часы, а они, глядишь, махнут минут на двадцать. А тебе горя мало. В крайнем случае скажешь, что, мол, общая разруха, вследствие блокады частей не хватает.
— Да, — заметил гость задумчиво. — Я вот про свое книжное дело скажу: послал в Ленинград печатать книгу, так мне ее там четыре месяца держали, сам ездил, две банки чернил на телеграммы исписал. Ведь за этакую штуку прежде бы неустойку какую содрали, а теперь никак его не укусишь, только и слышишь: через неделю получите. А намедни приезжаю, — говорят уже — через две. И так во всем.
— Да, — сказал заведующий, потом посмотрел в окно и прибавил. — Вот опять еще один идет. Э, черт их возьми, надоедают с этой проверкой, — надо теперь на месяц оставлять.
Машинка
Курьер одного из советских учреждений, сидя в коридоре на диванчике с решетчатой спинкой, вертел в руках какой-то пакет и говорил с раздражением:
— Ну, вот, где его нелегкая носит! Уж часа два, знать, как ушел, и все нету, а тут пакет срочный к двум часам надо доставить.
Сидевший рядом с ним человек в рваном пиджаке и больших сапогах, очевидно, дожидавшийся, когда откроют кассу, повернул к нему голову и сказал:
— С народом беда, все норовят прогулять.
— Он гуляет, а дело из-за него стоит, — сказал курьер, не оглянувшись на говорившего. — И все ровно мухи сонные ходят! А наших, вон, барышень возьми, нешто это работа! Все только в бумаги смотрят сидят.
Он махнул с раздражением рукой и откинулся на спинку диванчика, потом повернулся к собеседнику.
— А все потому, что строгости настоящей нет. Бывало, начальник войдет, так дрожат все, а нынче начальник — не пищи, а то сам вылетишь, вот и идет все дуром. Ведь в одиннадцать часов ушел! Где может пропадать человек?
Из кабинета напротив вышел служащий в пиджаке и косоворотке и, наткнувшись глазами на курьера, удивленно сказал:
— Товарищ Анохин, ай уж снес?
— Какой там снес — не ходил еще! Сухов кудай-то запропастился, отойтить нельзя. Ведь вот сукины дети!..
— Ты смотри, опоздаешь так. В такую лужу тогда посадишь, что и не выпутаешься.
— Да нет, опоздать не опоздаю, еще полтора часа времени есть, — только досада берет, что головы пустые, ничего с ними делать нельзя.
Служащий ушел, а курьер продолжал:
— Сейчас кажный против прежнего вдвое меньше работает. У нас уж чего только не делают: и номерочки придумали, чтобы все вовремя на службу приходили, и расписываться заставляли — ни черта не выходит. Вот этот Сухов пошел — там всего на десять минут дела, а он второй час где-то путается, пойди его — учти. Конешно, человек рассуждает таким манером: «Прохожу я час или десять минут, все равно я больше того, что получаю, не получу».
— Я вот кассира второй день дожидаюсь, — сказал человек в пиджаке, — вчерась сказали, что в банк ушел за деньгами, а покамест он ходил, четыре часа подошло, кассу закрыли. Сейчас тут сидит, а кассу все не открывает, потому что, говорят, счета какие-то проверяет.
— А у тебя у самого небось там дело стоит! — сказал курьер.
— А как же! Меня там двадцать человек десятников дожидаются, а тех своим чередом кажного небось человек по пятьдесят рабочих ждут. Я тут папироски вторые сутки курю, а они небось там тоже покуривают… Беда… А вот уж на серый хлеб перешли.
— С таким народом и на черный перейдешь, — сказал курьер и вдруг вскочил с места. — Вот он, лихоманка его убей! Где тебя душило? — крикнул он на вспотевшего малого в картузе, который показался в дверях с разносной книгой.
Малый снял картуз, утер рукавом лоб и, огрызнувшись, сказал:
— Где душило!.. Нешто их поймаешь. Один придет, другого нет. Накладную выписали, — подписать некому. А тут — глядь, закрыли. Там до часу только принимают.
— Э, черт!.. Ну, сиди тут, сам понесу, — вам поручи — и не обрадуешься.
Курьер снял с гвоздя картуз и пошел к двери.
— Пойду и я, видно, — сказал человек в пиджаке.
— Отдать бы нас на выучку к немцам, — сказал курьер, когда они вместе вышли на улицу, — вот это был бы толк. Вон, погляди, пожалуйста, как работают, сказал он, указав на стройку, по которой ходили мужики в фартуках, — ты погляди, как он идет: вишь, нога за ногу заплетает.
— Что ж, он строит не себе, — вот и ходит так.
— Да он и себе-то стал бы строить, все равно то же было бы. Вишь, теперь вовсе остановился, зевает на прохожих.
Когда курьер с человеком в пиджаке повернули за угол, в углублении около стены дома они увидели толпу: стоявшие сзади приподнимались на цыпочки, стараясь заглянуть в середину.
— Чтой-то там? — сказал курьер.
— Так на что-нибудь глазеют, — сказал его спутник.
Курьер поднялся на цыпочки. Там стоял человек и показывал машинку для резки овощей. Он брал морковь, всовывал в трубочку, вертел ручку, и из машинки выскакивали фигурные кружочки моркови. Все стояли и смотрели, подходили новые зрители и, приподнявшись на цыпочки, замирали на месте, глядя, как выскакивают кружки.
Покупать никто не покупал — очевидно, машинка никому не была нужна.
Некоторые, бежавшие очень поспешно, очевидно, по срочному делу, тоже вдруг останавливались и стояли довольно долго, с сосредоточенным молчанием глядя на выскакивавшие кружки.
— Купить, что ли, хочешь? — сказал спутник курьера, дернув его сзади за рукав.
— Нет, так посмотреть. Куда ж мне ее? И придумают тоже. Вот людям делать-то нечего. Заместо того чтобы полезное что выдумать, они вон фигурки из моркови выдумали резать. Ой, мать честная, как бы не опоздать, — сказал испуганно курьер и хотел отойти, но в это время продавец сказал:
— А теперь я переставлю эту пружинку сюда, беру яблоко, кладу об это место, и что происходит…
Курьер остался на месте, чтобы посмотреть, что произойдет. Но у машинки что-то испортилось, и продавец, сконфузившись, стал исправлять ее, а из публики стали доноситься иронические замечания:
— Села… — сказал кто-то.
— Покамест на машинке настругаешь, без машинки уж пообедать успеешь.
Остальные стояли и покорно ждали, когда будет исправлена машинка.
— Ну, это никогда не дождешься, — сказал курьер, повернувшись, несколько человек тоже отошло было, но в это время машинка оказалась исправленной.
— Теперь смотрите, что будет, — сказал продавец.
— А, будь ты неладен, — сказал курьер, — простоишь тут, потом сломя голову бежать придется. — И стал смотреть, как яблоко начало вертеться на машинке и с него длинной полосой сходила кожица.
Иронические возгласы замолкли, повернувшиеся было уходить — остановились опять.
— Ведь что глупей всего, — сказал курьер, покачав головой, — машинка мне эта ни на черта не нужна, самому спешить нужно, а вот стоишь и смотришь. Вишь, сколько народу собрал, а у людей небось дело поважней его машинки. У, сукины дети!..
И он хотел было уходить, но в это время сзади кто-то сказал:
— Старичок, посмотрел, — отходи, дай место другим, — ведь все равно не купишь.
— Тут места не заказанные, — сказал курьер обиженно и упрямо продолжал заслонять собой дорогу хотевшему посмотреть человеку.
