Николай Лесков - Легендарные характеры
Тогда правитель остановил носилки и стал просить александрийцев простить ему его дерзость, но те его не слушали, а сами упали пред христианами на колени и завопили:
– Святая вера ваша, и все мы хотим принять эту веру. Возьмите нашего правителя; мы отдаем вам его и даже сами сейчас бросим его в Нил пред вами, только спасите нас, – пусть гора станет.
Епископ сказал им:
– Нет. Вы не знаете, какого мы духа. Нам нежеланна погибель ничья. Бог не хочет смерти грешных. Со смертью кончается путь к исправлению. Всякий же здесь себя обязан исправить. И правитель наш тоже жизнь имеет от Бога. Пусть живет, пока дни его совершатся. Злое отвергши, в сердце с одною любовью воскликнем все без различия:
– Помилуй, Владыко!
– Помилуй! Помилуй! – прокатило в народе, и все пали лицами в землю.
Все стало стихать; ветер умчался, осыпи крепли, сухие камни перестали лопаться и крошиться, влажные оползни огустевали и твердели. Епископ все тихо молился. Порядок восстановился. Гора, которая двинулась по вере художника, стала на своем месте по молитве епископа. Люди и животные как бы пробуждались от сна. Все наслаждались покоем, кони трясли головами, а верблюды лежали, поджав под себя ширококопытные лапы и жевали свою бесконечную жвачку. На деревьях показались глиноцветные голуби и заворковали. Нефорис благовествовала: она незаметно подошла тихо к Зенону и, держа его за руку, говорила:
– О, если бы ты знал, как мне тебя жаль, и как я чту и люблю твоего бога, и как укоряю себя.
– В чем ты себя укоряешь?
– Око… твое где, твое око, бедный Зенон!
– Оставь это. Зенон блажен, а не беден. Я счастлив, Нефора, что вижу в тебе одним оком теперь тихую мысль христианки, и ты сама мне милей, чем тогда… когда я в два глаза смотрел, как лицо твое рдело бесстыдством порока.
– О, замолчи!.. Я призналась во всем перед всеми…
– Ты очень достойно поступила, Нефора.
– Да, теперь я удаляюсь… в пустыню.
– В пустыню!.. Помедли, на тебе есть мой долг.
– Долг мой!.. Чем должна я тебе? – удивилась Нефора.
– Чтобы исполнить совет моего Учителя, я отдал мой глаз; ты была в этом отчасти причинна, но когда ты не пожалела себя и обнажила перед людьми свой сокровенный грех – ты себя исправила и привлекла меня к себе. Мы теперь одного духа и можем быть подпорой друг другу… Для чего нам теперь расставаться? Нефора! Будь ты женою Зенона!
И они сделались супругами.
Отсюда видим, что соблазн, устроенный художнику модницей III века, не имел успеха. Египетская красавица не только не могла соблазнить нравственного человека, но еще сама была поражена твердостью христианских правил, и вся эта история послужила к обращению в христианство множества людей, не признававших до тех пор ничего выше соблазнов чувственности.
Кривой художник «сдвинул» эту гору.[2]
Второй случай соблазна.
19) (2) Декабря 24. Был монах Никола, который прежде служил в войске. Когда при Никифоре царе случилась война, он не утерпел, чтобы оставаться при мирных занятиях в монастыре, и опять пошел воевать.
Никола был родом грек и находился в цветущей поре возраста. Он был высокий ростом, статный, сильный и красивый и с молодецкою, военною выправкой.
Когда Никола проходил по Болгарии, на него постоянно обращали внимание женщины, а он не замечал их; но вот случилось ему раз зайти переночевать в одну болгарскую гостиницу и тут случилось с ним нечто опасное.
Пока он ходил, вечерял и потом укладывался спать, «приметила его юная болгарыня, девица вельми младая, дочь гостинника болгарского, и пленилась его красотой». Инок же, воинственный Никола, ничего этого не подозревал; он спокойно поужинал, помолился богу и лег спать, и как он от дороги очень устал, то сейчас же и заснул очень крепко. Но только что он разоспался «ко второй страже нощи», неожиданно почувствовал, что его кто-то тихо, но неотступно потрогивает. Монах простер руки и ощутил горячее человеческое тело и встретил молодые, тонкие руки, которые страстно сплелись с его руками, и в то же время чьи-то страстные уста во тьме стали покрывать лицо его поцелуями. А при этом все прочие люди, ночевавшие в гостинице, спали крепким сном и никто не мог бы помешать страстной сцене, но инок сам освободился от искушения.
Никола «воспряну», отстранил от себя ласкающую его прелестницу и «вопроси ее, кто еси и чего хощеши?»
«Она же отвеща ему: дщерь есмь гостинникова, – рачением любви к тебе уязвленна и притекоша влекущися страсти ради неисцельные».
