Владимир Тендряков - Донна Анна
Сегодня днем на тракте наши задержали какие-то интендантские машины, потому сейчас и пахнет у нас давно забытой свиной тушенкой. Удивительный запах, он гонит прочь усталость, зовет к жизни. Повар комендантского взвода знаменитый Митька Калачев при отступлении оставил на той стороне Дона свою полевую кухню, но — ловок, бестия! — обзавелся банным котелком, умудряется в нем варить даже на ходу, не очень запаздывает с раздачей.
— …При-говорил!.. Галчевского!.. Ярослава Сергеевича!.. — и умолк, его товарищ погасил фонарик.
Луна висела над необъятной степью, обессиленной, отдыхающей, и далеко-далеко погромыхивала чуть слышная война. Он стоял под луной, вытянув тонкую шею, теребя балахон гимнастерки.
А у организаторов произошла заминка, они топтались и шушукались.
— Кончайте! Что ж вы?.. — снова взъелся на них майор Саночкин.
— Скомандуйте вашим бойцам…
— Нет уж, увольте. Это ваше дело. И только побыстрей, побыстрей, солдаты падают от усталости!
И тогда тот, кто читал приговор, тяжело шагнул вперед, закричал дребезжащим, нестроевым, некомандирским голосом:
— По врагу нашей род-ди-ны!..
Солдаты, не получившие привычной команды взять на изготовку, нескладно, растерянно, вразброд вскинули винтовки.
И тут Галчевский вытянулся, напрягся, и заплескался в лунной степи его звенящий голос:
— Я не враг! Мне врали! Я верил! Я не враг! Да здравствует…
— Пли!!
У одного из стрелявших в стволе была заложена трассирующая пуля. Она плеснула огненным полотнищем, прошла сквозь узкую, бесплотную грудь Галчевского, полыхнула за его спиной.
Он упал на жесткую полынь, голубую при лунном свете траву.
У его мамы больное сердце…
В воздухе пахло разваренной тушенкой. Запах, обещающий жизнь.
На другой день мы вошли на станцию Садовая, окраину Сталинграда, еще оживленного, еще не разрушенного, не спаленного города. Мы защищали его. В этом городе враг был разбит. Наше дело правое, победа оказалась за нами…
Документальная реплика
Однако не нуждается в подтверждении никаких документов общеизвестный факт, что во время войны, которую мы все называем Отечественной, считаем не без основания народной, за спиной наших воюющих солдат стояли заградительные отряды с пулеметами. Им было приказано расстреливать отступающих.
Не слышал, чтоб когда-либо была попытка выполнить этот не только оскорбительный, но и бессмысленный приказ. Отступающие войска, как бы они ни были деморализованы, далеко не безоружны, а зачастую вооружены и более мощным оружием, чем пулеметы заградотрядцев, — пушками и минометами. И уж конечно, охваченные желанием спастись, отступающие войска, наткнувшись на огонь своих, просто не имели бы иного выхода, как вступить в бой, причем с озлобленной яростью, не сулящей пощады.
Заградотрядники это прекрасно понимали, а потому под победоносным натиском немцев первых лет войны дружно бежали вместе с отступающими, если не с большей прытью.
Декабрь 1969 — март 1971
