Евгений Салиас - Экзотики
Зато прудъ, будто сдавленный и втиснутый въ каменную раму, былъ дѣломъ виконта владѣльца, объяснявшаго, что три родника, давшіе имя замку «Trois Sources», уничтожить было нельзя, а три пруда отдѣльно казались мизерными. Теперь они стали — une belle pièce d'eau.
На станціи гостей ожидала масса экипажей изъ замка. Большинство приглашенныхъ пріѣхало еще днемъ и обѣдало у Кергареновъ, не считая большого количества лицъ, гостившихъ у нихъ и жившихъ все лѣто. Къ томъ числѣ была вся родня виконтессы, пріѣхавшая изъ Румыніи.
Князь Соколинскій съ женой явились съ послѣднимъ поѣздомъ, который могли взять около девяти часовъ вечера. Съ ними одновременно ѣхало еще нѣсколько человѣкъ и въ томъ числѣ Дюкло д'Ульгатъ, недавно женившійся на русской mamzelle Nadèje Простаковой, которую Эми немного знала.
Встрѣча съ бывшимъ секундантомъ Френча привела-было Эми въ хмурое настроеніе, но не надолго. Теперь она попрекала себя только въ томъ, что послужила косвеннымъ поводомъ къ смерти человѣка. А что ей не пришлось стать его женой, узнать счастье съ нимъ, теперь мудрено было объ этомъ судить. Тогда бы не было Егорушки. А какъ себѣ представить жизнь съ другимъ мужемъ, чѣмъ онъ? Такъ Богъ велѣлъ. И такъ хорошо, даже лучше…
Замокъ былъ переполненъ гостями, для которыхъ былъ заранѣе заказанъ обратный экстренный поѣздъ въ три часа ночи.
Помимо гостей, было человѣкъ двадцать артистовъ изъ разныхъ театровъ Парижа, музыканты, актеры, пѣвцы.
Соколинскіе пріѣхали къ концу одноактной пьесы: «Les maris de nos femmes», которая, вѣроятно, какъ очень остроумная, настроила все общество на крайне веселый ладъ. Всѣ были подъ впечатлѣніемъ долгаго, непрерывнаго смѣха, и теперь, въ антрактѣ, разойдясь изъ залы по всему замку, толковали о пьесѣ, повторяли изъ нея фразы, остроты и каламбуры.
Послѣ недолгаго отдыха и антракта, все общество снова переполнило залу. Соколинскіе нашли и заняли свои мѣста.
— Ну, вотъ! Она!.. — сказалъ вдругъ князь женѣ, показывая на подмостки. — Ты хотѣла видѣть. La belle Diane…
— Какъ? Эта?!
— Да. А что?
— Помилуй, — изумилась Эми. — Да она вовсе не такъ хороша. Я думала, красавица. Она только недурна… Если же красива, то банально.
— Нѣтъ, ничего… Такъ издали… Вблизи она… — и князь поправился:- я думаю, она вблизи лучше.
— Да ты когда ее зналъ? Давно вѣдь…
— Давно ужъ. Не помню.
— Постарѣла она — вотъ и все…
— Н-нѣтъ. To-есть, да. Немного.
Эми, глядѣвшая изъ своего второго ряда креселъ на подмостки, вдругъ ахнула. Діана начала шансонетку и, сдѣлавъ вульгарный жестъ рукой, двинувъ бедромъ, вдругъ преобразилась и лицомъ. Оно стало и тривіально, и цинично. Она запѣла избитую, заѣзженную пѣсенку. Это былъ ея конекъ, почти sa création, которымъ она гордилась:
Il faut la voir le long de la rivière,
Boitant par devant, boitant par derrière…
запѣла Діана, усиливая всюду букву r. Выговаривая: derrière, она почти рычала.
Голосъ ея былъ свѣжъ, силенъ, звонокъ и пріятно подѣйствовалъ на Эми, но жесты и лицо ей претили. Князь смѣялся и помогалъ пѣнью головой.
