Михаил Салтыков-Щедрин - Сборник
Есть сведения о восприятии читающей публикой Крамольникова как первого воплощения в литературе образа революционера. Один из читателей «Отечественных записок» писал Н. К. Михайловскому: «… Люди, сочувствующие нашим красным, не могли вывести типов их в литературе. Только и можно Щедрину было изобразить своего учителя Крамольникова в „Сне“».[41]
Вскоре появились многочисленные положительные отзывы в газетах.[42] Однако идея рассказа не всеми критиками была понята правильно. Салтыков писал Некрасову по этому поводу 4 (16) сентября 1875 г.: «Между прочим, прочитал „критики“ Буренина и Скабичевского по поводу моего „Сна“. Буренин — подлец, Скабичевский — глупец. И знаете, подлец мне все-таки показался лучше глупца <…> Он очень серьезно думает, что я против страсти к юбилеям протестую — каков дурачина! Вторая половина статьи так и осталась для него загадкой. Вот Буренин тоже начинает с того же предположения, но он делает это как подлец, и потом все-таки признает, что главная суть статьи — вторая половина ее».
Салтыков имеет здесь в виду статью А. М. Скабичевского в «Биржевых ведомостях» от 29 августа 1875 г., № 237, «Мысли по поводу текущей литературы», за подписью «Заурядный читатель». Отзыв В. П. Буренина о «Сне в летнюю ночь» не известен. По всей вероятности, в письме Салтыкова имеется в виду отзыв, напечатанный в «Литературной летописи» «С.-Петербургских ведомостей», за подписью В. М., принадлежащий перу фельетониста В. В. Маркова. Возмущение писателя было вызвано, по-видимому, тем, что, дав положительную оценку сатирическому изображению юбилея в первой части рассказа, автор рецензии резко отрицательно отозвался о второй части, особенно о речи учителя, хотя и признал, что она является кульминационным моментом рассказа и «содержит в себе совершенно серьезное, даже трагическое изображение трудовой жизни крестьянина».[43]
Начало рассказа ввело в заблуждение даже И. С. Тургенева и А. Н. Плещеева, также не увидевших в нем ничего более как осмеяние юбилеев. По этому поводу Салтыков писал П. В. Анненкову 12 (24) сентября 1875 г.: «Тургенев до крови обидел меня, сказавши, что это рассказ забавный: едва ли он дочитал его. Из Петербурга тоже пишут: прекрасная мысль — представить в смешном виде юбилей. Право, у меня не было намерения ни забавным быть, ни юбилеи изобличать. А если мои вещи иногда страдают раздвоенностью, то причина этого очень ясная: я Езоп и воспитанник цензурного ведомства».
А. Н. Плещееву 2 (14) октября 1875 г.: «Очень Вам благодарен за сочувственный отзыв об „Сне в летнюю ночь“. Только мне кажется, что Вы не совсем правильно тут видите протест против юбилеев. Вся эта статья задумана ради 2-й ее части, т. е. речи учителя…»
В 1885 г. Л. Н. Толстой обратился к Салтыкову с предложением принять участие в работе издательства «Посредник». Это предложение, по свидетельству В. Г. Черткова, одного из организаторов издательства, «произвело на него сильное впечатление».[44] Салтыков намеревался, кроме новых произведений, отдать в «Посредник» «Сон в летнюю ночь», считая этот рассказ наиболее подходящим для издательства, предназначенного, по словам Толстого, для нового круга читателей, огромного, «которого надо считать сотнями тысяч, чуть не миллионами».[45] Салтыков писал В. Г. Черткову 5 декабря 1885 г.: «Я мог бы указать Вам на одну мою вещь, которая, как мне кажется, как раз подойдет к Вашему предприятию. Это — „Сон в летнюю ночь“, напечатанный в „Отеч. зап.“ 1875 г. и потом перепечатанный в особом издании „Сборника“. Содержание этой вещи отчасти бюрократическое, отчасти крестьянское».
Рассказ, однако, не был принят, очевидно, именно из-за его острой социальной направленности, которая противоречила программе «Посредника», предусматривавшей, как сообщал Салтыкову Толстой, «исключение некоторых направлений».[46]
Стр. 335…департамента «Всеобщих Умопомрачений»… департамента «Препон». — См. прим. к стр. 34 и 107.
Стр. 337…вот уж два дня, как наш прекрасный Конотоп горит. — «Отечественные записки» в статье «Десятилетие русского земства» сообщали об эпидемии пожаров, ежегодно истреблявшей1/24 часть деревянной России: «В 24 года выгорела вся Россия» (ОЗ, 1875, № 4, стр. 298–313). Об этом же сообщали и газеты: «Телеграммы и корреспонденции в каждом нумере газет и поднесь только и наполнены, что известиями о громадных пожарах, свирепствующих по городам и весям матушки-России» («Биржевые ведомости», 1875, 29 августа, № 273).
