В Ситников - О Боге, смерти и любви
Ты открываешь себя. То, что глубоко внутри и только для тебя. А надо правильно преподнести это событие. Надо правильно показать, ведь не только для тебя эта тайна? Есть еще кто-то, кому она дорога? Девушка... Она нравится не только тебе. Красота не может принадлежать кому-то одному. Это истина. Согласитесь?
Да, еще это происходит, когда слушаю Хукера.
Блюз открывает в своей квадратуре спиральность существования бытия.
Эта идея, почему она обладает знаком принадлежности не только к одному человеку? а к кому-то еще? Почему кто-то владеет, говорит, что она от другого? Почему мы говорим, что эти произведения принадлежат только одному автору? а не кому-то еще? Знаем ли мы, что без него они были бы просто мертвы и никогда не появились бы на свет? Тогда почему автор умирает? Только ли потому, что читателю не важно авторство? Но ведь оно заложено изначально, с первых же строк. Только у него, никогда и нигде больше не появляющихся, ни у кого. Может стоит говорить о возрождении автора? В каждом произведении, после каждого прочтения?
Блюз, вроде бы мертвая форма, рождает постоянно новые пространства. А какой здесь автор мертв? Если сочинитель, то исполнитель остается, и теперь он является автором. Или автор это мы, те, кто воспринимает? Другими словами, когда мы слушаем блюз, вновь создаем уже существующую красоту вселенной? Поэтому-то автор - мы! Тогда где смерть автора? А если не автора, а критика, философа, который за (в) мертвыми(-х) структурами(-х) пытается увидеть некий свой, любопытный оттенок, лезет куда-то не зная ничего, научившись разбирать все по полочкам, все досконально, но не зная настоящей жизни поэта, никогда не становясь, хотя бы на мгновение им, человеком, который общается на равных с богами без имен, Вдохновением, Невыразимым?
Пусть родится автор.
22.01.99 дом 19:35
Что же будет мотивом для начала работы над этим рассказом? Да, корысть. Надо написать что-нибудь такое, из ряда вон выходящее, чтобы напечатали в толстом журнале и дали невероятную премию. Творить ради славы? Творить ради успеха? А корысть ведь своеобразное вино. Разливается, булькает у тебя внутри, не знаешь, куда деваться от такой благости. Радость охватывает. Хочется играть в мяч. Нет, хочется искупаться в фонтане. Ой, как хочется искупаться. Затем вылезти из воды, и чтобы мириады рук поклонников тебя подняли и унесли бы куда-то далеко, где все делают серьезные лица и говорят наиприятнейшие слова: умен, плодотворен, велик, поэт с большой буквы Х.
И так всю жизнь. Талант без меры. Затем, лет через сто, какой-нибудь дохляк в очках будет писать диплом по моим произведениям, а я от тщеславия перевернусь в гробу. Улыбаясь от радости. Всю жизнь. О, как я хочу этого.
Денег уйма. Просто невозможно: лезут из кармана, делюсь ими со всеми друзьями, подругами. Родные загорают на Майями-бич. Мой друг музыкант записывает третью пластинку. На рабочем столе лежат десятки неподписанных контрактов.
Я сижу в клубе и ем свой милк-крим, слушая Хукера и Федосова. Жизнь писателя с большой буквы Х не так уж плоха. Я велик и все вокруг ничто перед моим гением.
Только верно, мой самый близкий друг знает, что все это бред. Мы смеемся над последним романом на его маленькой кухне разливая друг другу по очередной чарочке. Эта книжка ничто перед тем, что написал в пятнадцать лет, когда был поражен в сердце удивительной армяночкой. То была настоящая боль, которую не многие из поэтов испытывали. Только тогда я смог полностью раскрыть в себе и окружающих всю вселенную человечества.
И пусть все пресмыкаются. Живут пока я жив. Только никто не будет знать мою истинную судьбу писателя, что уйдет в могилу со мной и близким другом. Об этом никогда не напишут ученые, никогда в мемуарах, моя служанка не расскажет вам об этом, шофер в интервью скажет, что велик и много давал на чай, но только о моей юности вы никогда не узнаете. Вот в чем штука. Мне смешно, когда после мороженого смогу выпить коньяка с кофе, закрыть блокнот, и пойти слушать отличного блюзмена. Вот она - жизнь будущего знаменитого писателя.
24.01.99 дом 15:43
Тайна, которую поэт открывает нам, сокрыта в мире от меня, может быть, и от вас. От нас. Знаете, а я полностью уверен, что бесталантен. Нет, не уверен, знаю. Это легко, когда видишь человека, и тут же с уст слетают слова восхищения, ты понимаешь, где на самом деле талант, а где Сольери.
Павел сказал бы, что все вокруг переосмысление формы. Но талант уже в возможности видеть, что это так. Бесталантность, бездарность в постоянном поиске того, чего на самом деле не существует - истины. Сила знать о ее существовании, но полностью ее игнорировать, так, как будто ее нет. Отсутствие у меня ее проявляется уже в том, что пишу эти строки. Скорее выстукиваю их на машинке.