Монах начал останавливать страстную болгарку и напомнил ей, как она еще молода, и что ей должно стараться соблюсти свою девичью чистоту, чтобы вступить честно в брак, или сделаться инокиней, но девушка так им увлеклась, что не слушала его нравственных увещаний и советов, а обратилась к хитростям, чтобы выиграть время и опять напасть на него, не наделав шума. Она «отползла от него», улеглась потихоньку на своей постели и притворилась, как будто заснула, но «к третьей страже нощи паки припаде к нему влекущи». Тогда Никола опять заговорил с нею уже строго и притом громко. Этого девушка испугалась, чтобы другие от их переговоров не проснулись, и она «сего ради отступи мало» от Николы, но тяжело дышала и «клегцающе», как клегчат в гнездах молодые орлицы, опять кинулась целовать Николу. Это уже переполнило «меру терпения инока». Монах Никола плюнул, сказал: «ты бес, а не девушка», – и встав ушел ночью из гостиницы. Тем дело и кончилось.
Следовательно, и вторая соблазнительница тоже не могла соблазнить нравственного мужчину. Теперь увидим, какой успех ждал третью, – женщину самую смелую и самую настойчивую в искусстве соблазна.
20) (3) Декабря 27. В одной нижне-египетской пустыне жил очень воздержанный отшельник, о котором рассказывали много необычайного, и особенно хвалили его за то, что он не поддается никаким соблазнам. Соблазнить его считалось невозможным. Одни этому верили, а другие нет. Раз знатные люди, пировавшие с городскими гетерами, переходя от одного соблазнительного разговора к другому, заговорили об этом пустыннике, и кто-то из них – шутник и затейник – сказал одной из самых славных гетер:
– Вот этот человек – не то, что мы, – он вас, женщин, презирает и никакая красавица его не соблазнит.
Гетера же отвечала:
– Это пустяки: я никогда не поверю, чтобы какой-нибудь мужчина мог устоять перед женщиной, если она хороша из себя и хочет его привлечь к своим ласкам.
С этих слов завязался оживленный разговор, в котором приняли участие все пировавшие вместе гетеры и угощавшие их знатные лица, и, будучи распалены вином и взаимным сближением полов, все они стали спорить: возможно или нет, чтобы мужчина, хоть и благочестивый и постник, устоял перед соблазном, который поставит ему красивая женщина, если она решится ни перед чем не останавливаться для достижения своей цели. И гетеры, и знатные богачи высказывали на этот счет разные предположения, и спору их не предвиделось конца; но тогда одна самая красивая изо всех тут бывших гетер сказала: «Чтобы нам не толковать об этом долго без доказательств, я предлагаю вам решить спор наш опытом; положим сейчас же заклад: могу ли я соблазнить вашего отшельника или нет. Это больше докажет, чем спор на словах, и будет гораздо интереснее. А потом я пойду и попробую силу моей красоты над его благочестием, и мы увидим на деле: кто из нас правее: вы ли, которые думаете, что на свете есть твердые мужи, недоступные силе женской красоты, или правы мы, женщины, которые стояли за силу нашей власти над природой мужчины? Но только я не стану делать этого задаром: я хочу знать, чтт вы мне за это дадите более против того заклада, какой я сама за себя положу вам?»
Пировавшие же друзья пообещали дать ей «очень дорогую вещь».
– Хорошо, – сказала гетера, – я уверена, что низложу вашего старца, и, не теряя времени, сейчас к нему отправлюсь в пустыню, а вы вставайте завтра утром раньше перед тем, когда из-за гор поднимется солнце; возьмите с собою цветов и ветвей со смолистыми шишками кедра, пусть за вами несут кошницы с сочными гроздами и пусть будет все как надо идти к новобрачным, а под одежды себе сокройте свирель и пектиду; когда же придете к пустынной пещере, то приближайтесь без шума и тихо туда через тын загляните: я вам ручаюсь, что анахорет ваш в утомлении страсти будет лежать в крепком сне, преклонясь к моим ногам, – и вот это будет ответ вам на все ваши споры со мною!
Собеседники весело согласились так сделать. Тогда гетера без малейшего промедления переоделась в серую одежду с неподрубленными краями и, имея вид скромной странницы, вышла из города, а к вечеру дошла до пещеры отшельника. Придя же к самой двери отшельника, она притворилась утомленною до совершенного изнеможения и стала просить, чтоб он пустил ее к себе переночевать. Старец был осторожен и ни за что не хотел и слышать о том, чтобы пустить к себе женщину: он отгонял ее прочь всякий раз, как она к нему «вопияла», но она не отставала и была очень искусна в притворстве. После того, как старец отгонял ее несколько раз, она начала прежалобно плакать и представлять ему, каким страшным опасностям она вскоре подвергнется, если он не пустит ее хоть за ограду, окружающую его пещерку, и она должна будет остаться на всю ночь в неогражденном месте.
