Андрей Левкин - Междуцарствие (рассказы)
Хорошо лишь вечное: "Ваше письмо из Лондона в особенности живо меня заинтересовало. Значит, правда, что существует только одна мысль от края до края вселенной; значит, действительно, есть вселенский дух, парящий над миром, тот Welt Geist, о котором говорил мне Шеллинг и перед которым он так величественно склонялся; для мысли не существует пространства, и эта бесконечная цепь единомысленных людей, преследующих одну и ту же цель всеми силами своей души и своего разума, идет, следовательно, в ногу и объемлет своим кольцом всю вселенную".
Видно, как основная мысль Чаадаева в очередной раз пошла на взлет.
Любопытно, что именно в этот момент в общество окончательно проникает та же мысль, но предыдущего периода. Ему - 42 годa.
Не очень мелкая пакость
Бывший профессор Московского университета Николай Иванович Надеждин издавал в Москве журнал "Телескоп". Издание было любопытным (в 1835 году, например, именно в "Телескопе" Белинский объявил, что русское общество имеет в лице г-на Гоголя будущего великого писателя).
Следствию Надеждин объяснит историю с публикацией чаадаевского Письма тем, что он "решил или оживить свой дремлющий журнал или похоронить его с честью". А было так: Tschaad подошел к нему в Английском клубе и принялся хвалить журнал, предложив напечатать его письма - Надеждин удивился, поскольку ранее в их отношениях были нерасположенности. Но рукопись взял и отдал в набор.
Потом он писал объяснительную: "Зная известность и вес автора в высшем обществе, я ожидал впечатления от самого имени его, которого он нисколько не думал скрывать... Таковой авторитет для известности и хода журнала, конечно, мог быть выгоден. Что же касается до вредных последствий, то я никак не ожидал их, предоставляя себе немедленно сделать на эту статью возражение и тем, изгладив дурные впечатления, поддержать вместе занимательность журнала".
Цензор, Алексей Васильевич Болдырев, ректор Московского университета, был уже немолод (66 лет), так что работал только по утрам, а по вечерам обыкновенно играл в карты. В один из таких вечеров к нему на огонек забрел Надеждин (он жил в том же доме), принесший с собою корректуру пятнадцатого номера "Телескопа", и уговорил ректора самому не читать, а прослушать его чтение. Федор Буслаев, бывший тогда студентом, был вхож к Болдыреву и при сем присутствовал: "Цензурное чтение происходило между робберами и во время самой игры, и Болдырев написал дозволение, не проникнув сути дела и положившись на то, что товарищ и ежедневный собеседник не подведет его".
Потом Буслаев уточнит (его рассказ, верно, сочли за анекдот), что Болдырев в самом деле "...с большим увлечением играл в карты по маленькой с дамами... Б., увлекшись игрою, ему отказывал и прогонял его от себя. Наконец, согласились на том, что Б. будет продолжать играть с дамами и вместе прослушает статью, - и тут же, во время карточной игры, на ломберном столике подписал одобрение к печати. Когда статья вышла в свет, оказалось, что все резкое в ней... недозволяемое цензурой, при чтении Надеждин намеренно пропускал". Софья Владимировна Энгельгардт, правда, утверждает, что история имела место за цензорским обедом. Впрочем, во время описываемого события ей было лишь восемь лет.
На следствии Болдырев объяснял свою невнимательность особенной загруженностью в те дни по университетским обязанностям.
Следствие
"Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного", - резюмировал Николай Павлович Романов.
Генерал Перфильев (жандармерия, отчет начальству в 1836 году, после опубликования в октябре Письма): "Чеодаев (отчего-то жандармерия употребляла фамилию именно в таком виде - А.Л.) особенно привлекал к себе внимание дам, доставлял удовольствие в беседах и передавал все читаемое им в иностранных газетах и журналах и вообще вновь выходящих сочинениях с возможной отчетливостью, имея счастливую память и обладая даром слова. Когда нарождался разговор общий, Чеодаев разрешал вопрос, при суждениях о политике, религии и подобных предметах, со свойственным уму образованному, убеждением. Знакомство он имеет большое... Образ жизни Чеодаев ведет весьма скромный, страстей не имеет, но честолюбив выше меры. Сие-то и увлекaет его иногда с пути, благоразумием предписываемого".
А вот легендарное послание Бенкендорфа московскому генерал-губернатору князю Голицыну: "Государю императору угодно, чтобы Ваше сиятельство, по долгу звания Вашего, приняли надлежащие меры к оказанию г.Чеодаеву всевозможных попечений и медицинских пособий. Его Величество повелевает, дабы Вы поручили лечение его искусному медику, вменив ему в обязанность каждое утро посещать господина Чеодаева, и чтоб сделано было распоряжение, чтоб г.Чеодаев не подвергал себя влиянию нынешнего сырого и холодного воздуха; одним словом, чтобы употреблены были все средства к восстановлению его здоровья".
