Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали
"Увы, Мирза Гусейн-хан, вы будете разгневаны, когда прочтете в письмах Кемалуддовле, что тот самый народ, который считается счастливым и спокойным за свой завтрашний день под сенью всевластного монарха, - самая невежественная нация в мире!"
"Ты уже читаешь мне эти дерзкие письма?!"
"Да!" Фатали работал по ночам: поспит после круговерти на службе часа два, а потом засядет за стол - и до утра, пока не прокричит петух, и крик его доносится с противоположного берега Куры. Оставит перо, приляжет на часок и - на службу. А потом новая ночь.
Да, самая невежественная нация в мире, не имеющая понятия о свободе и человеческом достоинстве! Сыны ее сжаты в тисках: с одной стороны, давит необузданный и бесконтрольный деспотизм государей, а с другой - грубый и тупой фанатизм служителей веры!...
Догмы, догмы, догмы - сверху донизу! Сталь способностей народа покрылась ржавчиной, и в нем развились дурные наклонности: низость, подлость, бесчестие, корыстолюбие, раболепие, лицемерие, двуличие, трусость и вероломство.
Напишет, зачеркнет, поищет новое слово, чтоб в каждой фразе - ярость, доколе таиться и кривить душой? на каждой странице боль, ибо нестерпимо видеть это тиранство, попрание прав народа.
ПОСЛУШНОЕ ПЕРО
Повелитель сидит в столице, воображая, что владычество есть только средство к тому, чтобы холить состарившееся тело, дабы оттянуть неизбежный конец, объедаться вкусными яствами, когда кругом бедность и голод, безнаказанно располагать имуществом и жизнью по своему произволу и быть предметом поклонения подвластных, повелителем бездушных рабов и кумиром глупых льстецов и продажных поэтов; слыша стихи, вроде тех, которые сочиняли для моего тезки, но шаха: "Ты спокойно восседаешь на своем троне, в то время как повелитель Византии и властелин Китая трепещут от страха; первый, будучи поражен звуком твоих труб, а второй - громом барабана твоего воинства".
Всякий государь, уважающий собственное достоинство и дорожащий честью страны, устыдился бы подобного властвования и отрекся б от трона, чем унизиться до такой степени и стать посмешищем цивилизованных народов.
Новая религия?
Вот оно! Фатали к этому шел давно! Он встал и долго не мог вернуться к письменному столу.
А бумага ждала.
Куда приведет его дорога, которую он избрал? Безверие!! Что станется, если вынуть этот стержень?!
А когда началось? Была набожна мать. Набожны сестры. И отец был набожным. И отец- второй. Ахунд-Алескер. Может, с Мирзы Шафи и началось? В те далекие годы, в келье мечети?... Сколько шарлатанов с верой на устах, обирающих и грабящих? И беглый вождь мусульман-шиитов, фанатичных невежд Фаттах! Создать рай на земле (??). И чтоб самому стать новым пророком. И чтоб все для себя. Для сыновей. Собственного благополучия. И орава прихлебателей, славящих твое имя.
А потом Шамиль. Его проповедь "священной войны". Лишь фраза, чтоб упрочить собственную власть! Играть на невежестве подданных! Обман, все обман!... И когда Ладожский ему - принять христианство: для чего? во имя какой цели? уйти из сетей одной догматической веры, чтоб увязнуть в сетях другой?!
Может, началось, когда посягнул на священный арабский алфавит?
Фатали подойдет к столу, эта неоконченная фраза о "новой религии", религии предков, - и снова задумается: что-то мешает ему переступить через незримую черту.
А Тубу? Как отнесется Тубу, его подруга, которая понимает с полуслова? Она часто вспыхивает, и Фатали слышит ее ропот: "Что же ты, аллах?!" И гневом загораются глаза. Но тут же молится: "Да онемеет мой язык!" И губы ее шепчут молитву, Тубу просит прощения у всевышнего за свой робкий протест, за то, что посмела его упрекнуть. Пройдет несколько дней, копится в Тубу новый ропот: как ей примириться с приговором аллаха, уносящего ее детей?! "Но одобрит ли Тубу мои еретические идеи? - думает Фатали. - Нет, никогда!.." А сын? Как отнесется сын, любимый Рашид? Не восстанет ли против отца? У Рашида мягкий характер, он покладист, будет молча переживать и никогда не бросит отцу: "Ты не прав!" А если вдруг упрекнет?! Пусть. Что бы ни случилось, Фатали не остановится на полпути. Он пойдет дальше, чтоб заклеймить эту фанатичную веру отцов, а через нее - все иные веры, превращающие людей в слепое послушное стадо. Никто не сможет остановить Фатали, какая б тяжкая доля ни выпала на его судьбу!...
