Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !
- Не волнуйтесь, мой друг, - по-светски проникновенно сказал фон-барон. - Я сейчас же вызову адвоката. Метр Ассо будет здесь через четверть часа...
Щеголь хотел сказать ему что-то, но понуро промолчал и тронулся за полицейским инспектором.
- Адью, фон-барон, - сказал я по-нашему. - Могу передать прощальную записку Терезе. Но передач она вам носить не будет.
И пошел прочь. Мы с Антуаном, не сговариваясь, стали по обе стороны от Щеголя. Люди расступились, пропуская нас к выходу. Проходя мимо Виллема, я успел шепнуть:
- Где Якоб? Надо найти его.
- Я буду в машине, - ответил Виллем. - До моей границы двенадцать километров...
Я в последний раз бросил взгляд на Храброго Тиля, высившегося в углу. Тиль стоял в той же непоколебимой позе, лицо его навек окаменело, но мне показалось, будто он горько усмехнулся мне вслед.
На улице Щеголь поглядел на свою машину, возле нее уже стоял третий полицейский.
- Ну-ну, шагай вперед, немецкая подметка, - шепнул Антуан с выражением.
Мы двинулись по улице. Первый полицейский протиснулся между мной и Щеголем. Я отстал и пошел рядом с мужчиной в рубахе. Третий полицейский останавливал толпу, которая пыталась вылиться за нами из холла гостиницы.
- Где Виллем? - испуганно спросила Ирма, поравнявшись с нами.
Я оглянулся: "мерлина" у подъезда не было. Старинный фонарь болтался над входом, и Якоб бежал по улице.
- Теперь ты довольна, Ирма? - спросил я. - По-твоему вышло: попали в полицию.
- Но мы же свидетели, - бесстрашно сказала Ирма. - Я сама дам показания, как он наехал на бедную девочку.
Улочка кончилась, выведя нас к каналу, и мы свернули на набережную. Запыхавшийся Якоб догнал нашу группу. Он был неглупый мальчик и не кричал.
- Я дозвонился ей, - шепнул он. - Она уже выехала...
- Спасибо, Якоб, - ответил я и посмотрел на горбатый мост, открывшийся впереди.
Что было на мосту? Свидетельствует Виктор Маслов, сын Бориса. 12 часов ночи июля месяца 20 дня 1944 года. Мост через Амбле. "Кабаны" выходят на мост, чтобы последний раз обговорить детали и занять назначенные места. Над мостом тишина. И тогда взлетела ракета, ослепив партизан. Забили автоматы. Из-за поворота тут же выскочили мотоциклисты с пулеметами, за ними грузовой фургон. Но политических заключенных не было в том фургоне. Там сидели немецкие солдаты, а с ними и Дамере, он же Щеголь. Они стали стрелять прямо из машины. И Дамере стрелял. "Кабаны" отвечали разрозненно, успели бросить несколько гранат, но ракеты продолжали освещать их, и деваться им было некуда. "Прыгать и уходить!" - приказал Альфред Меланже. Немногим удалось спрыгнуть и спрятаться в спасительную темноту кустарника. У отца был ручной пулемет, поэтому он прыгнул неудачно и сломал ногу. Он залег в кустах и открыл огонь. Но силы были слишком неравны. Скоро сопротивление кончилось. Щеголь спустился вниз, чтобы опознать трупы. Тут и увидел его Альфред Меланже, укрывшийся в кустах. А немцы продолжали шарить по берегу, чтобы убедиться в том, что они убили всех. Щеголь нашел отца и вывернул ему карманы. До моста было далеко, он не осмелился тащить мертвого и оставил его в лесу. Ему хватило той записки, что он нашел в отцовском кармане. Немцы собрали раненых, и Щеголь уехал с ними в той же машине.
Так было на мосту, и невесело мне сделалось оттого, что я узнал об этом. Как и кому доказать то, что было на мосту? Каков мотив? Еще не все было ясно с мотивом - мне бы только в портфель заглянуть. Куда у него билет? А теперь буду я рассказывать свою историю и тыкать пальцем в предателя. Ну, составят на него протокол, заплатит он пятьсот или сколько там франков за разбитый велосипед, отвалит несколько тысяч на лечение - и будет восстановлена справедливость, как ее понимает уважаемый господин инспектор, который не Мегрэ. И даже если он хоть на полпроцента поверит в мою историю, все равно пойдет волокита. Если и задержат Щеголя, он тут же выйдет под залог и смотается, у него миллионы, и есть куда сматываться. Он снова переменит имя, перекрасится, перелицуется - еще на двадцать лет, - а там и срок давности выйдет, и станет он снова почетным пенсионером, попечителем, президентом какого-либо нового общества и, чего доброго, за мемуары примется.
Дудки! Не затем я так мучительно шел по следу и собирал ускользающие камни.