"Телескоп" запретили, Надеждина сослали на жительство в Усть-Сысольск Вологодской губернии (ныне - Сыктывкар), потом его простили, и умер он в Одессе. Болдырева отставили со службы ("...действительно мог сделаться жертвою своей беспечности и неограниченной доверчивости к Надеждину", он был сочтен "не умышленно виноватым") и без пенсиона. Пенсион через полтора года ему дали, но в службу он больше не вступал и умер в 1842 году. "Чаадаева продолжать считать умалишенным" - при этом ни в какое лечебное заведение определять его никто и не собирался: отделался, то есть, он весьма легко.
И никто не занялся переводчиком, которым был или Н.Х.Кетчер, либо брат Норовой Александр: никто из них не был обеспокоен происходящим. К ним причисляли даже Белинского, вот он - слегка пострадал в этой истории, поскольку был сотрудником "Телескопа", его бумаги были арестованы, но сочтены не крамольными.
Странно, статья не была подписана, а государство, наказывая Tschaad'a, не выяснило, "признает ли он себя автором статьи". А если бы он вздумал отпираться? Сказал же он на следствии, что статья напечатана "вопреки его желанию".
Инстинкт не подвел
Письмо к самому себе от имени М.Ф.Орлова (октябрь 1836 года, высочайшей резолюции в тот момент Tschaad еще не видел). Странный жанр.
"Я имею сказать Вам несколько слов, мой друг, о впечатлении, произведенном Вашим письмом в публике, и у меня есть основания сказать их Вам письменно. Вы помните, что я Вам говорил, что Ваши взгляды не найдут сочувственного отклика в нашей стране. Не смею слишком подчеркивать мои предсказания, но Вы должны признать, что Ваш опыт их подтвердил. Мой национальный инстинкт меня не обманул. Более того, я мог бы поздравить себя с еще одним преимуществом. Я отнюдь не идеалист; как Вы знаете, я придаю большое значение в делах этого мира материальному началу; и именно потому я смог лучше, чем Вы, оценить настроение умов относительно вопроса, брошенного Вами в нашу гущу. Абстракция, в которой Вы обитаете, скрыла от Вас истинный ход вещей. Я слишком хорошо Вас знаю, чтобы не быть уверенным в том, что движение, произведенное Вашим сочинением, Вас отнюдь не удовлетворило, и хотя публикация статьи произошла не без Вашей инициативы, я не сомневаюсь, что хотя Вы согласились придать ей гласность, реакция оказалась совсем не такой, какую Вы предвидели".
1 ноября Tschaad'у сообщают официальное мнение по поводу его умопомешательства. Tschaad меняется в лице и отвечает, что "...заключение, сделанное о нем, весьма справедливо; ибо, при сочинении им назад тому шесть лет философических писем, он чувствовал себя действительно нездоровым и расстроенным во всем физическом организме; что в то время хотя он и мыслил так, как изъяснил в письмах, но по прошествии столь долгого времени образ его мыслей теперь изменился, и он предполагал даже против оных написать опровержение; что он никогда не имел намерения печатать сих писем и не может самому себе дать отчета, каким образом он был вовлечен в сие".
А.И.Тургенев - Вяземскому в Петербург, 3 ноября: "Доктор ежедневно навещает Чаадаева. Он никуда из дома не выходит. Боюсь, чтобы он и в самом деле не помешался".
Странное совпадение: в ноябре 1836 года М.Ф.Орлов сделает доклад "Некоторые философские мысли о природе" на заседании Московского общества испытателей природы, в почетных членах которого он состоял с 1832 года.
Вокруг писем
В.Ф.Одоевский - Шевыреву (17 ноября 1836 года): "Что пишешь о недоумениях московской цензуры, дiлжно было, и этому помочь нельзя: глупая статья Чаадаева затворяет рот всякому, кто бы хотел вступиться за литературу".
П.Б.Козловский - П.А.Вяземскому: "Мнение мое о письмах Чаадаева отгадать вам будет нетрудно; но дело идет не о том, а о том, чтобы... отстоять его невредимым и прикрыть своею человеколюбивою защитой безумное его стремление к мученичеству. Как бы ни странны казались его мысли, все-таки человек, не посягающий на существующее правление, не оскорбляющий высокую особу монарха, не ищущий в неблагоразумной своей искренности ничего, кроме правды добра, все-таки в самых заблуждениях достоин заступления... тех, у которых есть перо и сердце...".
