З Вендров - Наша улица (сборник)
Мистер О'Кейзи встал.
- Всего хорошего, мистер Уинстон, и - в добрый час. Скажите жене, чтобы прислала ко мне мальчика. Всего хорошего, Дэйв.
Фанни Уинстон была на седьмом небе. Сам профессор взялся обучать Гарри! Отныне будущность ее мальчика в верных руках.
2
Усердие, с которым занимался Гарри, радовало учителя, а успехи, которых мальчик достиг за год систематических занятий, превзошли все его ожидания.
- У мальчика прирожденный талант архитектора, - сказал мистер О'Кейзи миссис Уинстон. - Сейчас ему нужно одно: рисовать, рисовать и рисовать.
Фанни Уинстон была счастливейшей из матерей. Сам профессор сказал, что у ее сына талант! Теперь уж он наверняка станет прославленным архитектором, таким же, как Фрэнк Ллойд Райт.
И вдруг лестница, по которой ее мальчик поднимался к богатству и славе, рухнула. Случилось то, чего в последнее время со страхом ждал каждый рабочий и о чем миссис Уин- в стон старалась не думать, пока это не коснулось ее самой.
В один из субботних вечеров Дэйв, придя дсмой и, как всегда, отдавая жене недельный заработок, с наигранной легкостью сказал:
- Ну, Фанни, отработал!..
Деньги выпали у Фанни из рук. Она бессильно опустилась на первый попавшийся стул и, глядя на мужа остановившимися глазами, чуть слышно прошептала:
- Сердце мне говорило... Кризис... И многих у вас сегодня уволили?
- Не спрашивай. Только начинается.
- Что же будет, Дэйв?
- Ну, ну, Фанни, не надо падать духом. Не бойся, без дела сидеть не буду.
Руки Фанни, лежавшие на коленях, слегка дрожали.
Вид у нее был совсем растерянный.
- Столько безработных, Дэйв... - тихо говорила она, словно про себя, поникнув головой. - Что с нами будет, Дэйв... Что будет с Гарри...
Дэйв ободряюще похлопал жену по плечу:
- Не горюй, Фанни! Не пропадем! На неделю тебе хватит? Так накрой пока что на стол. Руки есть, найдется для них и работа. С голоду не умрем.
Деланная беспечность мужа только усиливала тревогу Фанни.
- Такая дороговизна... и каждую неделю столько платежей. За квартиру, за мебель, за велосипед, который купили для Гарри, за стиральную машину...
На Орчард-стрит полагали, что Дэйва кризис всерьез не затронет.
- У человека золотые руки... Он тебе и фрезеровщик, и инструментальщик, и токарь - что хочешь, все умеет.
В одном месте не нужен, в другом понадобится. Не было случая, чтобы Дэйв У пистон гулял без работы, и теперь не засидится.
- Что и говорить, мастер на все руки; такого днем с огнем не найти.
Однако проходили недели и месяцы, а Дэйв все не находил работы. Он готов был взяться за любое дело, согласился бы на самую скромную плату, но работы для него не было.
- Если уж Дэйв Уинстон почти год без работы, значит, кризис кончится не скоро, - пришли к заключению на Орчард-стрит.
Двадцать шесть недель, в течение которых Дэйву выплачивали скудное пособие для безработных, уже давно прошли, и в доме Уинстонов узнали настоящую нужду.
Их квартирка, которая была обставлена "ничуть не хуже чем те, что на Бродвее", теперь наполовину опустела. Сначала увезли новую мебель, за которую не удалось выплатить последние взносы, потом швейную машину, стиральную машину, коврики, велосипед, телевизор - все, что чуть не силой в свое время навязывали миссис Уинстон представители всевозможных фирм, которые из кожи вон лезли, доказывая, что просто грех не обзавестись нужной вещью, "когда вы можете ее приобрести буквально даром, да к тому же в рассрочку, так что вы и не почувствуете расхода".
Всякий раз, когда из квартиры уносили какую-нибудь вещь, сердце у миссис Уинстон разрывалось на части. Столько трудов, столько жертв... Сколько раз она отказывала себе в самом необходимом - все ради дома, ради того, чтобы семье было удобнее и уютнее. И как она гордилась своим домашним уютом, как ей все завидовали.
И ведь все эти вещи почти оплачены: за мебель внесли три четверти всей суммы, за велосипед тоже, за ковер, что в гостиной, осталось доплатить всего восемь долларов, за швейную машину и того меньше. Стоило надрываться! Ведь все равно, пока не выплачен последний доллар, - вещь не твоя! Она принадлежит фирме, и та ее забирает.
Но сколько бы страданий ни причиняло Фанни Уинстон разорение ее гнезда, стократ больнее была для нее мысль о разрушенном счастье ее сына.
