Валентин Иванов - Златая цепь времен
Для меня древний Днепр добр и светел, что далее к югу, то темнее. Пусть читатель будет думать, ощущать то же самое. Лобовых ударов с поучениями я что-то стал бояться.
Дело в том, что все это не по заказу, разумею — не предвзято. Но по-земному. Исходя из дел и результатов дел.
…Вы меня извините, дорогой Л. Д., за беспорядочность этого высказывания. Что поделаешь, тут нужен трактат. Очень трудно. Я начал писать после первого разговора с Вами — мне, видно, понадобилось обращение, а не так просто, в пространство. Я Вам доверяю, поэтому, думаю, и вышло так, необдуманно, неотделанно. А может быть, так и нужно? У меня было почти все написано, когда Вы сказали, что Вам хотелось бы знать, чего я хочу.
Помочь кому-то задуматься. Хоть немного, хоть нечто посеять в подсознательном. Это, я понимаю, и заносчиво по мысли, и нескромно сказано, но не умею сказать иначе.
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД БУДУЩИМ
*
Мои рассуждения о книге В. Н. К.[68] есть размышления, но отнюдь не критика. Меньше всего я хочу упрекнуть в чем-то издательство или редактора.
Коль говорить о «беде», то она связана с другим, и она общая.
Если Философ (с большой буквы!), умея мыслить крупными категориями, умеет также и помещать категории в план всегда человеческий, то мы, люди малых калибров, давимся крупными категориями. И наша мысль постоянно срывается с человеческого плана и упадает в пустоту. Доказательство заключается в том, что из заявлений и утверждений, сделанных в подобных срывах, можно делать выводы, совершенно неожиданные и вовсе нежелательные для сорвавшегося философа. Этим-то я и занялся в прилагаемом этюде, весьма себя ограничив, ибо предложенный мне В. Н. К. материал я использовал на один-два процента.
Такому же рассмотрению можно подвергнуть весьма и весьма много других подобных книг. Они — свидетели своего времени, времени смуты умов — в результате лавины научной информации, которая нас расплющивает и увлекает куда-то. И мы на ходу стараемся выхватить из лавины что-либо новое, дабы ввести в наше миросозерцание.
Факт вылета за пределы зоны земного притяжения произвел переворот среди популяризаторов. Больше того, я знаю людей, которые видели угрозу в «лунных утопиях» и требовали ограничиваться тематикой перспективных планов научных институтов. А теперь они не только читают «невероятную фантастику», но и сами грешат ее сочинительством. Но это — мелочь. А вот как обрабатывает эта самая космическая тема наше сознание? Или — атомно-термоядерная? Каково качество этой обработки нашего общего сознания, в том числе и моего? Не знаю. Следить посредством собственного сознания за этим же самым собственным сознанием, если и возможно, то, вероятно, так же трудно, как тащить себя за волосы из воды.
Когда-то давно один остроумный знаток математики говорил мне, что сущность вычислений сводится к следующему: к равным можно прибавить или вычесть равные, равные можно помножить или разделить на равные, и равенство не нарушится.
А я говорю себе: Природа не обладает ни цветом, ни вкусом, ни запахом. Все, что я вижу, чувствую, слышу, все образы, рожденные контактами с Природой в моем сознании, суть только человеческие. Из них сложена человеческая Вселенная. У таких близких к человеку существ, как дельфин или горилла, совсем другая Вселенная, и человек не мог бы в ней жить, вселенный какой-либо чудо-наукой в их тела. Бесконечно далека от человека Вселенная насекомых и растений. И уж в совершенно иной, по сравнению с нашей Вселенной, обитают вездесущие народы одноклеточных. Нас всех разделяют не пороги, а стены, хотя все мы — земные, хотя все мы, населяющие Зону Органической Жизни — биосферу, — нужны один другому. Так нужны, что человеку не прожить, например, без бактерий, способствующих усвоению пищи, и не вырастить без помощи других бактерий злаки для своей пищи.
Человеческое стремление знать неутолимо и органично, иначе мы не познали бы даже силу камня, привязанного к палке полоской сырой кожи — первой мотыги, первого топора. И первого копья, воткнутого победителем в побежденного.
