Владимир Хлумов - Ночной дозор
Колкун (витийствуя). ...Земля, воздух, вода и огонь, причем первичным элементом был огонь: все остальное по Гераклиту, дорогая Маргарета, производные от него.
Хендрик (воюя со сковородкой). Огонь, может быть, и первичный элемент, но сейчас мне нужна вода. Этот соус слишком быстро густеет.
Саския отрывается от окна, берет кувшин и подливает воду.
Хендрик. О, Саския, милая кузина, ты чудо!
Появляется молодой Рембрандт с Лисбет.
Хендрик. Рембрандт!... Пришел виновник торжества! (передает сковородку Саскии. Обнимает Рембрандта. ) Корона! Где корона!? Куда вы засунули ее, Маттейс?
Колкун (не меняя положения). Под кровать (выволакивет из-под кровати нелепый зеленый венок и швыряет его на середину комнаты).
Рембрандт. Пожалуйста, не уговаривайте меня надеть эту штуку.
Хендрик. Обязательно наденете. Мы нарочно ее заказали. К сожалению, это только самшит - лавра не достали. А ты, Саския, возьми свой - вон висит на гвозде, рядом с маленькой сковородкой... Саскии мы заказли точно такой же.
Рембрандт. Ну раз так... (позволяет надеть на себя корону).
Саския (к Лисбет). Прямо я надела его, Лисбет ван Рейн?
Лисбет. Уж вовсяком случае прямее, чем Рембрандт.
Саския (подходит к Рембрандту. Ваш венок сидит криво, между тем предполагается, что вы настоящий олимпиец, а не какой-нибудь Пан или Силен (поправляет ему корону).
Рембрандт чуть не задыхается от ее близости. В эту минуту появляется доктор Тюльп. Он обходит комнату, здороваясь со всеми присутвсующими.
Тюльп (к Рембрандту). Мое почтение маэстро, вам не жмет олимпийский венок? (к Саскии.) Саския, вы прекрасны, как Прозерпина. Подходит к Маргарете. Маргарета, вы не забыли свою флейту? (к Лисбет.) Лисбет ван Рейн, разрешите поцеловать вашу ручку, держите своего брата в строгости, иначе слава вскружит ему голову. (К доктору Колкуну.) Мужчине в такой час, пожалуй, еще рановато забираться в постель.
Колкун (доктору Тюльпу). Это мужчине - никогда не рано. (Все таки приподниается и, усаживаясь, обращается к Саскии.) Идите сюда, Саския. Как видите, я уже занял безопасную для вас позицию. Под кроватью я нашел бант. Думаю, что он подойдет к вашей короне.
Саския (через плечо). Потом, потом. Если вы будете хрошо вести себя, я приду поболтать с вами, но сперва я полюбуюсь заходом солнца и скажу Рембрандту ван Рейну, как красива его картина. Я знаю, он все это слышал, но, я, право, тоже должна сделать комплимент - я репетирую его с самого утра. (Уводит Рембрандта к окну).
Хендоик. Боже мой! О вине-то я и забыл: оно все еще стоит в ведре. Достаньбе-ка его, Маттес. Да встаньте с дивана и подайте кубки.
Колкун. Ладно, еще не вечер, что же, буду Ганимедом.
Хендрик. Рембрандт, эй, Саския, начинаем! Господа, возьмите кубки!
Бокалы наполняются вином, все сходятся к центру.
Хендрик. Все мы знаем, зачем мы сошлись сюда и какого гения собираемся почтить этим скромным, недостойным его угощением....
Колкун (подобравшись поближе к Саскии). Вот так скромное угощение! Сколько же перемен подает ваш кузен, когда у него бывают, по-настоящему, важные гости?
Саския. А вы не принимайте всерьез его слова. Это же только тост.
Хендрик. Тем не менее, дамы и господа, - это относится и к вам, Маттейс, только будьте любезны сесть, - я не могу упустить столь благоприятный случай и не выразить те чувства, что переполняют сейчас наши сердца.
Тюльп. Чем меньше будет слов, тем лучше.
Хендрик. Тем не менее, ни Хальс, ни Элиас, ни де Кейзер, словом, ни один сын нашего возлюбленного отечества не поднимался до высот "Урока анатомии".
Тюльп. Да уж, фон Зандрарт позеленеет от зависти, когда верентся из Германии.
Хендрик. Пусть знает свое место! Итак, выпьем за триумфатора, за вас, дорогой Рембрандт.
Все радостно чокаются , пьют и принимаются за еду.
Тюльп. Я слышал вы, Маргарета , позируете господину ван Рейну?
Маргарета (печально). Увы, картина закончена.
Колкун (подобравшись поближе к Саскии). Да уж, такова судьба модели, а кстати (к Рембрандут) известно ли вам, Рембрандт, как мы поступили с Младенцем.
Саския). Младенец, это кто?
Тюльп. Младенец, не к столу будет сказано, труп казненного разбойника, которого мы разделывали для "Урока анатомии".
Саския). Фу....
Колкун . Тюльп купил ему могилу, мы завернули его в старые простыни, положили в гроб, ценой в два флорина, и похоронили. Мы надеялись порадовать вас, пристойно предав его земле.
Рембрандт. Я безумно рад.
