Валентин Катаев - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
- Ну и дурак! Сон видят?
- Так точно! Видят.
- Раз сон видят, - значит, он зрелище?
- Так точно. Зрелище.
- Ну вот и выходит, что ты не можешь для своего фюрера даже зрелище приличное организовать. Тьфу!
- Виноват.
- То-то! "Виноват". Смотри у меня. Еще один раз увижу во сне Наполеона - шлепну на месте. Будешь у меня знать. И вообще что это за безобразие: всюду, куда ни посмотришь, исторические параллели. Пошел вчера в театр, думал малость развлечься, - и что же идет в театре?
- А что-о? - побледнел Геббельс.
- А то самое. Пьеска.
- Так точно... Очень веселое произведение-с...
- Веселое? А кто там участвует? Наполеон там участвует. Понимаешь?
- Н... никак нет.
- Не понимаешь? Я тебе говорю немецким языком! На-по-ле-он. Разве это допустимо? Немецкий зритель видит на сцене Наполеона, и ему в голову лезут всякие вредные мысли: дескать, поход на Россию, разгром, бегство... Некрасиво!
- Так точно. Немедленно прикажу снять с репертуара.
- Давно пора. А автора расстреляй!
- Он уже умер.
- Жалко. А наука проходит по твоему министерству?
- Так точно. По моему-с. А что?
- Так что же ты, сук-кин сын, позволяешь у себя в учебниках писать?
- А что-с?
- Смотри, негодяй!
Гитлер открыл хрестоматию:
- Видишь?
- Где-с?
- А здесь. Читай: что написано?
- Написано: "Четыре времени года: весна, лето, осень и зима".
- Зима? - подозрительно посмотрел Гитлер на Геббельса.
- Так точно-с... зима... А что, разве...
- Идиот! Немецкий мальчик посмотрит в хрестоматию, увидит слово "зима", и ему в голову полезут всякие вредные мысли: дескать, Наполеон, поход в Россию, поражение и так далее... некрасиво! Так?
- Так точно.
- Прикажи выбросить.
- Кого-с?
- Зиму. Пусть пишут не "четыре времени года", а "три времени года". Благонадежным немцам совершенно достаточно трех времен года: весна, лето и осень. Просто, но мило. А зима - совершенно лишнее. Убрать!
- Слушаюсь.
- Ступай. Да, подожди. И еще, это самое... Распорядись, чтобы сны немецкому населению показывали более приятные. А то все убитые да убитые... три миллиона убитых. Некрасиво! Это может навести немецкое население на дурные мысли... А я этого терпеть не могу.
- Слушаюсь.
Оставшись один, Гитлер на цыпочках подкрался к книжному шкафу, достал том энциклопедического словаря на букву "Н", нашел статью "Наполеон", вырвал ее и с наслаждением бросил в камин. Глаза его дико блуждали.
1941
ЗЕРКАЛО, ИЛИ НОВОГОДНИЕ ГАДАНИЯ В НОВОЙ ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
Над Берлином стояла страшная, непроглядная новогодняя ночь. С Восточного фронта дул ледяной ветер. Старый, 1941 год, положив в свой мешок шесть миллионов убитых, раненых и пленных немцев, собирался в путь.
Стрелка часов показывала без четверти двенадцать. Гитлер бегал по своему кабинету в новой имперской канцелярии и нервно размахивал руками.
- Под Ленинградом бьют, - бормотал он, - под Москвой бьют, под Волоколамском бьют, под Калинином бьют, под Ростовом бьют, под Можайском бьют... Доннер-веттер!.. Адъютант!
Вошел адъютант.
Гитлер остановился перед ним в позе Наполеона и отрывисто бросил:
- Где не бьют?
- Не могу знать.
- Болван!
- Слушаюсь.
- Ступай!
- Так точно.
Гитлер поерошил волосы, вытер со лба холодный пот и снова забегал по кабинету.
- Под Тулой двадцать тысяч, - нервно забормотал он, - под Калинином восемьдесят тысяч!.. Доннер-веттер!.. Адъютант!
Вошел адъютант.
- Гадать!
- Чего-с!
- Я говорю: желаю гадать. Я верю в свою звезду. Я должен написать своим непобедимым войскам новогодний приказ. Я должен приоткрыть своему народу завесу будущего. Понятно?
- Так точно!
- Приготовить все для новогоднего гадания. Желаю гадать, как древний грек: по внутренностям животных. Принести молодого теленка и вспороть ему живот. Ну?
- Никак нет.
- Чего никак нет?
- Теленка никак нет.
- Что? В Берлине нет теленка?
- Так точно. Помилуйте! Где же его взять, теленка?
- Болван! Тогда волоки сюда быка, корову, свинью, барана... Ну? Чего ж ты стоишь с глупой улыбкой? Нету, что ли?
- Так точно. Нету.
- Гм... Может быть, козы есть?
- И коз нету.
