Евгений Шишкин - Идиот и малыш
В самолете на Зою что-то накатило, нашло, приятно задурманило; она сидела завороженно, отвернувшись к иллюминатору, где простиралась бесконечная белоснежная пустыня облаков, и тихо, без всхлипов плакала. Светлые, легкие слезы медленно катились по ее щекам, - так плачет невеста - хотя она еще не знает, когда свадьба, но ей сделано предложение от любимого человека, такими слезами плачет бедняк, который пройдя через унижения нищеты, вдруг получает от дальнего богатого родственника часть наследства, которого хватит до конца дней, так плачет актриса, которая, промучавшись на второстепенных ролях, наконец-то удостоилась самой заветной, главной : Зоя плакала и не утирала слезы.
7
Кубыкин встречал Зою в аэропорту, с цветами, - со слегка подувядшими гвоздиками, одной желтой и двумя красными, купленными, видать, тут же у старухи-цветочницы. Он был в белой рубахе с длинными рукавами, хотя стояла жара и можно бы выбрать рубашку с коротким рукавом и более выигрышной расцветки, или вполне обойтись стильной футболкой. " У него же они есть, подумала Зоя. - Сама ему покупала. И опять он сутулится". Кубыкин был оживленно поспешен, даже чересчур суетлив, радостно сияющий, словно приготовил основательный сюрприз, но бережет его для подходящей неотразимой минуты. - Заедем домой, чемодан оставим, и сразу на дачу. - Может быть, на дачу завтра? Я с дороги. Немножко устала. Я бы в ванной посидела. А на вечер могли бы купить бутылку вина, - осторожно намекнула Зоя, рассчитывая на ласковое "вечернее" внимание мужа. - Нет, сегодня поедем. Там отдохнешь. Я ведь на тебе пахать не собираюсь. Увидишь: - в чем-то секретничая, предупредил он. Дача за время отсутствия Зои не просто подалась в строительстве, она крепко изменилась, расширилась и подросла внешне, и преобразилась внутри. - Да ты посмотри, посмотри, чего я тут сотворил! Видишь вот! Второй этаж закончил почти: А сюда, сюда иди-ка! Смотри, как я веранду сделал: рейку обжег и под лак: А потолки, ты потолки посмотри! Как в евроремонте! Зоя рассеянно и недоуменно, словно бы очутилась на незнакомой новостройке, поглядывала то на одно совершенство, то на другое, пока еще не поражаясь и не радуясь, и время от времени выжидательно, даже с некоторым опасением останавливала взгляд на Кубыкине. Кубыкин, приехав на дачу, уже успел переодеться в рабочую одежду: в клетчатую рубаху с залоснившимся воротом и обшлагами и в широкие, грубые штаны, подвязанные, вместо пояса, на веревочку, и казался теперь почему-то поменьше ростом и как будто не очень побрит. - Здесь, здесь-то погляди, чего я смудрячил, пока ты на югах прохлаждалась! В этот погреб можно мамонта положить, и холодильника не надо: Вот опалубку по периметру сделал - забетонирую. До холодов надо еще стены успеть оштукатурить: Ты давай тоже переодевайся, мы наверх с тобой слазим, увидишь, чего я там соорудил: Ну ладно, это потом. Давай поедим сперва. Там в подвале у меня квасок для окрошки приготовлен. Хрену надо потереть. Давай: Зоя стояла все еще как бы не в себе - не домашняя, а тамошняя, курортная, и все держала в руках сумочку, с которой боялась расстаться, - там, внутри, лежала визитка Виктора, изученная ей уже насквозь и чужестранная монетка, уже десятки раз согретая ладонями. - Ну ты чего? - встрепенул Зою голос мужа. Она слегка вздрогнула, положила сумочку, подошла к кухонному столу на веранде и резкими нерасчетливыми движениями ножа стала чистить вареную картошку. Когда блюдо было почти готово, она поставила его на стол перед Кубыкиным и сказала: - Ты ешь, я не буду. Я не хочу сейчас. - Она машинально улыбнулась и отошла от стола. Кубыкин взял ложку, с краю огромной тарелки зачерпнул жижи, попробовал, добавил в блюдо соли, подложил еще зеленого луку и тертого хрену, подлил из банки майонезу, перемешал, помазал хлеб горчицей и принялся есть. Ел он не спеша, с удовольствием, основательно прожевывая попадавшуюся ветчину и зеленую гущу, иногда отдувался, наверное, чем-то острым перехватывало горло; еще что-то добавлял из приправы, перемешивал и снова ел. Зоя стояла позади мужа, смотрела на его ссутулившуюся спину, на взлохмаченный затылок ( Кубыкин всегда прохладно относился к своим "причесонам"), на его уши. Ей почему-то теперь казалось, что при жевании Кубыкин весь немножко движется в такт со своими челюстями: и затылок, и уши, и плечи слегка приподнимаются и опускаются, как мерный поршень : вверх-вниз, вверх-вниз. Но тут вдруг Зоя вспомнила о своей сумочке : "Где она?". Тут же нашла ее взглядом на табуретке, и на лице у нее появился таинственный просветленный след внутренней улыбки, радости и вдохновения. "Малыш: Малы-ы-ыш", - откуда-то позвал ее знакомый, незабвенный, сжигающий голос. "Малыш", - словно волшебное слово, словно пароль к счастью, шептал ей этот голос, и вся она наполнялась огнем томительного нетерпения и радости надежды. Еще недавно, всего несколько часов назад, она разлучилась с Виктором, а вернее - сблизилась с ним. И теперь она мучительно страдала этой разлукой, но вместе с тем упивалась надеждой будущей встречи, и уже ярко, ощутимо, почти чувственно представляла, как она будет стоять вся нагая, свободная, искренняя на диком пляже перед затихшим малахитово-синим морем в лучах заката, прижавшись к плечу такого же свободного Виктора. Это представление было сейчас настолько поразительным, захватывающим, что, казалось, и наяву вся одежда Зои сползла с нее, упала у ее загорелых ног. В этот момент Кубыкин оглянулся на притихшую, зачарованную Зою. Она вздрогнула, даже чуть не вскрикнула от этого внезапного разоблачительного взгляда и инстинктивно, испуганно заслонила рукой свою грудь, словно и впрямь стояла в стыдливой наготе - без одежды. - Ты чего? Чего с тобой? - Так, пустяки: Задумалась, - отмахнулась Зоя, переводя дух, и опять машинальной дежурной улыбкой сгладила ситуацию. - Ты вот чего: в следующий раз хрен на мелкой терке три, а то как-то крепко получилось, - Кубыкин негромко крякнул, будто что-то придавил сам в себе и снова повернулся к окрошке. "Идиот, - беззвучно прошептала Зоя, глядя на его непричесанный затылок и немножко двигающиеся при еде уши. - И-ди-от!" - И она вышла с веранды, с дачи, - туда, на волю, где со всех сторон, отовсюду, слышался голос из безнадежно счастливого будущего: "Малыш. Малыш: Малыш мой:"
ШИШКИН ЕВГЕНИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Родился в 1956 году в гор. Кирове (Вятка). Окончил филологический факультет Горьковского государственного университета им. Н.И.Лобачевского и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М.Горького. Автор книг прозы "Погода на завтра", "До самого горизонта", "Только о любви", романа "Бесова душа". Лауреат литературных премий имени В.Шукшина и А.Платонова. Член Союза писателей России.