Стр. 338…к хвостам коих великая княгиня Ольга… привязала зажженный трут… — Имеется в виду летописное предание о мести киевской княгини Ольги древлянам за убийство ее мужа, князя Игоря.
…вспомните тропарь, который 11 июля поют… — Тропарь — церковное песнопение, панегирик какому-либо святому. 11 июля ст. ст. пелся тропарь в честь великой княгини Ольги, канонизированной православной церковью.
…подписал Ведров… — Салтыков намекает на многочисленные труды историка официального направления М. П. Погодина. Фамилия Ведров напоминает известный памфлет Герцена, направленный против Погодина: «Путевые заметки г. Ведрина» (1844).
Стр. 344…не слыхав ни стихов Майкова, ни прозы Погодина. — По-видимому, имеются в виду стихи А. Н. Майкова, посвященные членам царствующей фамилии, а также исторические труды М. П. Погодина, содержащие в себе апологию самодержавия.
Вам показывают разные запустелые шлоссы… — то есть замки (от нем. Schloβ).
Стр. 345. Рабочее тягло — при крепостном праве единица обложения барщинной повинностью или оброком; состояла обычно из двух взрослых работников — мужа и жены.
Становой пристав — полицейский чиновник, ведающий станом, одним из участков уезда.
Стр. 351. Крапивное семя — ироническое прозвище мелких чиновников.
Стр. 353. Табельные дни — праздники.
Стр. 355. Помочь — совместная работа нескольких крестьянских семейств на чьем-либо поле во время страды. В трактовке Салтыкова помочь выступает как средство закабаления беднейшего крестьянства деревенским кулаком.
Стр. 356. Сотский — полицейский надзиратель, выборный из крестьян.
Стр. 361. Приказные — мелкие канцелярские чиновники.
Стр. 363. Вы, вероятно, слыхали от священника вашего о лепте вдовицы. — По евангельскому преданию, при взносах в сокровищницу иерусалимского храма Христос противопоставил щедрым дарам богачей, жертвовавших от избытка, приношение бедной вдовы, внесшей все свое достояние — две лепты, мелкие монеты (Марк, XII, 42; Лука, XXI, 1–4).
Стр. 363–364. Древле Авраам, по слову господню, готовился принести в жертву сына своего Исаака. — Имеется в виду библейская легенда о жертвоприношении Авраама (кн. Бытия, XXII, 1—19).
Стр. 364. Да будет забвенна рука моя, аще забуду тебя, Иерусалиме — неточная цитата из псалма 136, ст. 5 («Псалтырь»).
Мясоед — промежуток времени между предписанными церковью постами, когда разрешается употребление мясной пищи.
Стр. 365 …ни при первом крике петела, ни при третьем. — То есть всю ночь, от первого пення петуха в полночь, до третьего, на заре.
…кто-то крикнул: едут! едут! — Сновидение «в летнюю ночь» заканчивается картиной наезда полицейских властей и их расправы с защитником крестьян Крамольниковым.
ДЕТИ МОСКВЫ
Впервые — ОЗ, 1877, № 1 (вып. в свет 23 января), стр. 181–212.
Рукописи и корректуры неизвестны.
В изд. 1878 Салтыков внес в текст очерка некоторые исправления, главным образом стилистического характера.
Была исключена следующая концовка очерка.
Поэтому, извиняясь перед читателем за настоящее, чересчур длинное предисловие, приступаю к рассказу о подвигах «червонных валетов» (само собой разумеется, что мои «червонные валеты» будут не вполне те, которым суждено в недалеком будущем фигурировать на скамье подсудимых в московском окружном суде), с обязательством впредь не входить в отыскивание причины, тем больше, что, по уверению Глумова, тут и причин никаких нет, а просто есть препровождение времени.
Судя по этой концовке, рассказ был задуман как вступление к целому циклу, в котором Салтыков намеревался раскрыть сущность явления, воплощенного в понятии «червонные валеты», и продолжить разработку основной темы очерка — темы экономического вырождения и духовного краха российского дворянства в пореформенную эпоху.
Зарождение тематики «Детей Москвы» восходит к более раннему периоду творчества Салтыкова. Некоторые сатирические ситуации рассказа впервые намечены в январско-февральской хронике «Наша общественная жизнь» (1863) и особенно в незавершенном цикле «Московские письма» (1863), напечатанном в журнале «Современник», где он предполагал «писать <…> о московской науке, о московской народности, о московской праздности, о московском обжорстве…» (см. т. 5 наст. изд., стр. 159).