Бесконечный конфликт вечности и времени.
Это похоже на Москву. Вы знаете, чем привлекает этот город? Своей открытостью. Тайна его в том, что он полностью открыт любому. Это в его архитектуре, в его жителях, в его кольцеобразной системе. Он, добрый, открывает свои руки на встречу нам. Обнимает, тепло в нем. Это его тайна - потенциальная открытость миру.
Так и талант - открыт миру, растворен в нем, понимает его таким, какой он есть. Ничего в него не привносит, ничего в нем не ищет, ничего от него не берет. Ему не надо борьбы над собой, тягостных дум о своей судьбе, только перо и хорошая музыка, а мы будем страдать, рыдать над его героями.
А что делать человеку, который знает это? Мне? Помните героя Камю, который всю жизнь потратит на одну сцену с всадником. Автор ведь спасает его от чумы... Подобно ему прожить свои лета? Ведь ничего не поможет тому, кто знает, что не в умении писать дело. Даже не в умении работать со своим воображением ли, умом ли, памятью, сердцем. Должен быть открыт миру, знать, о чем говорят воробьи на твоем подоконнике. Перестать пить кофе по ночам.
Но не могу бросить писать, хотя это был бы самый лучший выход для всех, и для вас. Знаю, что лучше не стоит, но не могу. Желание есть. И что-то еще там, внутри, под тринадцатым ребром. Там, что-то спит. Слышу, что спит. Тихо, тихо.
25.01.99 по пути от дома друга к дому около 19:30
"Симфонический блюз"
- А знаешь, что я тебе скажу, нет, ты пей-пей, только не останавливайся. Давай, ради меня. О-оп, молодец! Так вот, я тебе скажу, что у меня была однажды встреча с Богом.
- Да ты говори-говори, да не заговаривайся! Я таких как ты много в своей жизни перевидал! Все говорили: я видел, я знаю, только никто не мог рассказать какой Он, любит ли нас, всех, тех, кто здесь, в этом дерьме.
- Слушай Палыч, я же тебе сказал. Встречался, вот как сейчас с тобой и этим стаканом. Давно это было, я еще тогда женат был.
- Так у тебя и женка была?! Да ты ваще парень хоть куда! Все вы сначала водки нажретесь, а потом как начнете байки травить! Прям уши закладывает.
- Не, Палыч, ты послушай. Я щас все рааасссскажжу, давай еще по одной и... Давай, давай, смелей...
- Ну тогда дай мне того синенького в графине, понравилось уж очень. Ага, и пива давай - ууух - теперь базарь сколько влезет: мне уже будет все в кайф.
- Представь Палыч: квартира в центре... Жена красавица, умна.
- А-а-а... Так если у тебя проблемы с ней были, так это от ума излишнего, дурень, кто же на умной то... Дураак... - и он хлебнул еще синенького и изящно рыгнул на весь трактир.
- Квартира, все в достатке, родители помогают, мы молоды, еще учились, но я где-то подрабатывал, ну и вообще все было в кайф. Все было ништяк.
- Учился-то где?
- Да в университете, она тоже...
- Угу, - пробурчал довольный, низкий, хриплый голос пьянчужки. - Крутые?
- Да нет, не крутые, но жилось привольно. Пока со мной не случилась такая штука. Я встретил Бога.
- Идишь ты? Бога-а-а? Ты круг. Я верю. На, теперь ты хлебни. Авось вновь встретишь, - и принялся ему наливать еще чего-то непонятного оттенка.
- Палыч, дурак, ты невежда, тебе о высших материях, а ты о стакане. Блядун ты! Мудак с большой буквы.
- Ребят, вы разошлись, разошлись, - послышался голос со стороны.
- Придурок, идиот, это ж я тебе выпивку поставил, а ты, сволочь такая, слушать меня отказываешься и посмехаться еще вздумал. Пошел вон, неуч, невежда. Вон, ублюдок.
- Эй, пора прогуляться, - и кто-то сбоку его поднял и вынес на улицу.
Его вернул в мир холод. Он неизвестно каким чувством ощутил, что находится в сугробе. Открыл глаза, встряхнул головой. Тихо, фонари светят тускло. Вокруг никого, ну и понятно - воскресенье, вечер - кому на улицу охота? Нет никого, домой, наверное, пора. Сколько сейчас? В метро успею? Должен. А холодно, черт побери. Да еще как. В городе холодно, а значит за городом еще холоднее. Да как они там бедные ютятся в своих хибарках. Даже не знаю. Где же это метро? Надо встать. Вот. Так всегда, как выпьешь земля ходуном ходит. А зачем мне пить? Не знаю... Наверное, для того, чтобы язык развязать. Себе? А кому еще? А может, кто и видел Бога-то? Не может ведь быть, что только я и встречал Его? Только я? Ведь я почти уверен, что тот, кто с ним встречался, также стоит в каком-нибудь трактире и пьет, не останавливаясь. Ведь нельзя так просто после встречи. Ведь это же меняет всю жизнь. Самое странное, что никто не хочет слушать об этом. Смеются, презирают, но все равно слушать не хотят.