— Она давно бросила этотъ genre, — оживленно сказалъ онъ. — Она въ «Комической» оперѣ. Ее просили, вѣрно, спѣть это, стариной тряхнуть.
— Какія ужасныя женщины!.. — прошептала Эми.
— Отчего?.. Богъ съ тобой!..
— Этакъ… при всѣхъ… вертѣть корпусомъ…
— Привычка. Да и что-жъ тутъ…
Эми была, однако, довольна, когда Діана кончила и при громѣ рукоплесканій исчезла со сцены. Ей было противно слышать «derrrrièrrre», сопровождаемое жестомъ, котораго и пьяная баба не сдѣлаетъ.
Послѣ нея явилось еще нѣсколько человѣкъ артистовъ, но Эми не замѣчала и не слушала — она была, будто, отчасти не въ духѣ.
Имя Diane d'Albret было у всѣхъ на языкѣ, и это по неволѣ заставляло Эми думать о ней.
— И это твоя бывшая пассія? — сказала она наконецъ князю.
— Ну, ужъ и пассія!.. — отозвался онъ. — Да и нельзя судить по глупой пѣсенкѣ.
— Однако… Вѣдь это она же, та же женщина.
— Конечно, та же. Но она кривлялась и ломалась, дѣлала гримасы.
— Мнѣ очень хочется ее видѣть еще разъ.
— Увидишь. Она по программѣ будетъ еще пѣть арію изъ «Карменъ».
— Ты пойдешь говорить съ ней?
— А что?
— Такъ…
— Право, не знаю… — какъ-то промычалъ князь. — Если близко увижу, надо подойти. Не хорошо. За что же обижать.
— Ступай, ступай, Егорушка… Я шучу… Развѣ къ такимъ можно ревновать! — кротко и мило сказала Эми.
Между тѣмъ чередовались нумера музыки, чтенія и пѣнія… Появился наконецъ Коклёнъ и спѣлъ говоркомъ нѣсколько шансонетокъ двусмысленнаго содержанія… И все это высшее общество, гдѣ были и отроковицы, хохотало до упаду. Эти подростки только поглядывали на всѣхъ блестящими глазами и съ сдержанной улыбкой, какъ бы говоря. «Мы не понимаемъ и не знаемъ, что онъ говоритъ, но мы знаемъ — о чемъ»!
Послѣ Коклёна появилась красивая блондинка, высокая, стройная, сильно декольтированная, про которую смѣло можно было сказать, что она не «décolletée», а «débustée». Вся она была покрыта брильянтами, среди которыхъ, однако, было много и новоизобрѣтенныхъ камней «bluze», которые при вечернемъ освѣщеніи отличить отъ настоящихъ невозможно. Появившаяся на эстрадѣ спѣла два сантиментальныхъ романса о розѣ и объ отечествѣ. Но она сразу понравилась Эми своимъ строгимъ выраженіемъ лица, своимъ достоинствомъ всѣхъ движеній и взгляда и истинно серьезной порядочностью. Эми не знала, что это женщина была своего рода ужасной знаменитостью и неизмѣримо ниже Діаны — нравственно. А объяснить это ей было некому, такъ какъ князь уже съ четверть часа исчезъ и не возвращался.
И Эми думалось: съ этой Діаной пошелъ онъ разговаривать или нѣтъ? Она оправдывала, однако, мужа. Всѣ мужчины таковы… Егорушка былъ когда-то влюбленъ въ эту женщину. Онъ самъ ей въ этомъ признался… Съ тѣхъ поръ, года два, или три, или больше, онъ ее не видалъ и вдругъ встрѣтилъ здѣсь… Отчего не пойти, поболтать, помянуть прошлое, глупое и смѣшное, но все-таки милое?.. Еслибы Френчъ былъ живъ, и еслибы не было никакой драмы — и она бы встрѣтилась съ нимъ черезъ года два-три, развѣ бы ей не захотѣлось съ нимъ поговорить, помянуть… посмѣяться, конечно…
«Но мнѣ все-таки хотѣлось бы знать, съ ней онъ теперь, завязъ болтать, или нѣтъ? — думала Эми. — Хотѣлось бы видѣть, какъ они разговариваютъ».
