Антон Макаренко - Книга для родителей
Так делают и с авторитетом. Каждый старается из чего-нибудь его приготовить, и очень мало есть таких людей, которые в отчаянии махнули рукой на свою бесталанность и живут как попало.
Давайте заглянем в некоторые семейные гнезда и посмотрим, как родители устраиваются с авторитетом. Нас удивит прежде всего то обстоятельство, что мы нигде не найдем авторитета "милостью божьей", а найдем либо самтодеятельный суррогат, либо настоящий авторитет, но последний оказывается сделанным вовсе не из осанки и специальных глаз, а совсем из других вещей.
Суррогатное творчество родительского авторитета очень распостранено. Имеется несколько его типов, мы отметим самые яркие.
Т и п п е р в ы й. В этом типе авторитет делается по принципу потрясения. Родители, а больше всего отцы, держатся перед домашними, как боги. У нас отдельные углы, недоступные, как "святая святых" в иерусалимском храме. В семье все с трепетом произносят: папина кровать, папин шкаф, папины штаны. Папа, возвращаясь со службы, не проходит по комнатам, а шефствует. Обедает папа один, хмурый и "загазеченный", а дети это время где-нибудь пересиживают в семейном переулке. Когда папа дома, все передвигаются на носках и говорят шепотом. Папин авторитет поддерживается специальным ритуалом и множеством ритуальных предметов. Сюда относятся: папина машина, папин шофер, папин портфель и в особенности папин кабинет, но бывает, что ритуальный характер принимают и предметы менее значительные, в том числе и папина зубочистка. Папина служебная деятельность обыкновенно покрывается мраком неизвестности, отчего она кажется более блестящей и важной.
Папа такого сорта редко спускается со своей вышины для производства педагогического действия, но ни в коем случае нельзя утверждать, что папа педагогически нейтрален. Напротив, все, что совершается в семье, совершается от его имени или от имени его будущего недовольства. Именно недовольства, а не гнева, потому что недовольство папино - вещь ужасная, папин же гнев просто представить себе невозможно. Мама поэтому так и говорит:
- Папа будет недоволен.
- Папа узнает.
- Придется рассказать папе.
Папа редко входит в непосредственное соприкосновение с подчиненными. Иногда он разделяет трапезу за общим столом, иногда даже бросит величественную шутку, на которую все обязаны ответить восторженными улыбками. Иногда он ущипнет девочку за подбородок и скажет:
- Живешь?
Девочка обязана замереть от счастья и опустить голову.
Но такая прогулка папы по семейным угодьям происходит редко. Больше частью папа передает свои впечатления-директивы через маму после ее доклада. Тогда мама говорит:
- Папа не согласен.
- Папа согласен.
- Папа узнал и очень сердился.
Польза такого авторитета в том, что он производит действительное потрясение, и при этом надолго. Даже женатые сыновья боятся беспокоить папу и предпочитают иметь дело с секретарем, то бишь с мамой. Из детей такой семьи выходят люди, очень склонные к подхалимству.
Варианты, конечно, возможны. Это зависит от многих обстоятельств, больше всего от характера мамы. При очень покорной маме, перепуганной не меньше детей, последние получают возможность иногда покуражиться хотя бы над матерью. В такой семье при первом ослаблении отцовского авторитета все может полететь в трубу.
Вариации возможны и в самом отце. В случае недостатка ритуальных предметов напряжение производится более простыми и грубыми способами. Если нет папиной машины и папиного кабинета, пускается в ход постоянная молчаливость, окрик, ругательство, вообще, оскал зубов. Непосредственное соприкосновение протекает с палкой и ремешком в руках.
Само собой разумеется, это суррогат. Авторитета здест нет, а вместо него организуется страх, притом того сорта, который называется безотчетным.
Предполагается, что страх удержит детей от всего плохого, а священный папин пример и папино одобрение научат детей всему хорошему. На деле и сам папа ничего хорошего не знает, потому что поглощен собственной святыней, и от плохого он никого не удержит, потому что дети умеют служить только его самодурству.
Т и п в т о р о й. Авторитет создается по принципу "твердой воли". Родители не окружают себя недосягаемым ритуалом и не стараются потрясти и запугать детей. Здесь родители вообще более "умственные" и склонные к педагогическим рассуждениям. Основанием для родительской мудрости здесь служит известная формула:
- Раз сказал - так и будет.