Профессор говорил: трудись, рисуй, только так можно добиться успеха. И Гарри трудился не жалея сил, увлекался занятиями так, что его приходилось силой оттаскивать от чертежной доски и гнать на улицу, чтобы он немного проветрился, поиграл с товарищами в футбол или сходил в кино.
А теперь? Вот уже несколько месяцев, как мальчик карандаша в руки не брал.
Когда ему рисовать, если, вернувшись из школы, он должен стремглав бежать на улицу и продавать газеты?
Пособия, которое Дэйв получал, и так не хватало на прокорм семьи, а теперь и пособия нет и не будет до конца года.
Гарри возвращается домой поздним вечером. Часто куртка и башмаки на нем мокры от дождя, он хрипит - оттого что приходится выкрикивать на всю улицу газетные новости.
Где уж мальчику заниматься, когда он и поесть-то не в силах. Посмотрит с тоской на чертежную доску, скажет. "Отдохну немного и потом - за работу", прикорнет на кушетке - и, конечно, спит как убитый.
Сонного ведет его мать к кровати, раздевает, укладывает, подтыкает под него одеяло, как, бывало, делала это, когда он был маленьким. Склонившись над сыном, смотрит на его бледное, осунувшееся лицо, и сердце у нее обливается кровью.
За что? Почему ее Гарри, одаренный мальчик, благословленный богом и людьми, надежда семьи и гордость Орчард-стрит, должен бегать по улицам в стоптанных башмаках и до хрипоты выкрикивать газетные новости! С ума можно сойти!
Нет, она этого не вынесет...
3
Дэйв сидел в маленьком скверике неподалеку от Орчард-стрит.
Ни время года, ни погода не располагали к отдыху на свежем воздухе. Над городом нависли тучи, моросил мелкий упорный дождик, со стороны залива дул холодный, гнилой ветер. Но идти домой не хотелось.
Весь день Дэйв бродил в поисках работы. Любой работы, за любое вознаграждение. Безуспешно!
Снова он придет к жене с пустыми руками... В последнее время ее не узнать. Какой у нее был спокойный, ровный характер, как ласкова она была с домашними, приветлива с посторонними, всегда в хорошем настроении. А теперь?
Ходит хмурая, замкнутая, с трудом сдерживает раздражение. Когда он о чем-нибудь спросит, отвечает коротко, как Си нехотя.
Она с ним не ссорится, ни в чем его не упрекает, она молчит. Молчит и смотрит. Смотрит то на него, то на сына, словно говоря: "Погляди, что стало с ребенком..." Как будто это его вина!
Пусть бы она накричала на него, даже изругала, все было бы легче перенести, чем это молчание.
Рядом на скамейке валялась вечерняя газета - кто-то прочитал и бросил. Дэйв взял газету и без особого интереса, так, лишь бы убить время, начал просматривать заголовки в отделе последних новостей. Один из них большой, на два столбца - бросился ему в глаза.
"ЕЩЕ ПЯТЬ ТЫСЯЧ РАБОЧИХ ДЛЯ "НАЦИОНАЛЬ НОЙ ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ КОМПАНИИ"!"- гласила набранная жирным шрифтом надпись.
Под этим широковещательным заголовком, выделенная рамкой, была напечатана заметка, где подробно перечислялись всевозможные достоинства новой, оборудованной по последнему слову техники, универсальной электрической кухни, которую начала выпускать "Национальная Электрическая Компания". В заключение сообщалось, что ввиду все возрастающего спроса на описанную выше чудо-кухню, "Национальная Электрическая Компания", идя навстречу потребителю, расширяет свое предприятие, и поэтому ей дополнительно потребуется пять тысяч рабочих всяких специальностей. Наем рабочих производится.
Дэйв вскочил на ноги. Усталость, пришибленность, апатию как рукой сняло! Пять тысяч рабочих всяких специальностей! А у него, Дэйва, несколько специальностей!
Неужели из пяти тысяч мест не найдется одного местечка для него?
Завтра чуть свет он пойдет наниматься в "Национальную Электрическую Компанию"!
- Хотите - фрезеровщиком, хотите - инструментальщиком, токарем, монтажником, а хотите - электромонтером. Пожалуйста.
Повеселевший, с воспрянувшей надеждой, Дэпв поспешил домой, чтобы сообщить Фанни добрую новость:
с завтрашнего дня он начинает работать.
4
Было еще совсем темно, когда Дэйв поднялся с постели.
Стараясь никого не разбудить, он вышел на кухню, тихо умылся, выпил наспех стакан чаю и на цыпочках направился к выходу.
Когда он уже открывал дверь, послышался тихий голос Фанни:
- Ты поел, Дэйв? Возьми с собой хоть хлеба с маргарином. До вечера далеко, проголодаешься... Ну, в добрый час, Дэйви, милый...
Сердце у Дэйва радостно забилось, в горле встал комок.
Давно, очень давно Фанни не говорила с ним так тепло...
А о тех днях, когда она заботилась, чтобы он поел, Дэйв и думать отвык.
