Максим Горький - Том 12. Пьесы 1908-1915
Мастаков. Верите вы мне?
Софья Марковна. Глупо спрашивать. Вы когда будете говорить с ним?
Мастаков. Вечером.
Софья Марковна. Сделайте так, чтобы я слышала вашу беседу, я останусь здесь… И чтобы дети не знали ничего — понимаете?
Мастаков (усмехаясь). Павел узнает — обрадуется.
Софья Марковна. И главное — говорите с ним спокойно.
Мастаков. А вдруг он и вас запутает? Что тогда будет?
Софья Марковна. Меня? Глупости! Идёмте в дом!
Мастаков. Софья Марковна…
Софья Марковна. Ну, что? Возьмите же себя в руки!
Мастаков. Боюсь я…
Софья Марковна. Это вам не поможет!
Мастаков. Вашего суда боюсь.
Софья Марковна. Но ведь вы не виноваты? Да? Ведь это — несчастье?
Мастаков. Да! Клянусь…
(Ушли. В кустах появилась Девица и тупо смотрит вслед им, почёсывая подбородок.)
Занавес
Действие третье
Большая комната, посреди неё письменный стол, три кресла. На столе горит лампа, затенённая синим абажуром. В углу, за ширмами, видно изголовье кровати. В другом углу — изразцовая печь, около неё кушетка и дверь, прикрытая тяжёлой драпировкой. Около двери — большой шкаф. Другая дверь — перед зрителем. Мастаков на кушетке, полулежит. В среднюю дверь стучат.
Мастаков (вставая). Ну?
Захаровна. Проснулся.
Мастаков. Зови.
Захаровна. Чаю просит.
Мастаков. Пусть напьётся, тогда приведёшь.
Захаровна. Иван Васильич — ты его не привечай, недобрый это старик…
Мастаков. Ладно. Иди.
Захаровна. Всё он выспрашивает про тебя — как долотом долбит.
Мастаков. Выспрашивает?
Захаровна. И как ты живёшь, и какие дела твои, и про Софью Марковну…
Мастаков. И про неё?
Захаровна. Да, да, и про неё! Как будто он всё знает, а выспрашивает только для виду… Так вот и долбит, как судья всё равно.
Мастаков. Как судья?
Захаровна. Совсем как судья!
Мастаков. Он знал меня, когда… я беден был. Вместе жили…
Захаровна. Мало ли кого в жизни знавали мы.
Мастаков (ходит). Софья Марковна у Тани?
Захаровна. У неё.
Мастаков. Позови поди… Вежливо. Скажи — прошу на минуту. (В дверь стучат, Захаровна хочет открыть, Мастаков, хватая за руку её.) Стой — кто это?
Захаровна. Ну, что ты, батюшка, кто, кроме своих!
Мастаков (негромко, гневно). Я тебе говорю. Дура…
Софья Марковна. Вам бы на себя надо крикнуть хорошенько…
Мастаков. Иди, Захаровна.
Захаровна. Сама знаю, что надо уйти…
(Выходит из комнаты.)
Софья Марковна. Ну, что? Как вы?
Мастаков. Плохо. Тошно мне.
Софья Марковна. Какой же вы мужчина, если так трусите?
Мастаков. Велика беда.
Софья Марковна. Беда ещё не ясна…
Мастаков. Я знаю его.
Софья Марковна. Вот посмотрим, поговорим с ним, дадим ему что спросит, а потом я начну осторожно хлопотать о помиловании. Наймём лучшего адвоката. За деньги всего можно добиться! Говорят — плохо это, но — если нет другой силы?
Мастаков. Не знаю, как я буду говорить с ним.
Софья Марковна. Ведь вы не чувствуете себя преступником? Чего же бояться?
Мастаков. Мало вы знаете людей.
Софья Марковна. А вот увидим. Где я буду?
Мастаков. Не надо бы этого!
Софья Марковна. Я сяду вот здесь, за шкафом… и прикроюсь драпировкой. (Улыбается.) Думала ли я, что буду принимать участие в такой удивительной истории?
Захаровна (входит, угрюмо). Не хочет он чаю. Звать?
Мастаков. Зови.
Софья Марковна. Видите — она меня не заметила… Вы смотрите же, не горячитесь!
Мастаков. А вдруг и вы попадёте со мной в капкан этот? Что тогда будет?
Софья Марковна. Молчите!
(Спряталась. Мастаков, вздохнув, смотрит в её сторону. Она выглядывает из-за драпировки, улыбаясь.)
