Джафар Джабарлы - Севиль
Эдиля. Право, не знаю. Я не вмешиваюсь в его дела Удивительно бездарный человек. У дяди была какая-то бумажка, я дала ему подписать... Вы же знаете! Теперь, говорит, будто из-за этого вышли какие-то неприятности... я его и слушать не пожелала...
Абдул-Али - бек. Недавно Алик говорил, что имеет к вам какое-то дело.
Эдиля. Знаю. Он мне уже говорил, но это к Балашу не относится. Я обещала ему устроить его дело. Дайте только завести знакомство с несколькими влиятельными людьми, тогда устрою любое дело.
Абдул-Али-бек. Разумеется, иметь знакомства среди власть имущих столь же приятно, сколь и полезно.
Эдиля. А Алик положительно мне нравится. Это воспитанный, деликатный человек. Вчера он провожал меня домой. Как он красочно говорит! Я, говорит, преклоняюсь перед вами, Эдиля. Будь вы, говорит, моей, я бы играл с вами, как с куклой. Имей я, говорит, талант художника, только и делал бы, что рисовал бы ваши глаза. И правда, глаза мои очень ему нравятся. Как посмотрю на него, он сразу теряется и начинает умолять, чтобы я отвела глаза. Если бы, говорит, ваши кудри обвили мне шею, я бы на всю жизнь застыл без движения.
Абдул-Али - бек. Правильно! Женские косы крепче всякой цепи.
Эдиля. Сегодня и парикмахер говорил, что таких мягких волос, как у меня, он никогда не завивал. Расчесываются, как шелк. Ну-ка, закройте глаза, чулки менять буду. Только не смотреть!
Абдул-Али - б е к (прищуривает глаза). Смотреть на эти, изволите ли вы видеть, прекрасные ножки--большое счастье. А вы лишаете меня этого счастья.
Эдиля. Ну, теперь откройте глаза. Скажите правду, не смотрели?
Абдул-Али - бек. Как же я мог, изволите видеть, смотреть, когда вы приказали закрыть глаза?
Эдиля. Ну, если в вас нет смелости и тонкости чувств, то пеняйте на себя. Я не завязывала вам глаза. Алик ни за что не закрыл бы глаза на такое приятное зрелище. Женщины не терпят тех, кто закрывает глаза на их красоту.
Абдул-Али - бек. Правильно! Я и сам так думал. И, если повторится такой случай, я ни за что не закрою глаза. Надо быть ловким.
Эдиля. Как, то есть, не закроете? Вы призываете людей к шариату, а разве, по шариату, можно смотреть на чужих жен?
Абдул-Али - бек (оглядываясь, подходит к ней). Это-то правильно! Но шариат - для простонародья, для черни, для массы. Какой может быть шариат для людей чутких, понимающих? Ну к чему нам с вами шариат?
Эдиля. То-то! Ну, теперь подставьте колено... Да не так... Ох, какой неуклюжий! Вот так! Я хочу застегнуть туфлю... Поняли?
Абдул-Али - бек. А теперь, изволите ли видеть, понял! Пожалуйста. (Подставляет колено). Только, изволите ли видеть, глаза закрывать не стану.
Эдиля ставит ногу ему на колено, а Абдул-Али-бек застегивает пуговицу, возбужденно декламируя стих из корана:
"Ниспошли нам, боже, в этом мире, А также и в мире загробном Благ твоих! Спаси нас, боже, от огня Ада и прости нам наши прегрешенья".
Абдул-Али-бек обнимает ногу Эдили. Эдиля вскрикивает. В дверях, показывается Балаш.
Балаш. Разрешите войти?
Эдиля. Это еще что такое? Тысячу раз говорила, что надо стучаться.
Балаш. Прости, Эдиля, я все забываю.
Эдиля. А может быть, кто-нибудь раздет здесь?
Балаш. Как то есть раздет? Я слышал мужской голос и знал, что ты не можешь быть раздетой.
Эдиля. Недаром сказано: горбатого могила исправит. Какое ты имеешь право подслушивать за дверью?
Балаш. Как - подслушивать? Я и не думал подслушивать. Голоса...
Эдиля. Это же невоспитанность! В благородном обществе это нетерпимо. Фи, как противно!
Балаш. Да клянусь тебе, Эдиля, что я не подслушивал! Из твоей комнаты доносился мужской голос, и я заключил, что ты не можешь быть раздета.
Эдиля. Из чего же ты заключил это? А может быть, и была раздета.
Балаш. Ну, в таком случае представь, что и я один из тех мужчин, которые находятся у тебя.
Эдиля. Балаш, прошу взвешивать свои слова. Такое обращение с дамой-варварство. Что значит-один из тех мужчин? Какая дикость!
Абдул-Али-бек. Правильно! Я тоже сейчас об этом думал.
Эдиля. Я больше не стану терпеть такое варварство!
Балаш. О господи! Эдиля! Да я же не про него это сказал... Я только к слову...
Абдул-Али - бек. Балаш! Срок вашего векселя вчера истек. Я ручался за вас, и...
Эдиля. Такие вещи можно говорить в кругу ваших угольщиков, а не в высшем обществе...
Балаш. Да ведь, Эдиля, черт возьми... Говорю же, что вовсе не про него. Хочешь извинюсь? (Подходит к Абдул-Али-беку). Господин Абдул-Али-бек! Прошу меня извинить. Я очень благодарен, что вы развлекаете мою жену...
Эдиля. "Жену"! "Жену"! Можно бы, кажется, поделикатнее...
