Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец
– - Она недавно видела меня, когда я в одежде инока бродил по России, чтоб узнать расположение народа на мой счет, и в заточении своем благословила меня на великий подвиг,-- отвечал Лжедимитрий.
– - Говорят, что у вас в России все вообще женщины проводят жизнь в заточении домашнем, которое иногда строже монастырского,-- сказала супруга воеводы.-- Вам, царевич, привыкшему в Польше к свободному обращению с женщинами, и притом такому любезному рыцарю, как вы, конечно, будет неприятно это затворничество. Вы должны отменить это обыкновение, и мы просим вас за наших несчастных сестер россиянок.
Девицы улыбались и посматривали одна на другую.
– - Нет сомнения, что затворничество женщин есть верный признак варварства,-- отвечал Лжедимитрий,-- и я, предпринимая множество перемен в моем отечестве, первое внимание обращу на улучшение участи прекрасного пола. Но, имея право волею моею дать свободу женщинам в России, я не в силах сделать их столь любезными и милыми, как польки. Для перевоспитания моего народа надобно много времени! Однако ж я думаю, что прекрасный пол будет гораздо переимчивее и понятливее в великой науке любезности, нежели мужчины. Для этого стоило б, чтоб прелестные польки, движимые любовью к человечеству, составили союз между собою и для преобразования моих россиянок отправились в Москву. Этот поход был бы столько же знаменит, как и походы крестовые,-- примолвил он с улыбкою.
– - Но найдем ли мы там таких вежливых рыцарей, как царевич Московский? -- сказала панна Марина.
– - Без сомнения, если в числе преобразовательниц будут такие прекрасные и умные дамы, как дочь знаменитого воеводы Мнишеха,-- примолвил Лжедимитрий.
– - Вы слишком снисходительны, царевич,-- сказала Марина, потупив взоры.
– - Скажите, справедлив,-- возразил Лжедимитрий.
В это время доложили Мнишеху, что обед готов; воевода известил о том Лжедимитрия и просил удостоить его чести обедать с ним вместе за общим столом. Лжедимитрий, не сказав ни слова, подал руку хозяйке и повел ее в столовую залу.
Для царевича поставлены были особые кресла выше других, на первом месте. Он сел и, по обычаю царскому имея право избирать своих собеседников, просил хозяйку и панну Марину сесть по обеим сторонам его. Более ста человек обоего пола сидело за столом. Разговор обращен был на современную политику европейскую, и Лжедимитрий удивлял опытных вельмож своими суждениями о важных делах, прельщая в то же время дам своею любезностью. В конце обеда воевода вылил две бутылки вина в огромный серебряный бокал и, подняв вверх, провозгласил здоровье Московского царевича. Собеседники воскликнули "виват", и вдруг загремели звуки труб, литавр и раздались пушечные выстрелы. Царевич предложил два тоста один за другим: здоровье короля Польского и благоденствие республики; здоровье хозяйки и ее дочери как представительниц добродетелей, красоты и любезности полек. Все собеседники были в восхищении; громкие "виваты" вместе с похвалами Московскому царевичу раздавались в зале.
Русские дворяне, сидевшие за другим столом вместе с свитою Лжедимитрия и дворянами, слугами Мнишеха, утешались похвалами царевичу и его умным обращением, но вместе с тем сокрушались, что в радостном излиянии сердец не было помину о России! Привыкнув не осуждать поступков своих государей, они приписывали это неприязни поляков и молчали.
Лишь только встали из-за стола и Лжедимитрий провел обеих дам, супругу воеводы с дочерью, в залу, начальник надворной гвардии доложил Мнишеху, что за воротами замка взяты под стражу два русские монаха, которые объявили, что давно знают царевича, который был некогда их товарищем, и желают его видеть.
Русские дворяне с беспокойством поглядывали друг на друга, поляки суетились и перешептывались. Мнишех спросил Лжедимитрия, не прикажет ли он заключить этих бродяг в темницу и после допросить.
– - Ты знаешь, царевич,-- сказал воевода,-- что Борис Годунов рассылает по Польше клеветников и изменников, которые стремятся водворить в народе недоверчивость к тебе, подтверждая весть о смерти царевича Димитрия и рассевая на твой счет оскорбительные слухи. Некоторые злодеи покушались даже на жизнь твою. Зачем в сей радостный день смущать себя видом каких-нибудь бесстыдных клеветников?
– - Бог и совесть мои свидетели, и я не боюсь клеветы Годунова, презираю его угрозы и гнусные покушения на жизнь мою,-- отвечал Лжедимитрий.-- Всем известно, что я должен был укрываться в России от злобы его под разными именами и одеждами. Но кто осмелится обличить меня в несправедливости моего происхождения? Я царевич Московский, князь от колена предков моих (11) и законный наследник Российского престола. Никто не докажет противного: не боюсь улик -- введите сюда монахов!