Между тѣмъ начался новый антрактъ, самый длинный, и гости двинулись на террасу и въ садъ и разсыпались по аллеямъ.
Виконтесса, встрѣтивъ Эми, пригласила ее, въ числѣ другихъ дамъ, покататься въ лодкахъ, съѣздить на островокъ.
— Princesse, une petite partie sur l'eau, — сказала она. — Если вы не боитесь воды и дилеттантовъ-гребцовъ.
— Précisément, vicomtesse, — отозвалась Эми. — Боюсь воды и лодокъ до смерти. У меня голова кружится. А мысль, что я совсѣмъ не умѣю плавать, заставляетъ меня трусить… J'ai une peur, à…
— Qui concerne Pasteur! — подхватилъ кто-то шутя.
— Да, правда! — разсмѣялась Эми. — Это тоже почти болѣзненная водобоязнь. Но я пойду съ вами поглядѣть, какъ вы поѣдете.
И вмѣстѣ съ тѣмъ она озиралась и думала: «Гдѣ Егорушка»?
Цѣлая кучка, съ хозяйкой во главѣ, двинулась по липовой аллеѣ, круто спускавшейся отъ дома къ пруду.
Разумѣется, когда пришлось садиться въ лодки, всѣ стали уговаривать княгиню ѣхать тоже.
— Только до острова и назадъ! — говорилъ одинъ.
— Я плаваю замѣчательно.
— J'ai le prix… — вторилъ другой.
— Я отвѣчаю за васъ головой передъ княземъ! — кричалъ третій.
И Эми, скорѣе изъ свѣтской вѣжливости, чѣмъ изъ желанія быть на водѣ, согласилась.
«Ну, а если начнетъ тошнить! — думалось ей. — Глупо будетъ». — И вмѣстѣ, одновременно она все думала:- «Гдѣ Егорушка? Въ залѣ не было».
XXIV
Черезъ четверть часа, женская маленькая фигурка шла одна по дорожкѣ сада, гдѣ не было гуляющихъ гостей, веселаго говора и смѣха.
Это была Эми.
Ее уговорили сѣсть въ одну изъ лодокъ, и она сдалась, но едва только лодка отчалила отъ берега, какъ у нея стала кружиться голова, и она начала умолять высадить её скорѣе обратно на берегъ.
Оставивъ ее на берегу, веселая гурьба снова двинулась въ островку, а Эми, не желая встрѣчаться съ гуляющими, завернула въ болѣе глухую часть сада. Ей было страшно грустно, хотя причинъ на это не было никакихъ…
«Гдѣ Егорушка! — думалось ей упорно. — Могъ бы хоть въ Антрактѣ появиться»!
И Эми стала вдругъ почему-то снова думать объ этой женщинѣ, въ которую ея Егорушка, по его признанію, былъ когда-то давно и мимоходомъ влюбленъ.
«Странный народъ мужчины! — думалось ей:- если они способны сердечно отнестись въ такимъ… disons le mot — уродамъ, то какъ же они могутъ любить и насъ, порядочныхъ женщинъ? Я, виконтесса, молодая Вертгеймъ, баронесса Герцлихъ, милая Клэретта, мы не имѣемъ ничего общаго съ такой… не знаю, какъ назвать… Она красива и отвратительна. И кажется, что чѣмъ красивѣе будетъ „такая“, тѣмъ будетъ противнѣе. Правду сказалъ про этихъ женщинъ Кергаренъ:- Rien, que de la belle viande, que mord le passant. Фуй! Какая гадость!.. Зачѣмъ это на свѣтѣ… такое»…