Хендрик. Простите, Маттейс, мне придется вас побеспокоить: надо собрать тарелки из-под салата. Мне самому из-за стола не вылезти.
Маргарета. Сидите, доктор Колкун, я все сделаю. Лисбет принесет жаркое, вы, Хендрик, режьте мясо, я позабочусь о горошке и бобах, а доктор Тюльп пусть разливает вино.
Пока все это происходит, доктор Колкун любезничает с Саскией, что-то нашептывая ей на ушко. Рембрандт, огорченный таким ходом дел, встает и сталкивается в дальнем углу с Маргаретой.
Рембрандт. Вы печальны, Маргарета, что-нибудь случилось?
Маргарета. Печальна? Нисколько, а вот вы - так точно! Но не расстраиваетесь, все у вас будет хорошо. Я рада за вас, за ваш успех, теперь вам не понадобиться искать модели самому, вас самих найдут, да еще оплатят ваш труд, у вас будет много поклонников и поклонниц... Нет, нет, я, правда, очень рада за вас (отходит чуть не плача).
Хендрик. Пусть никто не ест до второго тоста. Мы приступаем ко второй половине ужина. Даже гений Аполона (наклоняется в сторону Рембрандта) отступает иногда перед чарами Афродиты. (Поворачивается к Саскии, целует ее руку.) На этот раз я буду краток. Предмет моего восторга перед нами и не нуждается в том, чтобы его превозносили. Дамы и господа, представляю вам Саскию ван Эйленбюрх, мою кузину, самую благоуханную розу Фрисландии.
Колкун. Вот это подарок, который я взял бы и в завернутом и равернутом виде!
Тюльп. Следите за собой, Маттейс, - мы не в таверне. (к Хендрику) Жаркое великолепно, Хендрик, горошек и бобы - тоже.
Саския (подходит к Рембрандту). Господин ван Рейн.(Тот не слышит.) Эй, ван Рейн! Разве вы туги на ухо? Я обращаюсь к вам.
Рембрандт. Нет, я не туг на ухо, но, как выпонимаете, здесь так шумно...
Саския . Вы принесли карандаши? Разве вы забыли, что собирались принести их? Вы обещали, что сегодня вечером будете рисовать меня.
Рембрандт . Да я принес, но как и сказал вам, начну вас рисовать только в том случае, если вам захочется.
Саския . Ну, конечно, я хочу! И вы знаете об этом! Где же ваши карандаши.
Рембрандт . Здесь, в кармане.
Саския . А бумага? Бумага есть?
Рембрандт . Да, в другом кармане.
Саския . Вот и прекрасно! Идемте же. (к собравшимся) Извините нас. Вы болтайте, а мы займемся кое-чем поважнее. Рембрандт ван Рейн согласился сделать набросок с меня.
Удаляются от гостей на первый план.
Саския . Натурщице позволено разговаривать, маэстро?
Рембрандт . Да, при условии, что она не вертит головой.
Саския . К лицу мне это платье?
Рембрандт . Вам любое платье к лицу. К тому же, это не имеет значения - я рисую не платье, а вас.
Саския . Надеюсь, моя болтливость вам не помешает. Я говорю так много лишь потому, что чувствую себя удивительно свободной. Честное слово, в Амстердаме даже влздух совсем другой, не то что у нас, где все пропахло кислым молоком. А тут еще Хендрик изо всех сил развлекает меня: вечера, концерты, театр! Знаете, что я делала бы вечерами, если бы жила сейчас дома? Играла бы в триктрак с сестрой, торчала в церкви да раз в месяц ходила на танцы, а они у нас куда как хороши: скрипачи играют не в лад, партнер обязательно наступает на ногу.
Рембрандт . А где вы будете жить, пока находитесь в Амстердаме, Саския ван Эйленбюрх? У Хендрика?
Саския . О нет, так далеко я заходить не осмеливаюсь. По крайней мере, местожительство не должно вызывать ни у кого подозрений. Я остановилась у дяди, он пастор и живет вдвоем с женой. Им уже за пятьдесят и самое главное, - это единственное облачко, омпрачающее мне праздник, - они не ложатся спать, пока не упрячут меня в постель целой и невредимой.
Рембрандт теряется от такой откровенности и они некоторое время молчат. Тем временем звучит музыка: Тюльп играет на клависине, а Маргарета на флейте.
Саския . Сколько раз вы будете рисовать меня?
Рембрандт . Триста, четыреста, с Божьей помощью.
Саския . Не надо льстить. Я спрашиваю лишь про сегодняшний вечер.
Рембрандт . Сегодня больше не буду - бумага кончилась.
Саския . Вот жалость! Тогда, по-моему, нам пора вернуться к остальным.
Рембрандт . Да, конечно.
Саския . А вы не покажете, что из меня получилось?
Рембрандт . Нет. Сперва я должен немного проработать рисунки сангиной и бистром.
Саския . А когда вы это сделаете?
Рембрандт . Думаю, что сегодня ночью.
Саския (после многозначительной паузы). Пойдемьте танцевать.
Рембрандт и Саския кружатся среди танцующих. Кто-то со звоном врезается в веницианское стекло. Хендрик кричит, что, мол, все нормально. Потом пьют вино и прощаются.
