Дмитрий Григорович - Рыбаки
- Клади весла - берег близко! - крикнул во всю мочь Захар, принимаясь сильнее грести рулевой лопатой и силясь повернуть нос челнока против ветра и гребня волн. - Багор, живо багор!.. Вечор гнали плоты... за погодой, должно быть, остановились... Они тут где-нибудь!.. Наткнемся как раз... щупай багром!..
Опасность мгновенно возвратила Гришке его проворство. Он бросил весла и, повернувшись лицом к носу челнока, вооружился багром. Минуту спустя раздался сухой удар - конец багра вонзился в дерево, и челнок ударился о край довольно большой лодки, свободно прыгавшей по волнам, но привязанной к берегу длинной веревкой. Захар не ошибся: плоты, которые прогонялись накануне, действительно были в нескольких шагах, и не будь багра в руках Гришки, челнок непременно бы налетел на них; лодка принадлежала прогонщикам леса. Привязав челнок к лодке, Захар и Гришка ловко перебрались в нее; из лодки перешли они на плоты и стали пробираться к берегу, придерживаясь руками за бревна и связи, чтобы не скатиться в воду, которая с диким ревом набегала на плоты, страшно сшибала их друг с другом и накренивала их так сильно, что часто одна половина бревен подымалась на значительную высоту, тогда как другая глубоко уходила в волны.
Грохот бури, казалось, усиливался еще оглушительнее по мере приближения к луговому берегу. Ветер завывал и рвался как бешеный в кустах ивняка, которые преграждали ему дорогу. К этому примешивался плеск волн, которые разбивались о плоты и берег, забегали в кусты, быстро скатывались назад, подтачивая древесные корни, увлекая за собой глыбы земли, дерну и целые ветлы; в заливах и углублениях, защищенных от ветра, вода, вспененная прибоем или наволоком, обломками камыша, прутьев, древесной коры, присоединяла ропот к яростному плесканью волн. Здесь вода и воздух рвались и метались, смешиваясь в один общий грохот, далеко слышный по всей луговой окрестности.
Наши молодцы продолжали карабкаться на четвереньках, переходя с одного плота на другой. Достигнув наконец берега с большими усилиями, чем употреблено было, чтобы переехать Оку, они остановились и перевели дух.
Месяц, украдкой глянувший в эту минуту, осветил бледное лицо приемыша. В чертах его обозначались явные следы внутренней тревоги и беспокойства. Не в первый раз, однако ж, приводилось Гришке переезжать Оку в такую бурю; он давно уже успел свыкнуться с опасностями жизни рыбака. Надо полагать, что смущение, овладевшее им, происходило совершенно от других причин. Захар догадывался, вероятно, в чем дело. Взглянув еще раз по направлению к костру, который заслонился кустами, как только ступили они на берег, он поспешно обратился к приемышу и, как бы желая ободрить его, весело воскликнул:
- Чего тут?.. Вишь, половину уж дела отмахнули!.. Рази нам впервака: говорю, как жил этта я в Серпухове, у Григорья Лукьянова - бывало, это у нас вчастую так-то пошаливали... Одно слово: обделаем - лучше быть нельзя!.. Смотри, только ты не зевай, делай, как, примерно, я говорил; а уж насчет, то есть, меня не сумневайся: одно слово - Захар! Смотри же, жди где сказано: духом буду... Ну что ж на дожде-то стоять?.. Качай! - заключил Захар, оправляя мокрые волосы, которые хлестали его по лицу.
Отклонив руками ветви ивняка, он снова пустился в путь. Гришка молча последовал за товарищем. Несколько времени пробирались они кустами; миновав их, они снова остановились. Захар повторил Гришке свои наставления, и оба опять расстались. Гришка пошел вправо, Захар прямехонько направился к костру, который показался, как только приятели выбрались на опушку ивняка.
Немного погодя ноги Захара ступали уже в тени, которую бросали головы и спины двух человек, сидевших против огня. Огромное стадо волов окружало костер со всех сторон на далекое расстояние. Захар явственно различал при свете огня, раздуваемого ветром, рогатые, склоненные к земле головы животных, которые то ярко выставлялись из мрака, то совсем как будто пропадали. Со всех сторон раздавалось глухое чавканье и фырканье, которых не мог заглушить шум ливня и ветра. Тряхнув мокрыми волосами, Захар подошел уверенной поступью к костру.
Заслышав шаги, гуртовщики проворно обернулись.
- Степка, ты? - спросил один из них.
- Нет, братцы, я... Здравствуйте, братцы! Бог помочь!.. Увидел огонек завернул погреться... - скороговоркой возразил Захар, приводя в действие слова свои.
Гуртовщики оглядывали его с головы до ног.
Захар, потирая руки перед огнем, делал также свои наблюдения; но свет и тень перебегали с такою быстротою на лицах гуртовщиков, что не было решительно возможности составить себе верного понятия о их наружности.
Захар приступил тотчас же к объяснениям.
- Ну уж, братцы, погодка! - сказал он, покрякивая и топая ногами.
