Семен Юшкевич - Ита Гайне
— Ты с моим приятелем так не говори! — крикнул Михель. — Язык твой поганый вырву. Выучилась разговаривать!
Яша самодовольно выслушал защиту и, поиграв усами, концы которых теперь шаловливо смотрели вверх к глазам, стал бросать выразительные и страстные взгляды на Маню, очень ему понравившуюся. Потом он пересел поближе и начал с ней разговаривать. Та сидела хмурая, односложно отвечала и изредка, помимо воли своей, быстро обдавала его горячим взглядом, не умея отразить охватывавшего ее очарования. Ита мельком оглянула эту пару — ласковый, знакомый ей огонь в глазах Яши, такое жалкое растерянное лицо Мани, — и с нехорошим чувством принялась хлопотать, вздыхая от боли при каждом движении. Она уложила мальчика, затопила печурку и поставила вариться чай.
Михель сидел, опершись локтями о стол, и лицо его было задумчиво и сердито. Стараясь неслышно охать, Ита подошла к нему и положила руку на его плечо. Она отлично знала, что так; поступать — значит давать ему еще больше власти над собой, но сердце ее всегда так жаждало мира, что ради него она многим готова была поступиться. Михель, с небрежностью и гордостью мужчины, отбросил ее руку. Она терпеливо опять положила ее, наклонилась к нему, и вполголоса произнесла:
— Кажется, Михель, я завтра поступлю на место. Перестань же сердиться.
— Не хочу я места, — процедил он угрюмо, опять сбрасывая ее руку, — ступай на улицу. У моих приятелей все этим кончают, ты не лучше их.
— Это напрасно, Михель, — я на улицу не пойду. Не упрямься и не сердись. Я ведь во всем уступаю тебе, уступи и мне хоть в одном. Я не могу.
— Находка какая, твое место, — проворчал он. — Много мне останется от девяти или десяти рублей?
До них донесся смех Мани, которую Яша, наконец, рассмешил. Михель забыл, что играет комедию и только для вида форсит, имея лишь только воспоминание о гневе, и подмигнул Яше, на что Ита серьезно сказала:
— С ней нельзя шутить, Михель, Маня не я.
— Все бабы сердиты на словах, — рассмеялся он.
— Но ты ошибаешься, — вернулась она к прежнему, — Роза меня уверяет, что меньше тринадцати-четырнадцати рублей мне не предложат, а кроме того еще кое-что и другое будет. Я тебе буду отдавать свой обед…
Она оборвалась вдруг, растроганная. Как бы она счастлива была, если бы могла ему пожаловаться, рассказать, как больно ей расставаться со своим мальчиком. А он, не подозревая, что творится в ее душе, уже повеселел от новой перспективы и деловито выкладывал:
— Конечно, меньше четырнадцати тебе не дадут. Можешь на мой страх потребовать пятнадцать и не спускай цены. Эти живодеры, когда увидят твое молоко, то отдадут все деньги. И мальчика нашего покажи. Не будь только дурой. У тебя такое молоко, что я подобного еще и не видел. Теперь хорошей кормилицы и со свечой не отыщешь. А кварта коровьего молока стоит пятнадцать копеек. Меньше пятнадцати ни одного гроша, ни одной денежки. Попросишь, конечно, за месяц вперед. Живодеры тебя доить будут, а я их. Об этом мы еще поговорим.
Он совсем повеселел и сбросил с себя спесь. Ита ждала, не расспросит ли он о ребенке, но Михелю это и в голову не приходило. Он был весь занят новой перспективой. Ита вздохнула, удовлетворившись тем, что добилась мира, и пошла делать чай. Когда все уселись за столом, Михель со смехом произнес:
— Знай, Яша, что сегодня я купил хорошую корову.
Яша в шутку поискал глазами в комнате, испугал мимоходом Маню намерением ущипнуть ее и ответил:
— Не произноси таких некрасивых слов: за столом ведь сидит невинная девушка. Вы ведь совсем невинная? — обратился он к Мане полусерьезно, в упор глядя ей в глаза.
Маня совсем уже освоилась с ним и с его шуточками и засмеялась. Лицо Яши подвижное и ласковое, с хорошенькими усами и красивой синеватой тенью на выбритых щеках, все более и более пленяло ее.
Но смеясь и невольно отражая его настроение, она все же держала себя серьезно, и не позволяла ему никакой вольности. Ее голова слегка затуманилась от неясного предчувствия, что начинается какой-то праздник в ее жизни.
— Я не девушка, — сказала она по своему откровенно и просто, — можете спокойно спать на мой счет.
— Не девушка, — воскликнул Яша со смехом и разыгранным удивлением — а, так она мальчик. Значит, Михель, теперь я могу ее поцеловать, наверно ведь могу?
Он бросился на нее, сделал вид, что целует ее, и, чмокая свои руки, громко кричал:
— Какой вкусный мальчик, Ита, хотите попробовать кусочек? Ах, что за мальчик!
