Ольга Морозова - Только теннис
А что у нас получилось с дочкой?
Прежде всего, как я уже говорила, моих знаний о системе детского тенниса в Англии оказалось явно недостаточно. Те турниры, на которых Катя побеждала, не подходили к тому уровню, на котором должны расти мастерство и опыт. Планка необходимого стандарта постепенно уходила. Да и наше полное незнание жизни в Англии, оно тоже отражалось на ребенке. А жизненные и тренировочные процессы в возрасте становления должны идти как по маслу, нет сейчас времени для адаптирования и преодоления.
Когда я начала играть в теннис, моя мама не водила меня на тренировки и мне это страшно нравилось. Мы жили в пяти минутах ходьбы от стадиона, точно так же, как и Катя жила в Бишеме рядом с кортами. Но в мое время такая близость к спортплощадке считалась благом, а в Катином - недостатком. И, конечно, скажу, что спорт и здоровье - вещи несовместимые. Для спорта нужно изначально иметь хорошее здоровье. Катины хрупкие кости и рост в 178 сантиметров в шестнадцать лет, плюс профессиональные нагрузки не могли не дать о себе знать. Операция в пятнадцать на мениске, затем вторая, потом еще и третья. Такого количества травм, как у Кати в течение двух-трех лет, у меня за всю спортивную жизнь не соберется. Травмы измучили Катю.
Моя ошибка заключалась еще и в том, что я не облегчала дочке жизнь, а, наоборот, все время на нее давила. Раз она дочь Морозовой, то должна быть идеальной во всем. Она должна быть самой лучшей здесь, самой лучшей там. Я давила и, наверное, переусердствовала. В конце концов Катя сказала, что не хочет больше тенниса, хочет нормально учиться в колледже. Не то чтобы она собиралась совсем бросить теннис, нет, но "хочу учиться" вышло на первое место.
Возможно, еще один фактор сработал: девочка она московская, жила в центре города, а переехали мы в замечательный пригород Лондона, где прекрасная природа, поют птички, но для молодой девчонки жизнь скучновата. Должно быть, Кате хотелось в свои семнадцать лет вырваться из этой деревушки.
Катя поступила в университет, он даст ей возможность сформироваться как самостоятельному человеку. Во всяком случае мы с Витей очень рады, что она учится в Лос-Анджелесе, в UCLA - одном из лучших университетов США, правда, непривычно для нас, "англичан", огромном - там 35 тысяч студентов. Жить в Лос-Анджелесе, как уверяет наша дочка, очень интересно. Ей нравится учиться, ей нравится ее студенческая жизнь.
Университет, в котором учится Катя, использовался как база для Олимпийских игр 1984 года. Поэтому его спортивные сооружения - одни из самых современных. В Америке спортсмена уважают, как нигде. Может быть, из-за того, что собственной истории, следовательно, собственных героев в Америке маловато, ее в какой-то мере заменяют герои спорта - нация должна кем-то гордиться. Если ты идешь в майке с гербом университета, и на ней написано сперва "team", а затем - какая это спортивная команда, ты уважаемый человек. Как же это все может ей не нравиться? Но самое главное, она получает удовольствие от учебы. И у нее свои мысли насчет собственного будущего. Я не знаю, насколько она определилась, но надеюсь, что в конце концов Катя выберет себе интересный путь.
И все-таки теннис помогает моей дочке быть студенткой университета, где только за учебу надо платить 35 тысяч долларов в год. А Катя, играя в университетской команде, учится бесплатно. Она получила стипендию почти на четыре года. Оставшиеся полтора, я думаю, мы с папой потянем.
Катя продолжает играть, но травмы по-прежнему ее мучают. Весь 1998 год она совершенно не выступала на соревнованиях. В Москве мы встречались с доктором Балакиревым, который нам объяснял, что с Катиной ногой, до него мы уже столько врачей прошли. У Кати боли в ступне постоянные, и я уже волнуюсь не как тренер, который относится к травмам своего спортсмена как к фактору, который задерживает его теннис и не дает ему возможности спокойно играть, меня как маму волнует здоровье моей дочери. Так вот, Балакирев сказал, что у Кати в стопе артроз, что нам нужно купить специальный аппарат с лазером и этим лучом можно саму себя полечить. В стопе идет постоянно воспалительный процесс, а воспалена у Кати мышечная ткань вокруг кости, оттого и постоянная боль. Иногда Катя играет с обезболивающими таблетками, но потом очень плохо себя чувствует.
