Исмаил Шихлы - Буйная Кура
- Дочка, уже поздно. Идем спать. В другой раз послушаешь сказку.
Лида нахмурилась и заупрямилась:
- Спать не хочу.
- А маму надо слушать. Иди спать. В другой раз я приду и расскажу тебе сказку.
- Не обманываете?
- Разве я тебя обманывал когда-нибудь?
- Холосо, буду ждать.
В дверях она повернулась и помахала ручкой:
- Спокойной ночи.
- Итак, расскажите, где же вы побывали?
- О! От Дербента до Еревана.
- Брат, да ты объехал весь Кавказ!
- Да, Дмитрий Дмитриевич. Три с половиной тысячи верст.
- И большую часть пешком?
- Приходилось. Но главным образом седло и фургон. Положение печальное. В большинстве уездов школ нет. А если они и открыты, то нет учащихся. Представьте себе, в Ереванской губернии проживает сто семьдесят тысяч мусульман, но ни один из них не захотел поехать учиться в семинарии.
- А как Бакинская губерния?
- Один юноша дал согласие, да и того не пустил отец. Не лучше и в Шемахе. Со мной ездил туда крупный чиновник из губернии. Но люди как только увидели его, так отказались посылать своих детей. Почему-то мусульмане не верят нам. Особенно когда видят приставов, начальников, генералов.
- Они не виноваты, Алексей Осипович. Ведь когда приставы приезжают в деревню? Когда что-нибудь случилось, когда надо кого-нибудь арестовать, а то и сослать в Сибирь.
- Большинство мусульманского духовенства настроено против школ.
- А официальные власти на местах не помогали вам? Наместник Кавказа дал им указания.
- Генерал Рославлев, узнав, что я хочу ехать в Нахичевань, поручил своему чиновнику лично сопровождать меня и представить генералу Кеблахану. Кеблахан очень влиятельный человек. Он помог мне. Надо пользоваться услугами тех людей, которые влиятельны среди местного населения.
- Ну и каков результат?
Всего набрал тридцать учеников. Из Нахичевани приедут трое ребят. В Шушинской русско-татарской школе учится восемьдесят человек. Тринадцать из них написали заявления в нашу семинарию. Двое приедут из Шеку, пятеро из Гянджи, из Дербента трое ребят. Должны приехать из Казаха четыре или пять человек. Посмотрим, сдержат ли свое слово.
- Стало быть, если все эти ребята приедут, мы сможем при мусульманском отделении семинарии открыть подготовительные курсы. Это очень хорошо, Алексей Осипович. А затем они перейдут в семинарию. Я просматривал проект программы, составленной вами. Хорошо и толково. Мы утвердили его на педагогическом совете. Но меня интересует другое.
- Что именно, Дмитрий Дмитриевич?
- Учебники. Для начального образования учебник очень важен. Вы это знаете не хуже меня. Но ведь у мусульман на родном языке, вы правы, учебников нет.
- Нет у них учебников. Они зубрят только Коран. Изучают еще дидактические "Гюлюстан" Саади. И это все.
Алексей Осипович хотел встать, но Дмитрий Дмитриевич нажал рукой ему на плечо.
- Вот об этом надо подумать.
- Дмитрий Дмитриевич, - сказал тихо Алексей Осипович, - прошу прощения за смелость, но я составил один небольшой учебник. Не решаюсь отдать на обсуждение. Знаете, это первый мой опыт. Боюсь осрамиться.
- Ну, на вас не похоже. Где же книга? Покажите ее скорее.
Алексей Осипович колебался. Но потом он достал из папки рукопись. Дмитрий Дмитриевич надел очки и тотчас стал перелистывать исписанные листки.
- "Язык родины". Очень хорошее название. Так, так... Вы дальновиднее меня, экс-почтальон. Позвольте узнать, почему до сих пор не представили эту книгу на обсуждение?
- Думал поработать еще.
- Нет, ждать нельзя. Мы завтра обсудим ее на педагогическом совете. А вы не поспите несколько ночей и, что надо, поправьте. Сейчас большая нужда в этой книге. Мы даже постараемся опубликовать ее, чтобы ею пользовались и другие учебные заведения. Знаете ли вы, какое большое дело делаете? Похвально, весьма похвально. Будущие поколения не забудут вас.
Алексей Осипович покраснел и опустил голову. Дмитрий Дмитриевич несколько раз задумчиво прошелся по комнате и, остановившись у окна, открытого на сверкающие звезды, вздохнул полной грудью.
- Господин экс-почтальон, идите сюда, посмотрите на небо. Видите звезды, светящие в темноте? Обратите внимание, как мерцают. Словно ночь хочет набросить на землю черное покрывало, а свет прокалывает его и доходит до нас. Я каждый вечер, глядя на светящиеся в лачугах коптилки, думаю о нашем труде. Мы несем свет в царство тьмы. Не так ли? Почему вы молчите? Или не согласны со мной?
