Любовь Миронихина - Анюта
Анюта с Витькой испуганно смотрели на нее: никогда не видели такой свою веселую, упрямую и неунывающую сестрицу. Значит, эти два года она не просто прокаталась на поезде. Правильно мамка ей сказала: разве этот поезд не фронт? И под бомбежку Любаша попадала не раз, да так неудачно, что от контузии слух потеряла и несколько дней ничего не слышала.
- Совсем психованная сделалась, - жаловалась Любка. - Тут как-то услыхала по радио немецкую речь... Сердце вдруг как заколотилось, руки затряслись. С чего бы это? Я никогда ни одного немца живого не видела, только в кино. А нет, забыла, видела: пленных.
Мать слушала Любашу и смотрела на нее во все глаза, словно наглядеться не могла. Настя хоть и поддакивала, но больше невпопад.
...Не только родные, но и соседи сразу заметили, что Любочка Колобченкова теперь - отрезанный ломоть. И трех лет не прожила в городе, а быстро сделалась настоящей горожанкой и невзлюбила деревню.
- Сердитая какая ваша Любашечка! - как-то сказали Анюте девчонки.
В первый свой наезд Любка пробыла у них три дня. Вечером, когда мамка собралась подоить Суббоню и угостить гостью дорогую парным молоком, Любка вдруг вспомнила за разговорами:
- Да, мам! Я завтра утром побегу в Мокрое, на кладбище, навещу бабушку Аринушку, а ты собери Анютку в дорогу. Она поедет со мной.
Сестра со своим Толиком распланировали Анютину жизнь на несколько лет вперед, а она и не знала об этом. И предстояло Анюте ехать завтра вечером в далекий большой город Калугу и жить отныне в чужом доме, просторном деревянном доме с садом. И спать не в землянке под печкой, а на своей кровати, ей уже и угол отвели со столом и этажеркой. И окошко выходит прямо в сад, говорила Любаша.
Свекровь тоже очень просила привезти ей девочку. Она не любила оставаться одна, когда сын с невесткой уезжали на своем санитарном поезде. Порой и на месяц, и на два уезжали в поездки. Конечно, с Анютой ей было бы веселей.
Любаша объявила об этом своем решении и с торжествующим видом оглядела их всех. Ей и в голову не могло прийти, что они не согласятся. Она была уверена, что обрадуются. Анютку лечить надо и подкормить.
Мамка, словно застигнутая врасплох прямо у порога, совсем потерялась от этой новости, опустилась на ящик-табуретку. Жалобно звякнул подойник. Анюта оцепенела на весь остаток вечера. Витька обиделся, почему не его берут в город, а Нюрку. Только Настя обрадовалась, всполошилась, запричитала:
- Любонька, детонька, забери ее, забери! Она тут пропадет, в этой пещере. Молока не пьет, одну траву похлебает лись-брись. Не знаю, на чем она держится, как былинка стала.
Тихо отбросила занавеску из войлока и вышла из землянки мамка. Она смирилась - надо отдавать Анютку. Сама Анюта еще не осознала, какие ей грозят перемены. Любаша весело теребила, тискала обиженного Витьку. Обещала и его скоро забрать и определить в училище.
- Не бойсь, колхозниками вы не будете, не позволю!
Гостья наотрез отказалась спать под печкой, а рано утром убежала в Мокрое. Мать с утра молчала нехорошей своей молчаливостью, скатала Любкину постель на сундуке, откинула крышку и принялась собирать Анюту в дорогу.
Анюте то ли снилось, то ли грезилось всю ночь. Вот уходят они с Любкой на станцию, а мать с Витькой стоят на дороге и тоскливо смотрят им вслед, такие брошенные, такие горемычные. Ехать всю ночь на поезде, конечно, замечательно, но чужого дома, чужой школы и чужой бабки Анюта боялась смертельно. Робкая ее душа замирала при одной мысли о новой жизни в городе. И тоска по матери и Витьке ее съест. Нет уж, лучше перетерпеть до весны в этой норке. А за лето они построят новый дом.
Мамка уже уложила в бабкин короб из лыка Анютино барахлишко, а что в коробушку не поместилось, увязала в узел. Собрала за пять минут. И тогда Анюта тихонько сказала ей с лежанки:
- Никуда не поеду, мам. Подожду до весны.
- И не заикайся! Молиться надо на Любашку, что сжалилась.
Настю бригадир уже погнал на работу, а мамка чуть подзадержалась. Наказала Анюте покормить Любку горячими щами из печи, бросить соломки Суббоне и помчалась к ферме. Новую ферму ставили взамен сгоревшей и грозились скоро привезти коров. И будут мамка с Настей три раза в день бегать на дойку, как прежде. Каково Витьке сидеть одному в темной землянке и ждать их! Нет, нельзя Анюте бросать их одних в такое время.
Она оделась и тихо выскользнула из землянки. Сердитые Любашины глаза, мамкины слезы и Настины причитания ей не перенести. Забратают они ее силой, как корову за рога, и поведут на станцию. Им не понять, что она не только не хочет - не может ехать. Как говорила бабка Арина - моченьки моей не хватит.