Катя лет шесть провела в Англии, но мы ей сохранили русский язык. Прежде всего, конечно, мы с Витей дома говорим только по-русски. Во-вторых, у нас очень много и в Англии русских друзей, и общаемся мы с ними, конечно, не на английском. Не могу сказать, что я заставляла Катю читать русскую литературу. Когда мы вместе жили в Бишеме, я считала, что она должна и английский язык выучить настолько, чтобы пользоваться им как вторым родным. Собственно, так оно и случилось. Катя, поступая в университет, заявляла, что русский у нее язык второй. Она и по английскому и по русскому получила пятерки. Пятерка за английский меня даже больше обрадовала. Конечно, мы пытались убедить ее, школьницу, чтобы она читала русские книги, но не смогли. Катя читала бестселлеры, которыми увлекались ее английские друзья. А сейчас в университете она поняла, что русской литературой интересуются не только мама с папой или, на худой конец, их друзья, а что это предмет, который изучаем и изучается. Она выбрала в университете второй язык для изучения - русский. Конечно, выбрала не случайно, чтобы было немножко учиться полегче, но зато у нее появился хороший преподаватель, который очень интересно рассказывает о русской литературе. И эта новая ситуация заставила ее читать родную литературу. Мне она как-то высказала следующее: "Если бы ты заставила меня в школе взять в руки Достоевского, я бы его, конечно, прочла, но ничего б не поняла". А после того как она прослушала лекции о Достоевском, она не только знает, но и чувствует, о чем его книги.
Я рада, что она с удовольствием читает русскую прозу, хотя и по мере возможности, потому что ей много приходится заниматься и другими предметами. Надо сказать, жизнь у Кати не сахар: утром она к восьми идет на лекции, там занимается до полудня, в час у нее тренировка, потом снова лекции, после них физподготовка. У нее весь день расписан по часам, а ведь она молодая девчонка, наверное, ей хочется погулять. Был сложный момент на втором курсе, она немножко кряхтела, когда мы с ней говорили по телефону. Нам повезло, что из Англии в Америку очень дешево звонить. США - единственная страна, куда из Бишема звонить не дороже, чем в Ноттингем. Почему, не знаю. Я плачу десять пенсов за минуту, и поэтому мой день начинается с того, что я звоню своей дочери, так мне спокойней: у меня семь утра, а у нее в Калифорнии поздний вечер, одиннадцать часов. Я говорю, как мне приятно, дочка, что ты уже пришла домой, хотя мы с ней можем поговорить, и она тут же уйдет на вечеринку, но я уже этого не знаю.
Но вернемся к Катиному теннису. Ведь она подавала серьезные надежды, в Англии всех обыгрывала, стала чемпионкой страны. Она побеждала девочек, которые на год, на два, а порой и на три ее старше. В пятнадцать она была финалисткой десятитысячника, пусть низшего, но зато уже профессионального турнира - это неплохой результат. Катя имела красивые победы, входила в мировую десятку пар среди девушек. Она выиграла все молодежные турниры, которые только можно было выиграть в Англии. Но мы мечтали ведь о другом. Побеждать, но не только в Англии. То, что Катя там выигрывала, не представляло особенного труда при ее-то базе. Есть такая теннисистка Серна, которая обыгрывала Граф, но ее Катя, когда они были маленькими, побеждала. В детские годы она шла рядом с будущей первой десяткой. Не могу сказать, что Катя была лучше, но во всяком случае не хуже девочек, родившихся в 1978-1979 годах.
В конце концов дикая травма выбила ее окончательно.
Случилось все ужасно глупо. Катя играла детский турнир, и сумасшедший судья велел продолжать матч на мокром корте (такое происходит везде, Англия не исключение). Она побежала за мячом, поскользнулась, нога "поехала", и надорвался мениск. Сначала мы об этом не знали. Потом, когда ей стало очевидно плохо, пришлось сделать операцию. Она прошла успешно, а восстановление не удалось. И снова виню себя, так как позволила работать с ней непрофессиональному тренеру. В Советском Союзе врач сборной мне говорил, что нужно после травмы, допустим, Наташе Зверевой. Можно ли ей сегодня тренироваться или нельзя. А в Англии спрашивают у спортсмена, готов ли он сегодня или не готов? К тому же Катю вели два или три врача и у всех были разные точки зрения на ее восстановление. Операция, послеоперационный период тяжелая страница и в ее, и в нашей родительской жизни, но главные неприятности у нас еще были впереди.
Кате исполнилось шестнадцать, когда ей сделали операцию. Предстояла поездка в Австралию, на юношеский турнир Большого шлема. Ей обещали, что через три недели после операции она уже будет играть. В итоге три недели превратились в шесть. В Австралии она сыграла хорошо, но когда вернулась в Бишем, у нее начался воспалительный процесс и теннис ей был категорически запрещен. Психологически этот запрет ее совершенно подкосил. Я сейчас вспоминаю, какой же кошмар, ее все время горячее колено. У меня началась паника, потому что никто толком ничего не говорил. А ларчик, как всегда, открывался просто, надо было изначально довести мышцу до кондиции и до тех пор не играть. Но почему-то никто из врачей подобного не объяснил. Наверное, до такого гениального вывода можно было додуматься самой, но я же не предполагала, что мне придется решать и вопросы лечения. Есть же человек, который за это отвечает, он и должен сказать: выходи, девочка, на корт или не выходи. И вдруг оказалось - глупость полнейшая, что такого человека в английском спорте нет.
