Михаил Пришвин - Том 7. Натаска Ромки. Глаза земли
Как и вчера, к полудню, наверно, солнце выбьется. В Москве так чисто на главных улицах, так светло, и так-опять хочется жить, и так чувствуешь себя поумневшим и душевно похорошевшим.
Раньше в этом мартовском солнце видел цветы на кофточках, а теперь вижу цветы в глазах у людей: при этом свете у многих зацвели глаза – и голубые, и синие, и темно-зеленые, и мне кажется, где-то мелькнули глаза лиловые.
Капнуло с крышиСверху на Кузнецком мосту что-то капнуло мне на кончик носа. Я подумал – это золотая капель с крыши. Но вдруг оттуда чирикнул воробей, и это был первый воробей весны света в этом году. И я понял: это не золотая капель – это он мне капнул на нос.
Но я так радуюсь весне света в городе, что не придал никакого значения тому, что первый певец весны света в отношении меня был так невнимателен.
Чувство природыВот река… вы подошли. И тут бывает по-разному: то захочется рыбу поудить, то искупаться, и мало ли чего! – погулять по берегу, покататься, даже задуматься; что-нибудь вспомнишь, по-иному что-то в твоей жизни переставится: все о себе, все для себя!
Но вот, когда застанет весна в Москве, увидишь текущие со двора реки грязи и вспомнишь настоящую реку, представишь себя на воле, тогда собираешь в душе воспоминания, и все для реки, и ничего для себя.
Так вот и все наше чувство природы возникает в городе.
Любовь к природе с тягой бродяжничества зарождается в городе (туда, туда!), в человеческой тесноте.
Из города тянет в одиночество, из пустыни – к людям.
Река отделиласьНочь морозная, день блистающий. За вчерашний день потемнела и отделилась от снега река, но по льду этому все еще ходят. В полях началась рябь проталин, пестрота, «сорочье царство».
Под снегомПод снегом вода уже, конечно, ходит своими незримыми путями и наливает все впадинки. И это видно, сверху везде снег лежит в мелких голубых рябинках – волнах, а там, где под снегом вода, наверху волны не голубые, а рыжие, и знаешь, что, может быть, уже завтра здесь обозначится мочежинка.
Не забытьВечер. Солнце должно опуститься в тучку, но до тучки ему еще далеко. По ту сторону и по эту на реке блестят две реки – это забереги. С нашего берега по заберегу лежат кладочки. По ним люди переходят на лед, по уцелевшей тропке направляются к другой стороне и там по вторым кладочкам осторожно перебираются на берег. На той стороне, против юга, темного много больше, чем белого. Наш берег, северный склон, завален чистым, нетронутым и глубоким снегом.
Белизна, чистота, свежесть, цветистость нежная так прекрасны, что чувствуешь в себе недостаток восторга, несоответствующую слабость своей благодарности.
Но вот солнце близко подходит к нижней тучке, скоро все переменится, надо спешить схватить себе этот вечер на память так, чтобы потом уже никогда его не забыть.
Девушка с ведрамиСлышно – наверху хрустит лед и снег под чьей-то ногой. Сверху, откуда черной змейкой бежит рассекающий надвое белые снега ручей, спускается девушка с ведрами. Против солнца виден только ее черный гибкий силуэт. Так она спускается вниз, оставляет два ведра на берегу, а с третьим, балансируя, ловко идет по жердочке и опускает ведро в золотую полынью.
Так она одно за одним наполняет, танцуя по жердочке, все три ведра. После того она привязывает два ведра на коромысло и с усилием поднимает на плечо, а третье, осторожно наклонившись, берет в руку. Берег крутой, ей высоко подниматься, и она поднимается.
Игра на жердочке с ведрами кончилась. Девушка согнулась вперед, и чувствуешь, что все у нее теперь в спине, вся сила, вся жизнь ее теперь на хребте, и так далеко-далеко ей, так высоко-высоко ей. Бывает, молодая лошадка в нерешительности остановится под горой с возом, а когда стегнут ее, вдруг вся соберется как-то в спину, схватится и потянет вверх, и долго ей тянуть, и трудно, и так высоко-высоко…
А мне было так хорошо стоять над рекой на проталинке, и стоял бы, стоял, но солнце вошло в тучку, и воздух стал стынуть и снег леденеть.
Апрель
Хорошо смотреть на тот прозрачный лед, где мороз не наделал цветов и не закрыл ими воду. Видно, как ручей под этим тончайшим льдом гонит огромное стадо пузырей, и выгоняет их из-подо льда на открытую воду, и мчит их с большой быстротой, как будто они где-то ему очень нужны и надо успеть их всех согнать в одно место.