- Нешто! - равнодушно отвечали гуртовщики, снова усаживаясь на корточки перед костром.
Дождь яростно, однако ж, хлестал их по спине; но они мало об этом заботились, утешаясь, вероятно, тем, что грудь, руки и ноги оставались в тепле. Мокрая их одежда, подогреваемая спереди огнем, испускала от себя пар, подобный тому, какой подымается вечером над водою.
- Одолжите, братцы, местечко: смерть прозяб... Сесть некуда: вишь, кака мокреть!.. А что, можно, примерно, согнать вола? - спросил Захар.
- Згони, пожалуй, - флегматически сказал один из гуртовщиков.
- Эй, ты, цоп! цоп! ге! - крикнул Захар, толкая ногою ближайшего быка, который лениво поднялся на передние ноги, потом на задние и неохотно отошел в сторону.
Намерение занять место, где лежало прежде животное, показывало, что Захар действительно уже не в первый раз имел дело с гуртовщиками, как говорил он об этом Гришке. Гуртовщики, приготовляющиеся к ночлегу посреди пустыря, устраивают себе ложе следующим образом: они дадут сначала быку належаться на избранном месте, потом отгоняют его прочь и поспешно занимают его место; ложе оказывается всегда сухим и теплым и сохраняет свои качества на всю ночь. Захар уселся так, однако ж, что спина его была обращена к Оке, а лицо - к Комареву. Ему следовало во что бы ни стало отвлечь на время внимание собеседников от той части стада, которая располагалась к стороне Комарева.
- Отколь вы, братцы? - словоохотливо начал Захар.
- 3 Воронежа.
- Те-е-к, понимаю: сдалече, стало быть. Сам бывать не бывал, а слыхать слыхал... А я так вот из Серпухова иду в эту сторону... Не знаете ли, братцы, какое здесь такое есть Комарево-село? Перевозил меня рыбак с той стороны, говорил: "Пройдешь, говорит, луга, тут тебе и будет". А ще его искать-то? Леший его найдет теперь!.. Забежишь, пожалуй, в такое место, где сам сатана редьки не строгал: потому, выходит, зги не видать; ночь, все единственно; и ветер к тому пуще силен: собаки не услышишь... Вот даже шапку сорвал, как реку переезжали, что ты станешь делать!.. Вы, я чай, проходили через село-то, потому знать должны. Иду туда насчет, то есть, примерно, портняжеского дела: мы этим занимаемся... Комарево, слышь, Комарево? Должно быть, недалече?..
- Ко-марево? Эй, Лександр! Слышь, Комарево? - проговорил один из гуртовщиков, вопросительно взглядывая на другого.
- Комарево? Нет, не знаем, брат... Ге! Микитка!
- А?
- Не туда ли пошли Степка и другие товарищи? Комарево... Кажись, слыхал такое.
- А рази вы здесь не одни, братцы? Товарищи есть? - спросил Захар.
- Нас пять чиловик.
"Эх, плохо дело! - подумал Захар. - Того и смотри в кабаке теперь... Кабы только фалалей Гришка на них не наткнулся".
- Что ж они вас оставили? - громко промолвил Захар, озираясь на стороны и напрягая слух, не слышно ли чего со стороны села.
Шум ветра и ливня один раздавался в лугах; раскаты грома становились, однако ж, реже; буря как словно стала утихать.
- Так как же это они ушли, а вас оставили? - повторил Захар.
- Придут! - равнодушно отвечали гуртовщики.
- Надобность есть, стало, какая в Комареве?
- В шинок пошли.
- Ге-ге! - начал было Захар.
- Го-го! - подхватили гуртовщики в один голос.
- Вот как! Стало, они до винца-то охотники?
- Дюже пьют.
- Ну, а вы-то как же, братцы?
- Вси любят горилку.
- Небось принести посулили?
- Завтра об утро придут - принесут!
- Ночуют, стало, в Комареве?
- Ночуют.
Полагая, что пустопорожнее каляканье его с гуртовщиками продолжалось довольно долго, что Гришка, верно, успел уже в это время спроворить дело и ждал его в условном месте, Захар медленно поднялся на ноги.
- Нет, братцы, как здесь ни тепло, в избе, надо полагать, теплее, сказал он без всякой торопливости, зевнул даже несколько раз и потянулся, ей-богу, право, о-о. Пойду-ка и я тяпну чарочку: вернее будет - скорее согреешься... К тому и пора: надо к селу подбираться... О-хе-хе. Авось найду как-нибудь село-то - не соломинка. Скажите только, в какую сторону пошли ваши ребята?
- Туда все шли, - отвечали гуртовщики, неопределенно кивая головою в луга.
- Должно быть, недалече. Найду как-нибудь! Прощайте, братцы! Спасибо за хлеб-соль, за угощенье!.. Эх, шапки-то нет: поклониться нечем! - подхватил Захар, посмеиваясь. - Не взыщите, ребята: человек дорожный; прощайте и так.
