Владимир Шпаков - Билет без выигрыша
- Не хочешь, кстати, билетик? "Жизнь - она как лотерея. Вышла замуж за еврея"...
- Знаю: Бродский - гений. Но у меня, наверное, на твой билет не хватит.
- Тебе - по дружбе - бесплатно!
Вытащенный кусочек пластика игриво поблескивал, обещая горы райского блаженства, но, когда я стер защитный слой, взгляду открылось: "Билет без выигрыша". Вот она - Москва в чистом виде. Свесив живот через пояс кольцевой дороги, Москва наскоро припудривается и смотрит на бегу в зеркало: ладно, сойдет! Потом навешивает сбоку короб и, как приснопамятный сеятель, щедрой рукой раскидывает лотерейные билеты - берите, не жалко! Отталкивая друг друга, приехавшие на девять вокзалов жадно хватают брошенное, затем судорожно стирают защитный слой: что под ним? Хрен на блюде! - гогочет столица и топает дальше, кидая в "бразды" фиктивное счастье...
- А вообще кто-нибудь выигрывает?
- Мелочевку - да, а по-крупному - никто и ни разу. Ладно, давай еще по одной, и я сворачиваю лавочку. Перекантуюсь в вагоне-гостинице, а потом домой, отсыпаться до вечера. Не хочешь в вагон?
- Спасибо, но у меня есть койко-место.
Казалось, эта ночь никогда не кончится. Как ни странно, она кончилась; и вскоре я увидел Ольгу с чашкой кофе, спящего Жору, Малеева, после чего провалился в зыбкий сон. Разбудил дикий ор: "Выметайся, козел, чего мое место занял?!" Вытаращив глаза, надо мной нависала фурия, одетая в рваный балахон: то ли бомжиха, то ли цыганка. Стоящая снаружи Ольга закрывала рот рукой, давясь от смеха, меня же бесцеремонно скидывали с нар: вали отсюда, это мое место!
- Эй, Бусыгина! Полегче, он и так потерпевший!
Бомжиха свирепо расхохоталась.
- Потерпевший?! Тогда оставь его на полчасика, я утешу!
Я вскочил, испугавшись: а вдруг и впрямь оставят?! К счастью, меня потребовали к следователю.
- А где Жора? - спросил я.
- Не знаю. Наверное, еще кого-нибудь выручать отправился. А задержанного в СИЗО увезли: думаю, недолго посидит - дело-то ясное, как ясный день.
За окном действительно был день, пусть и не очень ясный. Чувствуя боль в голове, я выхлебал предложенную Ольгой чашку кофе и поплелся на второй этаж.
Следователь оказался мужчиной с испитым лицом и недовольным взглядом. То, как он меня спрашивал (резкий тон, отрывистые вопросы) должно было, наверное, показать мою ничтожность перед ЗАКОНОМ, который продолжал свое неумолимое, как ход небесных светил, движение. "Не иначе, - думал я, - ты хочешь быть "стрелочником" в этом процессе. Что ж, хочешь - будь..." На вопросы я отвечал вяло, долго искал место, где подписаться, пока сердито не ткнули носом: здесь!
- Сами создают криминогенные ситуации, - добавил следователь, - а мы расхлебывай!
- Не понял... - Я поднял голову от листа. - По-вашему, я же и виноват?
- Суд разберется, кто виноват! Хотя я бы таких тоже штрафовал: нечего сумки почем зря оставлять и провоцировать неустойчивый элемент, коего на вокзалах - как собак нерезаных!
Но главный удар ожидал внизу, когда я поинтересовался насчет отправки домой. Милиция, как выяснилось, могла усадить меня на любой поезд, но билет должен купить я сам. Что, по здравому размышлению, было верхом абсурда: государство задержало меня, чтобы я помог правосудию, однако после оказанной помощи вышвыривало за порог: выживай, как хочешь!
- Хорошенькое дело... - пробормотал я. - И где же я денег возьму?!
- Не знаю... - Ольга виновато развела руками. - Я бы дала в долг, но у меня нет.
Удар от супруги я пережил спокойнее, наверное, начинал привыкать. Ольга великодушно разрешила пять минут разговора, и за это время я успел припомнить всю свою идиотскую, как выразилась супруга, жизнь. В этой жизни не было просветов, так случалось ВСЕГДА, а значит, ничего удивительного и т. п. Милиция! Сумка! Билеты! Она сделала пирог, а я, свинья пьяная, заикаюсь ("Ты пьяный всегда заикаешься!") о том, что все помню, например, купил дочери книжку-раскраску! "Лучше бы ты купил себе масла, чтобы смазать иссохшие от пьянства мозги!" Второй звонок был внутригородской: занято, опять занято, значит, Сильвия (или кто-то еще - неважно!) была дома, а тогда - ноги в руки и вперед, к моему интернационалу!
Впустив меня, вахтер по привычке распахнул кондуит, но я быстро проскочил мимо, на ходу крикнув, что курить - вредно! Я прыгнул через клумбу, быстро пересек двор, однако был задержан Патриком и Франсуа, которые с решительным видом выходили из дверей.