Чувство землиНе первый увиденный грач весной самое главное, не скворец, а главное – это чтобы нога твоя встретилась с землей: вот как только ступил своей ногой на то место, где показалась земля, – сразу и почувствуешь все, и все вёсны, какие были у тебя раньше, соединятся, и ты обрадуешься.
Все слышно, все видно!..У нас местность холмистая. И зимой между холмами в логу проходит дорога – зимняк. Весной зимняк обращается в реку, она заливает всю луговую низину между лесными холмами, а летом, где весной бежала вода, по всему лугу рассыпаются цветы.
Вот хорошо начать свою весну, когда везде еще снег, а дорога стала ледяным руслом первого большого ручья, и почти что река. Каждый раз для этого праздника я отправляюсь на южную сторону двух лесистых холмов, между которыми гремит ручей по ледяной дорожке.
На северном холме снег еще вовсе не трогался, а здесь почти все сошло, и земля между деревьями греется, и пень черный стал уже таким теплым, что так и просит прохожего присесть на себя и послушать ручей.
Отсюда все слышно и все видно. Говор весеннего ручья – это все понимают, но, кроме говора, время от времени слышатся какие-то шарашки. И вы знаете, что это такое? Скорее всего вы знаете, если когда-нибудь слушали первый весенний ручей. Все это штуки старого мороза, все это ночью он натворил, а теперь ручей разрушает. За ночь мороз постарался закрыть ручей цветным одеялом, а теперь ручей его разбивает, и когда рушатся белые цветы мороза в воду, то и слышатся эти шарашки.
Солнце помогает ручью, но не думайте, что и сейчас нет мороза: он таится в тени, но даже и в горячий солнечный день бедокурит.
Вон там стоит большая раскидистая елка, и под ней, как раз в ее тени, ручей падает с уступа. Мельчайшие невидимые брызги летят от падения воды, и мороз, притаившись в тени, как охотник, схватывает эти брызги и громоздит из них свои чудеса.
Посмотрите, что сделал мороз с маленькими, в ладонь, густыми, как щетка, молодыми елочками! Он их так обледенил, такое нагромоздил на них, что только очень внимательный глаз узнает под сосульками и цветами мороза тесное стадо молодых елок.
Из какой-то прошлогодней соломы он успел, схватывая брызги ручья, наделать и дворцы, и хижины, и все это ведь среди солнечного дня, когда темный листик на снегу опускается в ямку, каждый темный прошлогодний стебелек стоит в снежном стаканчике.
В лесу без переменВороны в бешенстве, стараются петь воробьи, но дни не обрываются, день за днем глядятся, как в зеркало. Нет лучше, нет чище и краше этих дней, но весна и душа требуют движения.
Движение пока только в поле, в «сорочьем царстве» становится все больше черного пера, но в лесу все без перемен.
Серые дниСело в тучку и теперь утром светит солнце невидимкой. Может быть, оно и покажется еще, но завтра скорее всего начнутся серые, сейчас необходимые дни.
После обеда с востока валила огромная, черная, казалось, дождевая туча. Но когда приблизилась, вдруг стала вся белая, и повалил снег и валил до вечера.
СхваткаПолная тишина, безоблачное небо, ночной хороший мороз, и теперь днем в голубых тенях везде мороз. В лесных ручьях какая схватка! С солнечных полян мчится вода, и в тени схватывает ее мороз.
Ручей замерзМороз усилился, но насту можно ходить с утра.
Мой ручей замерз, и по гладкому чистому льду несется старый листик, согнувшийся корабликом. Пузыри, набившиеся белой пеной на сломе ручья, теперь обмерзли (из воды же они состояли) и лежат теперь рыжим мерзлым тестом.
Весна водыНе хочется забыть вчерашний дивный день. Накануне произошел переворот половодья, после обеда все закипело. А утром все было насыщено парами, и сквозь этот наш земной пар сверху солнце намеком радовало и утверждало в трепетной перелетной душе нашей радость.
Краем ручья я перебрался на свою любимую опушку и тут заметил сразу, что муравьи выползли наверх. Правда, не во всех муравейниках было одинаково: такие были муравейники, где уже все муравьи лежали на рыжем черной сплошной лепешкой, на других только начинали выбираться черными пятнышками, на третьих были еще кое-где отдельные разведчики.
Пашни вытаивают, не пройти бы полем, но, к счастью, на тропе держится лед-черепок, хрустит, и нога не проваливается.