Несколько лет тому назад известнейший писатель сказал, что «человек создан для счастья, как птица для полета». Но птица большую часть своего времени проводит на земле, а слово «счастье» не входит в научный словарь.
Если вернуться к «беде», с которой я начал, и к «потоку информации», то он действительно способен выбивать нас из плана человеческого в план научно-технический, что человеку в нем становится неуютно. Как-то перестаешь думать по-человечески.
Лет сорок тому назад М. И. Калинин, выступая перед молодежью, выразил мысль, что не столь важно знать все съезды, как уметь философски мыслить. Перефразируя, я сказал бы: важно постичь науки, но еще важнее уметь переводить достигнутое в человеческий план.
Наука есть величайшее благо, которое без «поправки на человека» способно превращаться в злейшее бедствие.
В книге В. Н. К. постоянно и в разных контекстах употребляются термины — предвидение, предсказание, прогнозирование, научное предвидение. Сегодня эти слова стерты и обесценены бесконечными неквалифицированными повторениями. В. Н. К. следовало бы начать с объяснения, как он сам понимает эти термины и будущее время, к которому они относятся.
В моем этюде «О политическом предвидении» я старался обосновать следующие положения:
а) будущее, в каком бы то ни было физически-естественном образе, не существует и поэтому не может быть, как несуществующее, «увиденным», «прочтенным»;
б) наша наука основана на наблюдениях, опытах, экспериментах над существующим: будущее, как несуществующее, не может быть исследуемо научными методами, поэтому нельзя говорить о научном предвидении;
в) политико-социальная модель организует волю людей, указывая им цели, для достижения которых люди стремятся осуществить модель, и воплощение модели есть результат человеческих усилий, а не результат «предвидения будущего» авторами модели.
Из-за стертости слов, из-за неквалифицированного употребления терминов мы постоянно, в речи и в сознании, смешиваем — и подставляем одно вместо другого понятия — предвидение, предсказание, провидение, прогнозирование (по-русски — предзнание) с понятием «планирование». Из-за этой путаницы мы склонны принимать планирование за предвидение, и нам свойственно видеть в удачном осуществлении планирования (особенно крупного масштаба) — провидение, предсказание.
В. Н. К. говорит в своей книге о прогнозировании будущего, которое «становится неотъемлемой частью деятельности современного общества».
Замечу, между прочим, удобство иностранных словечек. Если бы вместо прогнозирования В. Н. К. взял русские эквиваленты, например предвидение, или перевел прогнозирование как предзнание, то приведенная цитата выглядела бы особенно забавно.
Но если устранить путаницу в терминах, заменив прогнозирование планированием, то «дефицитную информацию» о будущем, о которой говорит автор, можно было бы, казалось, получить, начав с вычисления результатов устремления в будущее всего пучка плановых лучей через год, два, три и так далее.
Конечно же, В. Н. К. не так наивен: тут же, на следующей странице, он говорит о теории вероятности в применении ее к естествознанию, какая теория «охватывает все виды области современной человеческой деятельности». Терминология и здесь хромает: теория вероятности не «охватывает», а, по В. Н. К. же, может объяснять. Но не буду отвлекаться. Замечу по существу, что В. Н. К. совершенно справедливо отмечает, что «любой прогноз является (только! — В. И.) вероятностным и чем более конкретен прогноз, тем выше степень его неопределенности».
Отсюда можно заключить, что поведение людей, по В. Н. К., «прогнозируется» с высокой степенью неопределенности. А так как состояние общества и выполнение планов зависит от поведения людей, то как быть с «предвиденьями», «предсказаниями»? Об этом В. Н. К. как будто бы не думает, ибо сказанное им о теории вероятности он подтверждает и развивает на общих примерах из… космологии!!
Но человека В. Н. К. не забывает, говорит о «динамичности научного прогноза», который «должен постоянно уточняться, представляя собой цепь последовательных, все более точных приближений, проверяемых практикой, опытом».
Следовательно, прогноз, составленный сегодня, завтра исправляется фактами, выявившимися завтра. Исправленный завтра прогноз исправляется в свою очередь фактами, давшими о себе знать на третий день. И так далее, до бесконечности или до какого-то условного дня? Но подобная практика выглядит подтасовкой, для чего? Для спасения репутации прогнозиста, что ли?