С улицы раздался звонок.
Дмитрий Дмитриевич замолчал и посмотрел на дверь
В ожидании позднего гостя. Вошел рослый, осанистый полицейский. Мгновение он кого-то искал глазами и, как только увидел Дмитрия Дмитриевича, отдал честь, отрапортовал:
- Господин директор. Секретное письмо. Велено вручить лично вам.
Он достал из-за пазухи конверт с сургучной печатью и протянул стоявшему у окна Дмитрию Дмитриевичу.
- Пожалуйте расписку, господин директор, неприятная формальность.
Семенов нервным движением взял у него письмо и, подойдя к столу, начеркал на бумаге несколько слов. Полицейский отдал честь, повернулся и пошел к выходу.
Семенов сел в кресло, придвинул к себе подсвечник. Посмотрел на конверт, по обыкновению держа его на свету. Затем достал из ящика стола разрезальный нож и привычным движением вскрыл конверт. Пробежал его глазами, отложил в сторону и стал постукивать пальцами по столу. Стенные часы пробили одиннадцать. Алексей Осипович собрался уходить: заметил, что настроение директора изменилось.
- Ну-с, почему не поинтересуетесь, что за письмо?
- Секретно же.
- От вас я ничего не скрываю. Прочтите.
Алексей Осипович взял письмо и спокойно стал читать.
"ПОПЕЧИТЕЛЮ КАВКАЗСКОГО УЧЕБНОГО ОКРУГА.
1 марта 1883 года
№40
г. Тифлис
Конфиденциально.
Милостивый государь Дмитрий Дмитриевич
Вашему Превосходительству известно, что на допущение г. Кипиани к преподаванию грузинского языка воспитанникам вверенной Вам семинарии дано исправлявшим должность наместника Кавказского разрешение с тем, чтобы Вы имели за Капиани особый надзор, под личною Вашей ответственностью. Между тем одним из официальных лиц гор. Тифлиса мне сообщено как о не сомнительном факте, что Кипиани собирает у себя разных лиц и читает с ними разные издания, направленные во вред правительственной власти.
Уведомляя о сем Ваше Превосходительство, покорнейше прошу доставить мне совершенно конфиденциально сведение о наблюдениях Ваших над образом мыслей и действий г. Кипиани.
Примите уверение в истинном почтении и преданности".
Алексей Осипович прочитал письмо и разглядывал теперь гербовую печать и подпись кавказского попечителя просвещения.
Семенов, заложив руки за спину, стоял перед окном.
- Ну и что вы об этом думаете?
- Кипиани прекрасный учитель и хороший, по-моему, человек.
- Так и написать?
- Я так бы и написал.
Дмитрий Дмитриевич быстро повернулся к нему.
- А кто доносчик?
Алексей Осипович пожал плечами.
2
В землянках с вечера разожгли кизяк. Было уже за полночь, а духота все держалась, и слои густого дыма висели, окутывая деревню. Ни травинка, ни листик не шевелились. Звон комаров стоял над всей землей. Мать с вечера постелила Осману постель на крыше землянки. Чтобы не проспать рассвета, он лег рано, но никак не мог уснуть.
Мина сидела около сынка, положив на колени его рубашку: она чинила ее. В эти дни она обошла всю деревню и просила всех, кто ездил в город, чтобы ей купили пять метров ткани. Она заплатила бы потом, как только у нее появились бы деньги. Но никто не внял ее просьбе. Наконец, потеряв надежду, Мина тайком от Османа поймала единственного петуха и отправилась в соседнюю деревню в лавку, надеясь, что за петуха ей дадут, что нужно. Но лавочник оказался не из добрых людей и давал только один метр ситца...
"Пропади ты пропадом, - подумала Мина. - Лучше я зарежу петуха и мальчик съест его напоследок. А как хорошо бы сделать сыну обновку, чтобы не стыдно было товарищей". Так не хотелось отпускать Османа в чужие края в домашних лохмотьях.
Теперь Мина сидела и чинила старую одежонку, чтобы привести ее хоть в какой-нибудь божеский вид. "Откуда появился этот Ахмед? Жили спокойно, растревожил парнишку. Как я останусь в этой землянке одна? Да и Осман перенесет ли разлуку? Здесь хоть и бедный кусок, но пополам. А кто будет за ним смотреть на чужой стороне? Каждую ночь пять раз проснешься и укроешь мальчика. Где он там будет спать? Но богу виднее. Дитя свое вручаю ему. Пусть бережет его от всяческих бед".
Починив рубашку, она аккуратно сложила ее и убрала в сумку. Чтобы прогнать бесчисленных комаров, разворошила кизяк и помахала над ним подолом платья. Очаг заискрился, задымил. В горле запершило от едкого дыма. Осман еще не спал. Лежа на боку, он глядел на далекую цепь холмов, над вершинами которых начинался рассвет, словно там, за холмами, был другой мир и было светло, а по эту сторону собралась вся тьма.