- Так. Неприятно. Ну, в таком случае я буду гадать на чем-нибудь другом. Буду гадать не как древний грек, а как древний славянин. Черт с ним! Не важно. Тащи сюда курицу и зерно. Будем кормить курицу счетным зерном.
- Помилуйте! Вашсиясь... - плаксиво сказал адъютант. - Откуда же у нас куры? Откуда же у нас зерно? Ни одной курицы, ни одного зернышка!
- А Украина?
- Все потребили.
- Кто потребил?
- Доблестная германская армия.
- Негодяи! Только и знают, что жрать да жрать! Не напасешься... Скверно. Ну, ничего не поделаешь, в таком случае не буду гадать, как древний славянин, а лучше буду гадать, как древний француз: на кофейной гуще. Давай сюда кофейную гущу. Ну? Чего ж ты стоишь? Гущи нет, что ли?
- Так точно. То есть никак нет. Гуща есть, только кофею нет.
- Дурак!
- Слушаюсь.
- Совершенно нет кофею?
- Ни зернышка.
- Так-с! Печально. Ну, да ничего не поделаешь. В таком случае не буду гадать, как древний француз, а буду лучше гадать, как древний... как древний... Уж и не знаю, что и придумать... Не знаешь, как еще можно гадать?
- Можно еще гадать на картах, - робко сказал адъютант.
Лицо Гитлера побагровело.
- На картах?! - закричал он. - На каких картах? Может быть, на топографических? На военных? Мерси. Я уже гадал. Пошел вон, мерзавец!
- Слушаюсь.
- Постой! А на чем еще можно гадать?
- Не могу знать.
- А ты подумай.
Адъютант наморщил лоб и стал думать. Думал долго-Наконец нерешительно переступил с ноги на ногу.
- Можно еще гадать... Только не знаю, стоит ли...
- Говори!
- Можно еще гадать на зеркале.
- На зеркале? Очень хорошо. Зеркало. Мне это даже нравится. В этом есть что-то древнеарийское.
- Только... не советую... Потому что зеркало, оно... Как бы это сказать...
- Молчать! Неси сюда зеркало. Приказываю!
Через минуту на столе Гитлера стояло зеркало. По бокам его горели две свечи. Стрелки часов показывали без одной минуты двенадцать. Гитлер сел к столу и осторожно заглянул в зеркало. И в следующую секунду раздался его отчаянный, душераздирающий вопль.
Адъютант бросился к Гитлеру. Фюрер лежал в глубоком обмороке. Адъютант осторожно потер ему уши. Гитлер открыл глаза и простонал:
- Доннер-веттер! Мерзавец! Я тебя просил принести зеркало, а ты мне подсунул какую-то отвратительную, сумасшедшую рожу. Убери сейчас же!..
Над Берлином стояла страшная, непроглядная новогодняя ночь. С Восточного фронта дул ледяной ветер. Часы пробили двенадцать. Дверь новой имперской канцелярии отворилась. На пороге гитлеровского кабинета стоял малютка - новый, 1942 год. Он держал под мышкой большой гроб.
Мороз, как говорится в таких случаях, крепчал.
1942
НЕКРОЛОГ
Преступный мир понес невознаградимую утрату. Мировую шпану постигло тяжкое горе. Ушел величайший жулик двадцатого века, негодяй, душегуб и предатель, основоположник итальянского фашизма, верный ученик и последователь Иуды Искариотского, друг и соратник Адольфа Гитлера, мастер провокаций и прогрессивный паралитик Бенито Муссолини.
За двадцать один год своего владычества в Италии Беня покрыл себя неувядаемой славой. Вся многовековая история мировых неудачников бледнеет перед камуфлетами и крахами, постигшими Беню на сравнительно небольшом отрезке времени. Задумав возродить великую Римскую империю, Беня стал энергично прививать себе манеры древнего римлянина: подымал для приветствия руку, брился мечом, время от времени произносил речи с балкона венецианского дворца в Риме.
Однако, не обладая особым политическим тактом и твердыми познаниями в географии и истории, пылкий Бенито впал в роковую ошибку. Черты древнего римлянина привить-то он себе привил, но впопыхах эти черты оказались чертами римлянина времени упадка. С этой роковой минуты все и покатилось.
Пользуясь общим замешательством, Беня нахватал себе колоний: Абиссинию, Триполитанию, Ливию, Албанию. Он уже подумывал о Египте, Тунисе и Алжире. Но тут вступили в свои права черты упадка. В Абиссинии Беня жестоко засыпался, и его крепко поколотили. Поколотили Беню также и в Египте, Ливии, Триполитании, Тунисе, Алжире. И очень крепко попало ему в России, куда его берсальеры, по милости Адольфа Гитлера, попали и пропали...
Покойник обладал нежным, лирическим характером: во время своего пребывания у власти он нахапал у итальянского народа не один десяток миллионов лир, что и дало повод благодарным итальянцам сложить в честь дучо прелестную канцонетту, которая начиналась так:
