Константин Станюкович - Том 5. Повести и рассказы
— Он более бранится… Ну, довольно об этом. Что кончено, то кончено… Расскажи о себе. Я тебя давно не видала… Что ты делаешь? Надеюсь, ты с нами позавтракаешь? Я тебя не отпущу, слышишь? Довольна ты своей жизнью?
Молодая девушка призналась, что та жизнь, которую она ведет, ее не удовлетворяет.
— Ну еще бы!.. Есть чем удовлетворяться! Эти ваши скучнейшие балы, эти ваши глупые фиксы и глупые кавалеры… Надеюсь, не влюбилась еще ни в одного из этих господ?
— Нет, тетя…
— И слава богу… Я всегда считала тебя умной девочкой… А что ты читаешь? Не одни романы, конечно?
— Нет, тетя… Я и журналы читаю…
— Тебе бы надо, Нина, делом заняться…
— Каким? Научите, тетя…
— Сделайся членом нашего общества «Помогай ближнему!», и, если захочешь, дело найдется…
— Я охотно готова бы работать… Но только…
Она не договорила, несколько смущенная.
— Что же тебя останавливает?
— Папа не особенно любит все эти благотворительные общества…
Княгиня вспыхнула.
— Твой отец — извини, а уж я прямо скажу — совсем сделался в последнее время чиновником и не понимает никакого живого дела… Мы с ним не раз ссорились из-за этого… По его мнению, только то хорошо, что вышло из канцелярий, а свободная частная деятельность ему не по сердцу… Он и меня считает вроде сумасшедшей… я знаю… Но я с ним поговорю о тебе и надеюсь, что он позволит тебе работать под моим наблюдением… Хочешь?..
— С большим удовольствием!
— Очень рада… Ты по крайней мере будешь полезна ближним… А теперь ты что?.. Барышня с хорошим приданым, за которой охотятся женихи… Нечего сказать, приятное положение… И знаешь, что я тебе скажу, Нина?..
— Что тетя?..
— Не торопись выходить замуж.
— Я и не тороплюсь.
— Тебе двадцать лет… Подожди еще лет пять…
— Охотно буду ждать, тетя! — рассмеялась Нина.
— И главное, Нина, не выходи замуж по расчету, и особенно за старика… Избави тебя бог от этого! — как-то значительно и серьезно проговорила княгиня. — Ну, а теперь пойдем завтракать, — круто оборвала она разговор, когда вошедший лакей доложил, что завтрак подан.
XXV— Куда, прикажете, барышня, домой? — спросил кучер после того, как швейцар Моравских усадил Нину в санки и застегнул полость.
— Нет, Иван… Поезжайте к Бердову мосту. Вы знаете, где Бердов мост?..
— Как не знать, барышня.
Кучер натянул вожжи, и резвая вороная «Светланка» понесла санки крупною быстрою рысью.
Кучер любил «хорошо прокатить» барышню, которую он, как и вся вообще прислуга в доме Опольевых, отличал за ее простоту и ласковое, приветливое обращение, показывавшее, что барышня не гнушается простым человеком. Это не то что «сам генерал», всегда ровный, никогда не возвышавший голоса и в то же время с каким-то снисходительным презрением смотревший на прислугу. Никогда ни с кем ни одного лишнего слова, кроме приказаний, точных и коротких. Никогда ни малейшей фамильярности и никакой шутки, даже с камердинером, который жил у него шесть лет. И недаром все трепетали Опольева, зная, что за малейшую неаккуратность и за неточное исполнение его приказаний виновный будет немедленно рассчитан и без всяких объяснений.
Иван пустил «Светланку» вовсю. Снежная пыль обдавала закутанную Нину, и ветер резал ее лицо. Она любила скорую езду.
— Тише, тише, Иван… Кого-нибудь задавите!..
— Что вы, барышня!.. Не извольте беспокоиться…
Однако он попридержал лошадь, и только в малолюдной Офицерской снова пустил «Светланку» полным ходом.
Не доезжая Бердова моста, кучер круто осадил лошадь у ворот большого дома, указанного Ниной.
Она вышла из саней и нерешительно дернула за звонок у ворот.
Наконец явился дворник.
— Где здесь живет господин Опольев? — спросила Нина.
— На заднем дворе, у прачки, третий этаж… номер пятьдесят! — грубовато ответил дворник.
— Да ты проводи-то барышню… Не видишь, кто с тобой говорит! — сердито окрикнул кучер, находивший, что дворник отнесся не с надлежащим почтением к барышне, да еще приехавшей на собственной лошади.
— Я… что ж… Я провожу… Пожалуйте, барышня! — проговорил дворник уже более любезно.
«Ишь ведь дядю нищего своего пошла проведать», — сочувственно подумал кучер, который уж узнал сегодня на кухне, кто такой брат их генерала.
Не без некоторой брезгливости поднялась Нина по темной вонючей лестнице с мокрыми ступеньками и покрытыми сыростью стенами. Из многих квартир с открытыми дверями шел скверный запах кухни и смрада. По лестнице шмыгнули какие-то подозрительные мужские фигуры, скверно одетые, с испитыми физиономиями, и удивленно озирали нарядно одетую барышню. И Нине становилось жутко.
— Вот здесь, пожалуйте.
И дворник дернул звонок.
За дверями послышалось шлепанье туфель, и Анисья Ивановна в кофте и юбке, с засученными рукавами, показалась в дверях.
— Вам кого? — удивленно спросила она.
— Александр Иванович Опольев здесь живет?
— Здесь… здесь… Пожалуйте, барышня! — приветливо встретила Нину квартирная хозяйка, догадавшись по описанию Антошки, что эта та самая племянница, которая помогла «графу».
— Можно к нему войти? — робко спросила Нина и невольно поморщилась, вдыхая отвратительный спертый воздух маленькой квартирки.
— Очень даже можно… Александр Иваныч сегодня первый раз встали и сидят… Не угодно ли? Входите… Вот их комната…
Нина постучала.
— Войдите! — раздался из комнаты низкий сипловатый басок «графа».
Молодая девушка вошла и остановилась на мгновение, смущенная и взволнованная, пораженная и нищенской обстановкой маленькой комнатки, и видом этого бледного, смертельно бледного, осунувшегося лица, изрытого морщинами, с черными, глубоко сидящими глазами, все еще красивого и выразительного. Шапка кудрявых, седоватых волос, покрывавших большую голову «графа», придавала ему вид художника. С первого же взгляда Нину поразило необычайное сходство его с отцом, но только «граф» казался совсем стариком, хотя и был моложе. Одет он был в свой знаменитый дырявый халат…
— С кем имею честь?.. — с изысканною вежливостью начал было удивленный «граф», с трудом приподнимаясь с кровати и стараясь держаться прямо, но не докончил фразы и, пристально вглядевшись в Нину, воскликнул:
— Нина… Нина Константиновна… Неужели это вы?
— Я самая, дядя! — проговорила закрасневшаяся девушка, торопливо подходя к «графу» и протягивая ему руку.
— Не ожидал! — едва вымолвил он и горячо припал к ее руке.
Нина поцеловала его в голову…
— Не ожидал! — повторил он, стараясь скрыть свое волнение. — Спасибо вам, милая девушка… Спасибо… Садитесь…
И «граф» хотел было подвинуть табурет.
— Не беспокойтесь, дядя… пожалуйста, сидите…
И, присев на табурет, она продолжала, все еще смущенная и взволнованная:
— Я непременно хотела побывать у вас, узнать о вашем здоровье и сообщить приятную весть и вам и Антоше, — обернулась она к Антошке, ласково ему улыбнувшись. — Я только что от княгини Моравской… Антошу от вас не возьмут… Княгиня телефонировала градоначальнику…
Антошка весело улыбался.
— И за это спасибо вам, Нина Константиновна…
— Просто — Нина, дядя…
— Ну извольте, Нина… И за все, за все, что вы сделали…
— Полноте, дядя… Стоит ли говорить… много ли я сделала?.. Я ничего не сделала того, что бы следовало, — как-то значительно и словно бы виновато проронила молодая девушка, бросая робкий взгляд, полный участья, на «графа». — Я ведь раньше решительно ничего не знала о вас, а теперь как узнала от Антоши, какой вы хороший…
— Ну, ему верить нельзя… Он удивительно болтливый и, главное, увлекающийся мальчишка… Видите ли. Нина, детство его было очень печальное, и когда его пригрели, он уж и раскис, являя редкое качество: чувство благодарности… Так княгиня смилостивилась?.. Отказалась от мысли силою облагодетельствовать Антошку и, конечно, полагает, что он пропадет?.. Но вы, Нина, я уверен, этого не думаете и понимаете, что я постараюсь, чтоб он не был похож на меня! — прибавил он с горькой улыбкой.
— Разумеется, не думаю, дядя…
— И не ошибетесь… верьте…
И, словно бы спохватившись и вспоминая, что и он когда-то был светским человеком, «граф» поспешил осведомиться о здоровье ее родителей.
— Благодарю вас, здоровы…
Она хотела было прибавить: «Вам кланяются», но удержалась от этой лжи и прибавила:
— Я ведь к вам, дядя, приехала экспромтом… Ни папа, ни мама не знают…
— Тем более порадовали… Ведь вы первая из родственников решились посетить меня… Первая и, вероятно, последняя…
— Я, дядя, если позволите, и еще приеду.
— Позволю?.. Я буду бесконечно рад вас видеть, но… как бы вам-то не досталось, милая племянница… Ваш отец не очень-то обрадуется, если узнает, а я… я не хочу, чтобы из-за меня вам сказали хоть одно неприятное слово! — прибавил граф на превосходнейшем французском языке.
