Константин Станюкович - Том 9. Рассказы и очерки
— Он знает… шельмец. Не гоняйся за птицей, если я не велел.
Муратов взглянул на раздраженно-сконфуженное лицо Быстренина и не продолжал.
Быстренин оставил Джека в покое и, повеселевший, стал обычным приятным собеседником и подчас остроумным зубоскалом.
Муратов, по обыкновению, более слушал и восхищался другом.
В Севастополе, конечно, не узнали, что Быстренин залепил заряд Муратову. На вопросы Алексей Алексеевич коротко отвечал: «Споткнулся… уронил ружье, спустился курок». Быстренин, напротив, подробно рассказывал, как это случилось. Через три дня друзья снова пошли на перепелов. Было время перелета.
IIНе омрачилась дружба лейтенантов даже и тогда, когда год тому назад они одновременно «втюрились» в севастопольскую чародейку «Марусю», как все за глаза называли единственную дочь крикуна-добряка адмирала Ратынского, старавшегося показать, что он… ууу… какой строгий, и когда-то писаной красавицы-адмиральши, которую мичмана не без основания прозвали «адмиралом», а мужа — «адмиральшей».
Стройная, хорошо сложенная и грациозная красавица брюнетка с белым матовым лицом и большими жгучими глазами, силу чар которых она часто пробовала с задорным любопытством двадцатилетней южанки и уверенностью балованной победительницы сердец, Маруся кокетничала с двумя лейтенантами и обоим подавала некоторые надежды.
Быстренин, пригожий, кудрявый брюнет со смеющимися, ласковыми глазами, не уставая, щеголял и умом, и насмешливым остроумием веселой болтовни, и цитатами из Лермонтова, и мечтательными иносказаниями, и восторженным восхищением. Разумеется, при всяком удобном случае он крепко пожимал маленькую руку Маруси, словно бы хотел подтвердить свои чувства.
Маруся находила, что Быстренин интересен. И влюблен интересно. И, верно, сделает предложение интересно. И она не всегда сердилась на продолжительность и силу пожатий рук и сама слабо пожимала в ответ, словно бы не лишая влюбленного надежд.
Недурен был и Муратов, — высокий, стройный блондин с мужественным загорелым лицом. Быстренин без устали болтал. Муратов неизменно красноречиво молчал при Марусе. Но его голубые глаза, светлые и серьезные, говорили более, чем нужно было для такой любознательной чародейки.
И Маруся находила, что Муратов иногда молчит очень интересно и влюблен серьезнее, чем Быстренин. Ей было приятно и весело сознавать, что такой мужественный и серьезный человек, казалось, боится ее больше, чем самого адмирала Корнилова*, и что достаточно ей ласково улыбнуться или обжечь взглядом, чтобы Муратов светлел и бледнел.
Он, правда, не пожимал ее рук, как нахал Быстренин, но она чувствовала, как подчас вздрагивает его рука. Она чувствовала его горячее дыхание и блеск его упорных глаз во мраке волшебного вечера, когда он прощался с нею на бульваре или на Графской пристани.
И Марусе вдруг казалось, что Муратов был бы верным рыцарем-мужем, красивым, любящим навсегда, и она пожимала крепко его вздрагивающую руку, и голос ее нежнее шептал: «До свидания!»
Муратов, мало знавший женщин, уже возмечтал, что рай находится в Севастополе. И скоро на бульваре же, словно бы темнота и нега волшебного теплого вечера так же помогает признаниям, как и преступлениям, — вдруг прошептал, точно виноватый в чем-то:
— Марья Александровна… Разрешите просить вашей руки!
Маруся не испугалась. Слава богу, не первый раз просили ее руки. Она, конечно, поблагодарила за честь; не скрыла, что Алексей Алексеевич ей больше чем нравится, но…
— Позвольте подумать… А пока пусть это будет секретом… Не проговоритесь Быстренину… Он болтун… Обещаете?
— Еще бы… Никому ни слова!
Прощаясь, Маруся значительно шепнула:
— Пока мы друзья… Но, может быть, скоро…
Муратов вернулся на корабль.
Счастливый, он скрывал в кают-компании свои надежды.
Придется и Быстренину молчать. Нельзя. Дал слово.
Муратов пожалел друга и чувствовал себя точно виноватым перед ним за то, что он обнадежен… Нравится Марусе, а Быстренин за бортом.
Но ведь они не мешали друг другу в глазах чародейки. Еще бы! Он по совести влюбленно молчал, и сама судьба взыскала его.
«Никакой претензии тут нет!» — подумал Муратов.
На другой же день приехал к нему в гости Быстренин.
Он тоже скрывал такую же тайну до времени.
И, считая себя по праву быть более интересным женщинам, чем друг, Быстренин, не без искреннего участия счастливца к безнадежному «влюбленному», спросил:
— Ну как твои дела с Марусей, Алексей Алексеич?