Балаш. Это все ты меня путаешь. Пусть будет супруга, пусть будет что хочешь, черт побери. Сто раз я сам видел, как Абдул-Али-бек без предупреждения заходил к тебе, а ты говоришь, что он такой воспитанный и все такое...
Э д и л я. Ему я сама разрешила.
Балаш. Ну, Эдиля, уж этого я не понимаю. Посторонние мужчины могут входить к тебе без спроса, а я, муж, нет.
Эдиля. Опять "посторонние"! Вы мне на нервы действуете! Уходите! Дайте мне успокоиться! Потом придете.
Балаш. Хорошо, Эдиля, я ухожу. Только я хотел сказать...
Эдиля. Потом, потом! Сейчас я не в состоянии слушать тебя...
Балаш. Сегодня я буду работать до утра, но боюсь все же не закончить работы...
Эдиля. А я при чем?
Балаш. Может быть, ты помогла бы мне немного.
Эдиля. Только этого не хватало! Нет! Нет! Пожалуйста, я не могу! Вот еще!...
Балаш (истерично кричит). Хорошо, хорошо, не нервничайте, я ухожу!
Эдиля, вскрикнув, падает в обморок. Балаш на цыпочках выбегает из комнаты.
Эдиля (поднимает голову). Ушел? Ах, какой он грубый! Мне стыдно с ним бывать на людях. И какое воспитание он мог получить у своих угольщиков!
Абдул-Али - бек. Правильно! Как раз и я об этом думал. Как бы там ни было, дворянин остается дворянином, аристократ - аристократом, а мужик мужиком. Никаким воспитанием тут не поможешь. Все дело в происхождении.
Эдиля. Какие-нибудь две пары туфель и пара платьев для него кажутся расточительностью. Ну что такое в день несколько рублей на фаэтон? А он из себя выходит. Словно я из простых, что бы в ситец одеваться да пешком бегать. Да и где он видел приличную жизнь?
Абдул-Али - бек. Совершенно верно. И я как раз об этом думал. Векселю срок уже истек, и, не будь вас, поверьте...
Эдиля. Хорошо, Абдул-Али-бек. Значит, мы пойдем к вам и Алик туда придет... Ах, виновата! Ведь бумажка Алика у меня... Так он раздражает меня, чуть не забыла. (Подходит к двери). Балаш, Балаш!
Входит Балаш.
Завтра ты должен познакомить меня с вашим министром, понимаешь? У меня к нему дело. Надо устроить, понимаешь?
Балаш. Как, то есть познакомить? Человек занят делами, работает, а я приду - извольте познакомиться с моей женой.
Эдиля. Как? Разве ты с ним незнаком?
Балаш. Знаком, но по службе. Отношу ему бумаги, он подписывает, и я выхожу.
Эдиля. Ну тогда сделаем иначе. Возьми эту бумагу и устрой сам. Положи ее среди своих бумаг и подсунь на подпись. Словом, ты знаешь...
Балаш. Ведь тебе известно, Эдиля, что прежнее дело и теперь еще в суде. Кто знает, что будет и какая ответственность за это...
Эдиля. Опять ответственность, опять старые песни. Фу, какой трус! Устрой - и больше ничего. До свиданья. Мы пошли в театр. Идем, Абдул-Али-бек. (Уходит вместе с Абдул-Али-беком.)
Балаш (поглядев на бумажку, бросает ее в сторону. Подходит к двери.) Тафта! Тафта!
Входит Тафта.
Тафта, пойди за Гюлюш. Скажи, что у меня важное дело к ней.
Тафта. Я уже была у нее. После того, как ты говорил, опять побежала к ней. Не хочет идти.
Балаш. Тогда придется мне самому идти к ней.
Входит Гюлюш.
Гюлюш (холодно). Вы меня звали?
Балаш (радостно бросается к ней). Гюлюш! Сестрица, милая! Целый год я тебя не видел. Почему ты избегаешь меня?
Гюлюш. Потому что мы совсем чужие друг другу.
Балаш. Гюлюш! Сестрица! Я в очень тяжелом положении. Я хотел поделиться, посоветоваться с тобой.
Гюлюш. Слушай, Балаш! Когда я шла сюда, недалеко от ваших дверей упала какая-то женщина. Люди собрались вокруг. Пойди приведи ее сюда. И ты иди, Тафта. Кажется, она была без сознания или, может быть, умерла.
Балаш. Сейчас, сейчас, Гюлюш. (Быстро убегает вместе с Тафтой.)
Заложив руки за спину, Гюлюш стоит в задумчивости. Вскоре возвращается Балаш с женщиной на руках и опускает ее на пол. Входит Тафта.
Балаш. Жива, жива, сердце бьется! Открой дверь, Тафта...
Тафта открывает дверь настежь. Гюлюш. Кто она такая?
Балаш. Не знаю, какая-то женщина... Дайте сюда свет.
Гюлюш подносит лампу и освещает лицо женщины. (Приоткрывает чадру и с ужасом отшатывается назад). Она! Она!
Гюлюш (холодно). Кто?
Балаш. Она! Севиль! (Плачет, закрыв лицо руками). Моя верная подруга! Шесть лет делила со мной нужду и горе!
Гюлюш (бросается к Севиль). Севиль! Севиль! Дайте воды, подушку!
Балаш. Постой! Положи голову мне на колени. Бедняжка! Как изменилась, поблекла, побледнела. Дня хорошего в жизни не знала!