- Разве ты не уехал?! - с удивлением воскликнул Франсуа. - Вчера?
А Патрик хлопнул по плечу.
- Это очень замечательно, что ты не уехал! В такой момент уехать - это быть глупым! Скоро на улицах Москвы будут танки!
- Да, - подтвердил Франсуа (правда, менее воодушевленно). - Наверное, будут.
В руках они держали завернутые в наволочки продолговатые предметы. Это были отломанные ножки стула, иностранные гости уже дошли до русского вандализма и теперь желали видеть русский бунт.
- С этим - против танков? - скептически спросил я.
- Нет, это против ОМОН. А против танков... Смотри, что я недавно купил на книжном рынке! - Вытащив из кармана книжку с впечатляющим названием: "Как самостоятельно изготовить бомбу", Патрик листал ее, тыкал пальцем в картинки, затем вздохнул:
- Плохо знаю русский, а у нас такую книжку можно только в Белфаст покупать... Может, ты нам поможешь?
- Давай в следующий раз, - сказал я. - Я понимаю: блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, и так далее, но мне сейчас Сильвия нужна очень!
Франсуа махнул рукой.
- Ей сейчас не до тебя! Мы хотели позвать ее с нами, но она сказала... Патрик, как она сказала?
- Она сказала: козлы, идите отсюда! Ты не знаешь: почему козлы?
Я ответил, что долго объяснять, и рванул дверь.
Когда я возник на пороге, в глазах Сильвии отразилась гамма чувств: удивление (мы же тебя вчера проводили?!), растерянность, затем надежда, переходящая в радость. Последние составляющие гаммы были непонятны, однако Сильвия, выглянув из комнаты, тут же шепотом изложила последние события. Оказывается, под утро пожаловала мама - обещала через три дня, но неожиданно сменила билет, позвонила, так что пришлось срочно нестись в "Шереметьево". А Богданчик-то еще здесь! К тому же ночью устроила истерику Андреа - напилась, рвалась в комнату и требовала Богданчика, которого она очень любит! Она (то есть Сильвия) даже не догадывалась об этом, и вдруг - услышать такое от лучшей подруги!
- Ого! - сказал я. - Это не Богданчик - это Богдан Хмельницкий какой-то! Довел двух тевтонских барышень до таких, понимаешь, "Воплей Видоплясова"!
- До чего довел?
- Есть такая украинская рок-группа, Богданчик их песни тоже поет.
- Ах, какая ерунда ты говоришь! Я - несчастная, понимаешь?! Андреа всю ночь плакала, пила пиво. Потом я и мама приезжаем, а в коридоре - пьяный Богданчик! Я прохожу мимо, потому что нельзя, чтобы мама с Богданчиком знакомились! Ну, с таким Богданчиком, понимаешь? Я делаю вид, что его не знаю, а он обижается! И уходит в Москву - без денег, без всего... Это было ужасно, я думала, что он пропадет!
- Ну вы же не пропали в Киеве! А такой гарный хлопец, да еще в Москве...
Сильвия махнула рукой.
- Он не пропал, случилось еще ужаснее! Он вернулся совсем-совсем пьяный! И хочет знакомиться с мамой! В общем, я очень несчастная!
Я давно знал, что западная "свобода нравов" сильно преувеличена, во многих вопросах они более консервативны, чем мы, но в данном случае мысли занимало другое. "Мне бы ваши проблемы..." - думал я, выискивая предлог выцыганить денег. Повода не придумалось, и я рассказал все как есть.
- Ты тоже несчастный, да? - почему-то возбудилась Сильвия. - Как я? Нет, я хуже несчастная... Но я могу тебе помочь, то есть дать денег!
- Спасибо! - сказал я с душой. - Вышлю прямо завтра!
- Не надо! - воскликнула она с жаром. - Не надо высылать! Я дам просто так! А ты уведешь за это Богданчика!
Когда я выразил сомнение в том, что справлюсь с молодым, здоровым и национально озабоченным парубком, брови Сильвии в задумчивости сдвинулись. Но тут же раздвинулись:
- Тогда - уведи маму! Если хочешь, я пойду с тобой!
- А как же Андреа? - не удержался я. - Ты за порог, а она...
- Ах! - сказала Сильвия. - Теперь это неважно!
В качестве последнего аргумента я выдал услышанную от Патрика новость: на улицах могут появиться танки.
- Он с ума сошел, этот глупый ирландец! Панцер! Панцер! Как вы говорите... Ага, достал!
Из комнаты Джорджа, куда, по всей видимости, переместили Богданчика, раздался громкий аккорд, затем прозвучал куплет песни "Роспрягайтэ, хлопци, коней". В коридор вышла маленькая сухощавая женщина, остановилась возле двери, прислушиваясь к звукам варварской лиры, но тут подскочила Сильвия, забормотав по-немецки, мол, сейчас поедем в город смотреть московский U-Bahn. Ты же хотела U-Bahn? Нас знакомили, потом подталкивали к лифту, однако на улице выяснилось, что мама забыла фотоаппарат. Сильвия сама сбегала в номер, после чего потащила нас туда, где горела огромная буква "М".