Муратов смутился и застенчиво ответил:
— Втюрился… Вот и дела!
— Лучше брось, Алексей Алексеич!.. Право, брось, голубчик Алеша!..
IIIСкоро друзья вернулись из осеннего плавания. Они одновременно съехали со своих кораблей на берег и встретились на пристани. Тотчас же пошли на свою маленькую квартиру и там увидели по конверту.
Муратов вошел в свою комнату, вскрыл конверт и прочел пригласительный билет на бракосочетание Марьи Александровны Ратынской с капитаном первого ранга Иваном Ивановичем Киргизцевым. Прочел еще раз и стал необыкновенно серьезен, точно был на вахте в тот момент, когда неожиданно под носом корабля он увидал скалу.
Влетел Быстренин к Муратову и со злою усмешкою протянул:
— Однако! Ты как полагаешь, Алеша… Это как называется?..
— Полагаю, что Маруся выходит замуж, — с угрюмым спокойствием ответил Муратов.
— Да ты обалдел, что ли, Алексей Алексеич?.. Какого принца Маруся выбрала? Вот так принц!.. Это просто свинство!..
— Какое же свинство, Коля? Киргизцев понравился и…
— Понравился!? — воскликнул, закипая, Быстренин. — Боров… под пятьдесят… Запарывает матросов… Понравился!? Ты в здравом уме?.. Просто захотелось быть адмиральшей… Вот тебе и чародейка… Лермонтова слушала… И я-то дурак… Возмутительно! А по-твоему, что ли, Маруся влюбилась в борова?..
— Ведь бывает, Коля… Нравятся немолодые! — старался Муратов защитить Марусю.
— Иван Иванович Мазепа*? Скажи, пожалуйста! Мазепа!? Просто скотина! И у такой скотины будет женой Маруся?..
— Ддда… Не стоит Киргизцев такого счастья! — мрачно промолвил Муратов.
— А мы-то втюрились… Стоило! Отлично оболванила… Еще недавно на бульваре: «Пока мы друзья. Но, может быть, скоро…» Очень скоро!..
— Это кому же Маруся говорила? — упавшим голосом спросил Муратов, хотя уже догадался — кому.
— Мне! — не без горделивости сказал Быстренин. — Я только не мог тебе сказать, что я «так и так»… сделал предложение. Маруся просила подождать, но никому ни слова… И особенно тебе… Верно, думала, что поссоримся… Ты приревнуешь…
— А ты рассказываешь, Коля? — упрекнул Муратов.
— Я молчал… Она просила «пока»… А теперь не все ли равно?.. И только тебе, Коля… Ты пойми… Ведь ты не свалял дурака, как я… Тебе ведь Маруся не говорила: «может быть, скоро»? — взволнованно и нетерпеливо спросил Быстренин.
— Свалял!.. — ответил Муратов.
— И тоже: «может быть, скоро»?
— Просто отказала!
Быстренин облегченно вздохнул.
— Так ты не можешь почувствовать этого свинства… Тебя Маруся не обнадеживала!
Муратов понимал и чувствовал, что «свинство» не в том, за что Быстренин так возмущается, считая себя обиженным. И он проговорил:
— Ты, брат, умный и психологии разные любишь, а взъерепенился на Марусю из-за чего?.. Из-за того, что подала тебе надежду?.. Ну так что ж, что обнадежила… Тогда ты нравился, а потом… Да мало ли причин… Раздумала и шабаш! Да хоть бы слово дала… Разве уж не может взять его назад… В таких делах не позорно не сдержать слова… Любовь… это… сам знаешь, совсем особенная штука…
— Ну, положим… Особенная.
— Так извини, Коля, а в тебе только мужское самолюбие говорит. Втюрился, так и в тебя должны втюриться. А она не желает!
— Ну и черт с ней! — воскликнул Быстренин. — И ты, Алексей Алексеевич, пошли ее к черту. А то вообразит, что так мы и пропадем из-за нее… А выходить за борова все-таки свинство! — прибавил Быстренин.
— И не будем больше говорить о Марусе.
— Идет. Не будем. А за молодою женою борова не приударишь, Алексей Алексеевич?
— Это ты около чужих жен околачиваешься… А я не занимаюсь такой охотой. И тебя не хвалю.
— А я не вижу ничего дурного… Надо же нашему брату, лейтенанту, поухаживать за чужою женой, если своей нет…
— Женись.
— Маруся предпочла борова… На свадьбу пойдешь?
— Нет. А ты?
— Непременно пойду.
— Только смотри, Николай Иванович… У тебя ведь язык — враг твой…
— Так что же?..
— Не скажи Марусе чего-нибудь… понимаешь… обидного насчет замужества… Боров — не боров, а ее муж.
IVСтояла чудная весна. В севастопольских садах цвели фруктовые деревья. На улицах благоухали акации.