Наконец-то! Бумага устала ждать. Ждет верное перо. И у Фатали такое чувство, что осилил трудный подъем в гору и стоит на вершине, откуда видны новые дали.
Новая религия? А не указана она новоявленным пророком или каким-нибудь сектатором лишь как предлог для разграбления народов под видом ее распространения?
Рассмотри хорошенько все факты и отвечай мне: какую пользу принесла народу наша религия, когда он до такой степени упал и нравственно обессилел, что всякое ничтожество - злодей и тиран, сменяя друг друга, по своей прихоти и произволу подвергает его стольким бедствиям! И народ молчит. Безмолвствует народ! И, кажется, рад, ибо его убедили, усыпили, вдолбили ему в башку: "Мы - самая! Мы - единственная! Мы!!"
Посмотри на современную нашу литературу - она состоит из легенд о мнимых чудесах наших пророков и других лжесвятых мучеников, из описаний блистательных военных походов и завоеваний! "Хвала государю, - пишет историк, - который на поле битвы, если прикажет морю не шевелиться, то волны не смеют производить бурю; если прикажет высокой горе двигаться, то она становится легче песка, разносимого ветром; если во время ночного похода прикажет не высекать огня, то молния не смеет разыграться на небе; если во время ночного движения прикажет молчать, то утренняя заря не смеет свистать зефиром!"
Всякую рифмованную ерунду мы считаем за поэзию. И вот что удивительно: нам даже неизвестно до сих пор искусство переплетать книги. Всякая переплетенная книга через два дня расшивается, как законы нашего государства. Между тем почти каждый день - и особенно в последние годы - мы имеем на глазах книги, переплетенные в европейских странах с такой прочностью, что и через сто лет употребления они не портятся.
Когда же перелистываешь календарь, то читаешь заведомую ложь или отвратительную природе человека лесть:
"В настоящем году (собачьем, свином, лошадином, змеином и т. п.) движение звезд свидетельствует о благополучии священной особы государя, о веселом расположении его духа, да будем жертвами его волн!"
И никто не скажет: "О дураки! Какое отношение имеет до веселья вашего падишаха движение звезд?! А где в календаре известия о важных событиях? о научных достижениях в мире? где статистические сведения о подлинном состоянии дел в государстве".
- Стоп-стоп-стоп! о каких статистических сведениях ты говоришь и вообще - на что намекаешь? На общедоступный календарь, запрещенный цензурой? (Это в поездку Кайтмазова его познакомили и с календарем, и с заключением цензора, которое точь-в-точь повторил министр внутренних дел в своем письме Комитету министров.) А он, кстати, откуда у тебя?
- Кто?
- Не кто, а что - общедоступный календарь.
- Да я его видеть не видел, побойся бога, Кайтмазов!
- Случайное совпадение? И потом: какие тебе статистические сведения нужны?! О народном образовании? Как мы отстали от всех государств Европы? И даже Японии? О том, что в последние шестнадцать лет увеличены расходы на высшие государственные учреждения на семьсот процентов?! - Фатали изумленно слушает, а Кайтмазов пересказывает ему заключение цензора об общедоступном календаре! - Может, как растет кривая взяток поведать? Привести разные факты провинциальной жизни и правительственной деятельности? Порицать местную высшую администрацию с указанием имен?! Этого ты хочешь?!
- А почему бы и нет? Если, - послушай, Кайтмазов, что пишет Кемалуддовле, - наш падишах разведает о положении прочих частей света, об успехах других стран и примет бразды правления, основанного на правосудии (но где? в какой стране благословенной?), откажется от насилия, позаботится о благосостоянии не своей особы и особ приближенных, - но ему и им хочется дооолго-долго жить! - а народа, избавит его от нищеты, эта увеличивающаяся у нас с каждым годом дороговизна... Но кто смеет сказать? Кто станет слушать? Счастье государей и их приближенных, что народ, усыпленный и убаюканный, не ведает о том, как низко пали его вожди и что они творят, спрятанные за высокими стенами дворцов!
Взгляни теперь на государственную газету - и в начале первого же столбца ты с удивлением останавливаешься на слове: "Преобразование!" И радуешься: наконец-то!! Но читай дальше, теленок, - оказывается, речь идет о преобразовании в похоронном процессе: кого где хоронить по рангу и в каком порядке. И как. Затем ты переворачиваешь страницу и читаешь: "Отрезать язык, чтоб не смели говорить! Ослепить, чтоб не смели видеть! Оглушить, чтоб не смели слышать! Одурманить опиумом, чтоб не смели думать! - эту клевету на наше славное правительство выдумали коварные англичане и раструбили по всему подлунному миру!" А не дальше как на другой странице той же газеты, в столбце провинциальных известий, читаешь: "Его высочество принц, правитель Мазандарана, изволил отрезать оба уха у одного чиновника, ибо тот плохо слышал распоряжения властей!"