Мастаков (с усмешкой). Забавно?
Софья Марковна. О, да… и жутко чуть-чуть! Шш… Идут!
(Стучат в дверь. Захаровна, пропуская Старика и Девицу, глухо ворчит. Старик крестится, глядя в угол, где кровать, потягивает воздух носом.)
Мастаков (кивая на Девицу). А эту зачем привёл?
Старик. Она везде со мной, как глупость моя.
Мастаков. Пусть уйдёт, я при ней не стану говорить с тобой.
Старик (усаживаясь в кресло у стола, спокойно). Как это — не станешь? Станешь. Ты её не опасайся, она, подобно земле, — немая; хоть бей её, хоть топчи — не закричит. А ежели меня начнут бить — закричит!
Мастаков (исподлобья смотрит на Девицу; она, любопытствуя, оглядывает комнату, щупает спинку кресла). Сядь!
Старик. Садись, Марина, ничего. (Подпрыгивает в кресле.) Стулья-то какие мягкие у тебя, как перина. А — темно, темновато. Больше нет свету?
Мастаков. Нет.
Старик. Темно живёшь. Хорошо, сыто, мягко, а — темно!
Девица. Дух хороший какой, будто ребячьим потом пахнет…
Старик. Сними колпак с лампы!
Мастаков. Зачем?
Старик. Светлей будет. Это глупость — свет прикрывать. Ну, вот… А чем угостишь?
Мастаков. Водки хочешь?
Старик (смеясь). Э, нет! Водочку я не стану пить, нет! Хитрый ты, Гусев…
Мастаков (ударив ладонью по столу). Ну, давай говорить!
Старик (вздрогнув). Ты не стучи зря-то! Ишь, словно из пистолета выпалил… Эти окошки куда выходят? Марина, — взгляни!
Мастаков. Ну, чего же тебе надо, Антон?
Старик (следя за Девицей). На двор, что ли?
Девица. На двор. Чёрное крыльцо сбоку…
Мастаков. Чего ты хочешь?
Старик. А чего бы мне, старичку, хотеть?.. Не знаю.
Мастаков. Говори сразу. Не издевайся, Антон, не серди меня…
Старик. А то — что будет?
Мастаков (вставая). А то я…
Старик (откачнулся в кресле). Ну, ну…
Девица. Вы не кричите, купец, тут — люди везде у вас, это вам нехорошо. Вы отодвиньтесь.
Мастаков. Молчи, девка!
Старик. Молчи, Марина, ничего! Я его знаю, он хоть горяч, да отходчив… Он добрый.
Мастаков. Что тебе надо, Антон?
Старик. А я ещё не надумал. Ты — потерпи, я исподволь придумаю…
Мастаков. Злой ты человек!
Старик. Мы все одного завода кони, только разной масти.
(Пауза.)
Старик (начинает говорить негромко и жалобно, но — быстро переходит в тон насмешливый и властный). Вот, Митрий, сидим мы с тобой друг против друга, оба — грешники, только я — отстрадал за грехи мои смиренно, но закону, а ты — бежал страдания-наказания. Я — высох до костей, а ты — распух в богатстве, на мягких стульях сидя. И вот — встретились мы. Я тебя семь годов искал — была у меня вера, что ты жив-здоров и в добром порядке. Да…
Мастаков. Говори скорее.
Старик. Не торопись, обожжёшься!.. Знаешь — как детишкам за столом говорят, когда щи горячие поданы? Не торопись — обожжёшься! Так вот — искал я тебя. Любопытно мне было поглядеть на смелого человека, который через закон перешёл. Христос за чужие грехи отстрадал, а ты за свой — не восхотел. Ты — смелый!
Мастаков. Я тому греху не причастен, я ошибкой осужден…
Старик. Все мы так говорим пред земным судом, друг пред другом, это я знаю! Я сам так говорил, в своё время…
Мастаков. Я жил доброй жизнью в эти годы…
Старик. Ишь ты что! Нет, Гусев, это не годится! Эдак-то всякий бы наделал мерзостев земных да в добрую жизнь и спрятался. Это — не закон! А кто страдать будет, а? Сам Исус Христос страдал, древний закон нарушив. Закон был — око за око, а Христос повелел платить добром за зло.
Мастаков. Я добра людям не мало сделал…
Старик. Не видать этого. Люди живут, как жили, в нужде да бездолье, во тьме греховной… И всё, будто, хуже живут люди-то, — замечаешь, Гусев?
Мастаков. Ну, что же тебе надо от меня? Что?