И вдруг, совершенно неожиданно для нее, он обхватил ее за шею, притянул к себе и звонко поцеловал в губы. Маня растерялась на миг. Потом опомнилась и сердито крикнула:
— Если еще раз попробуете, я вам усы вырву. Суньтесь только. Я терпеть не могу таких шуток.
Михель с интересом следил за Яшей, пред которым преклонялся Ита становилась печальнее, и, не вмешиваясь, прихлебывала чай.
— Только усы? — обрадовался Яша, сделав милое лицо. — Так вот они, если они вам нравятся. А теперь давайте губы.
Он со смехом опять бросился на нее, и оба начали бороться, чуть не опрокинув стол, она — отбиваясь, он — наступая все смелее.
— Усы, — слышался между поцелуями его голос, — только всего и ничего больше, а я думал, что вам мой глаз нужен. Мне же нужны ваши губы, губы. Ах, какой сердитый мальчик!
Михель с наслаждением потирал руки и смеялся. Вот это молодец! И чем он их берет только? Счастливец, негодяй. Ита с грустью думала о том, что ожидает Маню, если она увлечется Яшей. Маня же сначала крикнула, потом замолчала и тихо боролась. Вдруг Яша выпустил ее и схватился за губу. Маня стояла перед ним и держала между пальцами маленький клок волос. Глаза ее сверкали от возбуждения и радости. Яша же стоял красный от стыда и старался улыбнуться. Он был так комичен со своим недоумевающим лицом, что Маня не выдержала и засмеялась. Засмеялись и Михель с Итой.
— Ну, вы! — с гримасой и скрывая сильную боль в губе, произнес он. — Не гогочите так. Это вовсе не так весело, уверяю вас. Дай Бог, чтобы черти в аду хоть на половину так пекли вас, как печет губа.
Все опять уселись вместе, но приключение это уже испортило прежнее непринужденное настроение. Яша, как ни старался, не мог вернуть себе хорошего расположения и сидел скучный и серьезный; к тому же и губа у него порядком ныла, и это совсем портило дело. С ним как бы потухло и веселье, только что жившее здесь. Маня сидела задумчивая и мучительно чувствовала, как и в ней что-то потухло. Она не отдавала себе отчета, что с ней, и сидела подобно ему, как убитая. Серьезность его пугала ее, а то, что он страдал, вызывало сладкую и томительную радость, что она тому причиной. Потом ей крепко захотелось, чтобы он опять шутил и веселил ее Она сидела, страшно тоскуя и замирая от рождавшихся желаний. Как обласкать его? Как показать ему свое раскаяние, как сделать, чтобы он не страдал и опять льнул к ней словами, глазами? Внезапно она решилась. Не допив чая, подмываемая вспыхнувшей и как бы вонзившейся ей в мозг мыслью, она быстро встала и начала собираться, мечтая, что, может быть, он догадается. Ита же была так поражена этой поспешностью, что только для формы спросила ее:
— Куда вы, Маня? Это просто глупо. Вам ведь некуда пойти.
— Ничего, ничего, — возразила та, не решаясь поднять глаз, — нужно мне, так будет лучше.
— Может быть, ты ее проводишь? — произнес Михель подмигнув Яше.
Какой-то ток образовался между Яшей и Маней. Они оба почувствовали укол от одной и той же радости, и первый, поискав в памяти слова, дрожащим голосом сказал:
— Могу, хотя ей и одной не опасно. Ведь она не девушка.
Он подчеркнул эти слова, а Маня, скрыв волнение, нарочно ответила колкостью:
— Вы мне нужны, как смерть. Можете оставаться здесь. Посмотрите, как вы красивы теперь.
Она распрощалась с Итой и расцеловалась с ней, все избегая ее взгляда. Ита крепко прижала к себе, хотела что-то сказать, но удержалась, чувствуя, что в этом деле слова не сила.
— Мы еще увидимся, — стараясь улыбнуться, произнесла Маня, — судьбы своей не избежишь.
— Берегите себя, Маня, — ответила Ита, — иногда можно и судьбу повернуть.
Все посмотрели друг на друга с недоумением. Маня махнула рукой и вышла.
— Сумасшедшая девушка, — произнес Михель.
— Может быть, она права, — громко подумала Ита, вспомнив слова Мани о том, что ничего у нее нет веселого в жизни, и только остается ей как-нибудь незаметно проползти до могилы.
— Ты хочешь сказать, женщина? — усмехнулся Яша, подмигнув в свою очередь Михелю, и быстро простившись со словами "судьба, судьба", побежал за Маней. У ворот он нагнал ее, заглянул в лицо и, заметив, что она в слезах, быстро, прежним ласковым и мягким голосом спросил:
— Что с тобой, женщина?
Она молчала. Яша взял ее под локоть и, почувствовав теплоту, так прильнул к ее руке, что никакая сила не оторвала бы его от нее. Он легонько повлек ее, и она покорно пошла за ним. Только вся дрожала.
![Альфонс Доде - Малыш[рис. В.С. Саксона]](/uploads/posts/books/138467/138467.jpg)