Родители только и следят за тем, чтобы родительский авторитет имел характер тавровой балки: ни согнуть, ни разделить, ни сдвинуть. Несмотря на большую распостраненность этого типа, каждый его представитель глубоко уверен, что он первый "это" придумал, поэтому каждый очень ревниво относится к своему детищу и никогда ему не изменяет.
Жизнь детей в такой семье не имеет самодавлеющей ценности, она принесена в жертву последовательности и субординации. Добросовестные родители строго смотрят за тем, чтобы в семейной дисциплине не происходило никаких колебаний. Без грубости и ритуала, тем не менее настойчиво, родители рассыпают положения и приказания, наказания и замечания. Хорошо они сделаны или плохо, изменились обстоятельства или не изменились "оставь надежду навсегда", она должны быть выполнены, коррективы и перемены невозможны. Часто родители и сами видят, что поступили плохо, что получается бесцельно, иногда опасно, иногда жестоко, все равно: авторитет - главное.
Такая система приносит большой вред не столько в своем действии на ребят, сколько в действии на родителей. Постепенно они становятся сухими формалистами, и уже не только в области приказания, но и вообще в своем отношении к детям. Формализм укрепляется в самой родительской натуре, он мешает им видеть движение и рост детской личности, особенность и своеобразие отдельного случая, неожиданные повороты детской психики, собственные ошибки и собственную неповоротливость. Ребенок таким воспитателям кажется зеркалом авторитета, не больше того.
Это тоже суррогат, не такой глупый, как первый, но гораздо глупее всякого другого. В нем ничего нет, кроме примитивной прямолинейности. Может быть, есть такие роды деятельности, где он может пригодиться, но на детей он может оказывать только безнравственное влияние.
Живые, податливые, легко формирующиеся и изменяющиеся духовные движения ребенка вовсе не имеют вида прямой линии, а, скорее, напоминают сложный зигзаг, сопровождаемый частыми возвращениями и петлями, явлениями ритма и повтора. Тавровая балка для такого сложного движения - наименее подходящий регулятор, способный только разрушать нежные нити детского характера. Сегодня ребенка цукали за ложь, наложили наказание, видели какой-то поворот, но не разобрали, какой и в какую сторону, выдержали наказание до конца, создали этим новый поворот, тоже не разобрали какой, наломали, напортили, смяли и идею лжи и идею правды, все повороты и все впечатления. И довольны, потому что главное достигнуто - сохранен родительский авторитет. Завтра будут цукать за правду, которая показалась почему-то неудобной, будут так же слепы и так же ничего не увидят, а "дело до конца доведут". Все эти концы один с другим не сходятся, да и каждый в отдельности ничего не стоит.
В такой семье нет всеподавляющего страха, но зато нет и другой важной вещи: разумности и целесообразности родительского авторитета. Что получится из детей, предсказать трудно, потому что слишком разнообразны и случайны комбинации детского движения и родительской тупости. Но беспринципность в такой семье рождается обязательно. Дети привыкают к неожиданным и неоправданным сопротивлениям, привыкают к бессилию всех разумных принципов, привыкают к глупости и формализму. Унеся эту привычку в жизнь, они и там готовы будут встретиться с любым требованием и с любым капризом без сопротивления. Они выработали в себе умение извернуться, чтобы в том и в другом случае не сильно пострадать, и этим умением они воспользуются даже и тогда, когда им будет предьявлено разумное требование. Жизнь они встретят без любви и ненависти - только одной ловкостью и острым глазом.
Представители обоих рассмотренных типов очень часто хвастают тем, что они проводят волевое воспитание. Многие любят слушать их рассуждения, развесив уши и умиляясь. Многие уверены, что хороший воспитатель невозможен без сильной воли. Это одно из самых дикий заблуждений. Нет ничего более смешного, как воля педагога в приложении к ребенку. Сочетание этих двух слов отдает настоящим варварством, как сочетание кузнечного молота и фарфоровой чашки. Воля нужна педагогу только в редких случаях, преимущественно в вопросах перевоспитания. В нормальной семье, в небольшом семейном коллективе, воля нужна только для одной цели: заставить себя самого - воспитателя - подумать и поступить правильно. Направляя же волю на детей, да еще без предварительного размышления, это приносит только вред, и при этом большой.