Зашумел мотор. По каналу неспешно проплыл катер, лохматя застойную воду. Островерхие дома с черепичными крышами тесно жались один к другому. Бабуся из Фастова сидела в нижнем окошке, греясь на утреннем солнышке. Бабусе было хорошо, она нашла все, что искала. Она скользнула взглядом по нашей группе и не узнала меня. Что я бабусе?
За горбатым мостом поднимались кроны деревьев, игольчатый шпиль колокольни.
Прошли мимо лестницы. Стершиеся ступени уходили под воду, тень от низкого парапета ложилась на поверхность канала. Парапет за лестницей стал еще ниже. Я шагал, и глаза мои притягивались к воде.
Виллем медленно выехал из улочки, подходящей к мосту, и остановился возле углового дома. Он опустил стекло и сделал знак рукой, указав на заднее сиденье. А что? До голландской границы в самом деле двенадцать километров. Виллем сумеет там проскочить, коль обещал. Раз-два, и мы в Амстердаме с Мишелем Реклю в багажнике. Завтра в это же время в Амстердаме приземлится мой самолет. Три-четыре-пять, и мы в Москве с Мишелем. Громкий показательный процесс над военным преступником, бельгийская нота протеста, шум-гам-тарарам.
Я усмехнулся, тоже мне деятель из Шин-бета, подумал я невесело про самого себя, да и Щеголь опять же не Эйхман. Подумаешь, мелкий предатель, перелезший через стену и выдавший всего-навсего девять хороших ребят! Да Бельгия и ухом не поведет из-за такой пустяковины. Самому придется...
Антуан перехватил мое переглядыванье с Виллемом и незаметно покачал головой: отставить, Виктор, наша игра не того стоит.
А мы почти дошли до моста. Что же все-таки стоит? Ради чего стоит рисковать головой? Ведь отец сложил голову, не колеблясь, когда на его пути встретился его мост. А где мой мост? Пройду я мирно по мосту и сверну восвояси в участок.
Щеголь шагал, то и дело оглядываясь на меня и крепко прижимая портфель к себе. Он тоже увидел серый "мерлин" - надолго он его запомнит, - догнал инспектора и что-то сказал ему. Полицейский инспектор сделал успокаивающий жест. Щеголь отстал. Я тихонько присвистнул и перебежал вперед. Теперь Щеголь был между мной и Антуаном, полицейский вышагивал сбоку.
С той стороны моста показалась извозчичья пролетка с высоко поднятым черным верхом. Там сидели две парочки, глазея на умиротворенный, особо оберегаемый государством средневековый пейзаж. Вороной мерин натужно тянул туристов на взгорок перед мостом. Извозчик в черном цилиндре изваянно сидел на облучке. Из-под моста, взбивая струю, выплывал катер.
Часы на дальней колокольне мелодично начали отбивать удары. Завтра в это время я буду над облаками, а суд мой еще не исполнился.
Набережная пошла на подъем, смыкаясь с мостом. Пролетка добралась до вершины горба и покатилась вниз. Инспектор повернул на мост. Послышался шум мотора. Из-за угла, где стоял Виллем, медленно выполз фургон с белыми крестами. Завидев туристов и наше шествие, автопоп тут же включил свою технику.
- Зачем предал ты, Иуда окаянный, господа нашего... - во всю гулкую мощь разнеслось над омертвевшим каналом. Мерин на горбине моста взвился на дыбы, Виллем поддал его длинным сигналом и распахнул дверцу. Полицейский с недоумением смотрел то на автопопа, то на вздыбившуюся лошадь. Женщины в пролетке завизжали. Инспектор кинулся к ним на помощь.
Антуан обернулся. Я присел на колени, прихватил Щеголя за левую ляжку и несильно перекинул его через парапет. Он болезненно вскрикнул и, выронив портфель, полетел в канал.
Напуганный автопоп выключил магнитофон, и проповедь оборвалась на полуслове. Инспектор схватил лошадь под уздцы. Часы на далеком соборе продолжали отбивать удары. Колокольный звон ликующе плыл над каналом.
- Держи его! - заорал Антуан, срывая с себя пиджак.
Полицейский добежал до парапета. А там только тихий всплеск раздался. Он болтался в канале и пускал пузыри, цепляясь за осклизлые камни. Я сделал ему ручкой: аривидерчи - и расстегнул портфель. Синяя тетрадь перекочевала в мою папку, остальное я оставил на месте, мигом все разглядев.
Катер, вынырнувший из-под моста, развернулся к парапету. Моторист с озабоченным лицом крутил штурвал. Инспектор на мосту никак не мог управиться с лошадью.
- Ловите его, господин инспектор! - кричал Антуан, продолжая усиленно срывать пиджак. - Он хотел скрыться и прыгнул в канал!
- Что случилось? - набежала на меня Ирма.
Часы на колокольне ударили в последний, одиннадцатый раз.
- Кто его знает? - ответил я, доставая сигарету. - Я в этот исторический момент проповедь слушал. Не ныряй за ним, Антуан, сам выплывет. Эти современные предатели хорошо плавают.