Безмолвие царствовало в собрании. Чрез несколько минут ввели в залу русских монахов.
– - Знаете ли вы меня? -- спросил Лжедимитрий грозно.
Монахи упали к ногам его, и старший из них воскликнул:
– - Ты царь наш, государь Димитрий Иванович. Отец Леонид рассказал нам всю истину, и мы пришли удостовериться: тот ли называется царевичем, которого мы узнали в Москве, в доме Булгакова и проводили до литовского рубежа.
– - Встаньте! -- сказал Лжедимитрий.-- Откуда и по чьему повелению вы пришли сюда?
– - Царь Борис писал к воеводе киевскому князю Острожскому, убеждая его именем общей нашей матери, православной церкви, схватить тебя и прислать к нему, а если нельзя, то по крайней мере отыскать нас, вышедших с тобою, и уличить тебя нашим свидетельством (12). Князь отказался ловить тебя, но захотел уличить, сведав от нас, что мы знали тебя под именем монаха Григория Отрепьева. Мы отправились искать тебя, встретились с отцом Леонидом, который сказал нам: "Остерегайтесь, братья, великого греха! Тот, которого мы знали под именем Григория Отрепьева, есть истинный царевич. Я знаю это, ибо видел его приметы, но не уверен, тот ли самый, которого мы знаем, называется теперь царевичем. Идите и познайте! Ежели в лице царевича узнаете человека, с которым мы бежали из Москвы, падите к ногам его, он царь наш, а Борис -- похититель престола! Вы можете верить мне,-- примолвил Леонид,-- ибо я ненавижу царевича за кровную обиду; не хочу служить ему и отказался от всяких с ним сношений. В нем душа Иоаннова!"
Лжедимитрий с мрачным видом слушал речь монахов и, когда они кончили, велел им выйти из комнаты.
– - Видите ли, господа, к чему ведет злоба Годунова! Самые враги мои свидетельствуют в мою пользу. Истина всегда восторжествует над клеветою -- и я повторяю, что не боюсь улик.
Русские дворяне обрадовались сему случаю: в их положении каждое новое доказательство в пользу царевича питало надежду возвратиться на родину и насладиться плодами своего усердия к новому царю. Поляки, приверженцы Димитрия, еще более торжествовали. Вдруг раздался шум в другой комнате.
– - Пустите нас, пустите, мы его знаем! -- кричали громко.
– - Что там за шум? -- спросил воевода. Маршал отвечал: -- Два служителя твоего двора: Петровский, бывший долго в Москве и находившийся в услужении царевича в Угличе, а другой Матицкии, бывший в плену в Угличе и часто видавший царевича, просят позволения войти и поклониться ему.
– - Впустите их, впустите! -- сказал Лжедимитрий. Два поляка вошли в залу и в недоумении остановились перед царевичем.
– - Так, это он! -- воскликнул Матицкий.-- Те же волосы, вот те же бородавки, нос, уста! Точно, это он, это царевич! -- и с сим упал к ногам его.
– - Я помню, как ненавистники рода твоего и клевреты Годунова упрекали тебя тем, что у тебя одно плечо короче другого,-- сказал Петровский.
– - Увидишь и это,-- возразил с улыбкою Лжедимит-рий и просил воеводу и некоторых знатнейших гостей выйти с ним и с Петровским в другую комнату, где не было дам. Там он снял с себя одежду и показал правое плечо. Петровский также упал к ногам его, воскликнув: -- И лицом и приметами -- истинный царевич Димитрий!
Воевода Мнишех был вне себя от радости, что тот, в судьбе которого родственники его приняли такое участие, ежечасно представляет новых свидетелей знаменитого своего происхождения и уничтожает неблагоприятные вести.
Между тем Лжедимитрий, извиняясь обязанностью заняться делами, просил проводить его в назначенные для него комнаты. Мнишех сам проводил его в особый флигель, убранный на этот случай лучшими мебелями из находившихся в доме. Почетная стража стояла у дверей, и множество служителей ожидало приказаний гостя. Воевода Мнишех, повторив уверения в своей преданности к царевичу, просил его пользоваться в его доме полной властью хозяина и удалился. Лжедимитрий остался с Меховецким и Яном Бучинским.
– - Государь! -- сказал Бучияский,-- благословение Господне явно действует над тобою. Ежедневно приобретаешь ты более друзей; тебе стоит только показаться между людьми, чтоб покорить сердца и умы! Прямой царский сын! -- говорит каждый, кто только имел счастье к тебе приблизиться. Для нас, друзей твоих от юности, это истинное наслаждение: мы торжествуем твоим успехом!