Поэтому Анюта решила спрятаться и переждать, пока сестрица не уедет одна. В школу в этот день не пошла. Посидела сначала у Домны, почитала Федьке сказки из старого букваря. Потом наведалась к деду Устину. У деда ее никому искать в голову не придет.
И только когда короткий ноябрьский день приготовился угасать, Анюта решила: пора! С высокого прилеповского холма оглядела дорогу на Мокрое. Пусто. Уехала Любаша к своему хорошему человеку. Как-то до войны подслушала Анюта чужой разговор. Сестра нашептывала своей задушевной подружке про жениха: "Я его не люблю даже, я его о-бо-жаю!" У Анюты дыхание прервалось: и где только Любка нашла такое слово? Наверное, в кино или в книжке про любовь. "Обожаю"!
Нет, она не просто любила свою старшую сестру - она ее обожала, восхищалась и... немножко боялась. И вот даже не простилась, не обняла и прогневила Любашечку.
- Ах ты, хитрованка! Так схоронилась, что всю деревню обрыскали и не нашли! - завопила Настя, обхватив ее руками, как будто Анюта могла сбежать. - Девки, скажите вы ей, какая она дура.
Незаметно подкралась Настя, пока Анюта мечтала. И девчонки целой гурьбой ходили искали ее. Лизка вытаращила на нее глаза, будто в первый раз увидала. Не могли они поверить, что можно по своей воле отказаться от города и городской жизни. Они невесть что об этой жизни напридумывали. Анюта же почему-то ее побаивалась и не знала, сумеет ли привыкнуть.
Настя ее подхватила и потащила домой. И всю дорогу тараторила, что мамку чуть карачун не хватил, а Любка грозилась скоро вернуться... Сейчас уже к Мокрому подбегает, в Мокром заночует у подружки, а раненько с утра почтарь поедет на станцию.
А навстречу им бежал Витька. Мордашка счастливая. Что бы там Настя ни говорила, а мамка с Витькой рады-радешеньки ее возвращению. Конечно, рано или поздно придется им с Витькой уезжать, но когда еще это будет...
Лесу им выписали в конторе. Лесу бери сколько хочешь, стройся. Но надо же этот лес привезти, а на чем? Домнин батька обещал дать лошадку раз-другой, но они сами бревна на хату возили, и у них в деревне полно родни.
Хорошо, что дед Устин их не бросал. Это он Анюте с Витькой дед, а матери он дядька двоюродный, немалая родня. И вот дед с утра искал в лесу подходящие лесинки, валил, очищал от веток. А вечером прибегали со стройки мать с Настей, их то на школу, то на ферму гоняли как подсобную силу. Наспех похлебав щей, мать уже торопила Настю:
- Не разнеживайся, кума, потом труднее будет встать, до ночи успеем две лесинки приволочь, пойдем, пойдем!
Настя плашмя валилась на сундук, в изнеможении свесив на пол руки.
- До ночи! - кричала она возмущенно, не открывая глаз. - Уже ночь на дворе, Сашка! Ты же конь, а не баба, где ж мне за тобою угнаться! Ты ж не забывай, я на пятнадцать годов тебя старше.
Мамка и не забывала об этом и давала куме полежать. Но недолго. Она знала, как Настю поднять: не уговорами, а шутками.
- Знаешь, что про тебя кум говорил?
При упоминании о крестном Настя оживала, глаза ее широко распахивались в потолок.
- Моя, говорит, Настасья такая валяка, такая валяка. Чуть отвернешься, она уже хлоп - и лежит. Если б бригадир не гнал на работу, она б весь день провалялась.
- Это я-то валяка? Вот как вы с кумом меня обговаривали!
Настя резко подхватывалась, охала от боли. Жалко ее, у нее после стройки все кости болят, но кума безжалостна. Никогда не догадывалась Анюта, что ее мать такая хитрая. А может быть, умная. Она поняла, как можно Настю взбодрить: надо как можно чаще вспоминать крестного.
И всю дорогу до леса Настя без умолку ругала крестного и куму заодно. Мать посмеивалась, то поддакивала, то подливала масла в огонь:
- Куманек мой дорогой, да лучше ж его нет человека, другая б его на руках носила. Недаром он частенько повторял: у хорошего мужа и чулинда* жена.
И Настя полыхала, как стог сена, к которому спичку поднесли:
- Чего же он тогда, золотой твой куманек, тридцать лет с чулиндой прожил и не нашел себе добрую женку?
- Любовь зла, кума, полюбишь... и Настю Вардепу.
Крестная с ожесточением набрасывала веревку на бревно и тянула за троих. Анюта быстро поняла эту игру и помогала матери, подбадривала крестную разговорами.
Странная это была пара - крестный и крестная. Сколько помнила их Анюта, они всегда спорили, ругались, а то и дрались. Но все про них говорили, что очень дружно живут. Где же дружно, удивлялась Анюта. Настя так допекала муженька, что крестный, проклиная все на свете, уходил к братьям в Козловку. Уходил навсегда - но к вечеру возвращался.
