Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 28. Царство Божие внутри вас
На высшей ступени – цари, президенты, министры, палаты предписывают эти истязания, и убийства, и вербовку в солдаты и вполне уверены в том, что так как они или от бога поставлены на свое место, или то общество, которым они управляют, требует от них того самого, что они предписывают, то они и не могут быть виноваты.
В середине между теми и другими находятся промежуточные лица, которые распоряжаются истязаниями и убийствами и вербовкой в солдаты и вполне уверены, что ответственность отчасти снята с них предписаниями свыше, отчасти тем, что этих самых распоряжений требуют от них все, стоящие на низших ступенях.
Власть предписывающая и власть исполняющая, лежащая на двух пределах государственного устройства, сходятся, как два конца, соединенные в кольцо, и одна обусловливает и поддерживает другую и все промежуточные звенья.
Без убеждения в том, что есть то лицо или те лица, которые берут на себя всю ответственность совершаемых дел, не мог бы ни один солдат поднять руки на истязание или убийство. Без убеждения в том, что этого требует весь народ, не мог бы никогда ни один император, король, президент, ни одно собрание предписать эти самые истязания и убийства. Без убеждения в том, что есть лица, выше его стоящие и берущие на себя ответственность в его поступке, и люди, стоящие ниже его, которые требуют для своего блага исполнения таких дел, не мог бы ни один из людей, находящихся на промежуточных между правителем и солдатом ступенях, совершать те дела, которые он совершает.
Устройство государственное таково, что, на какой бы ступени общественной лестницы ни находился человек, степень невменяемости его всегда одна и та же: чем выше он стоит на общественной лестнице, тем больше он подлежит воздействию требования распоряжений снизу и тем меньше подлежит воздействию предписаний сверху, и наоборот.
Так, в том случае, который был передо мною, каждый из людей, участвовавших в этом деле, находился тем более под воздействием снизу требования распоряжений и тем менее под воздействием приказаний свыше, чем выше было его положение, и наоборот.
Но мало того, что все люди, связанные государственным устройством, переносят друг на друга ответственность за совершаемые ими дела: крестьянин, взятый в солдаты,– на дворянина или купца, поступившего в офицеры, а офицер – на дворянина, занимающего место губернатора, а губернатор – на сына чиновника или дворянина, занимающею место министра, а министр – на члена царского дома, занимающего место царя, а царь опять на всех этих чиновников, дворян, купцов и крестьян; мало того, что люди этим путем избавляются от сознания ответственности за совершаемые ими дела, они теряют нравственное сознание своей ответственности еще и оттого, что, складываясь в государственное устройство, они так продолжительно, постоянно и напряженно уверяют себя и других в том, что все они не одинаковые люди, а люди, различающиеся между собою, «как звезда от звезды», что начинают искренно верить в это. Так, одних людей они уверяют в том, что они не простые, одинаковые с другими люди, а люди особенные, которые должны быть особенно возвеличиваемы, другим же внушают всеми средствами, что они ниже всех других людей и потому должны безропотно подчиняться тому, что им предписывают высшие.
На этом-то неравенстве и возвеличении одних людей и уничтожении других и основывается преимущественно та способность людей не видеть неразумия существующего порядка жизни и жестокости и преступности его, и того обмана, который совершают одни и которому подвергаются другие.
Одни, те, которым внушено, что они облечены особенным, сверхъестественным значением и величием, так опьяняются этим своим воображаемым величием, что перестают уже видеть свою ответственность в совершаемых ими делах; другие люди, те, которым, напротив, внушается то, что они ничтожные существа, долженствующие во всем покоряться высшим, вследствие этого постоянного состояния унижения впадают в странное состояние опьянения подобострастия и под влиянием этого опьянения тоже не видят значения своих поступков и теряют сознание ответственности в них. Серединные же люди, отчасти подчиняясь высшим, отчасти считая себя высшими, подпадают одновременно опьянению и власти и подобострастия и от этого теряют сознание своей ответственности.
Стоит только взглянуть при каком-нибудь народе на опьяненного величием высшего начальника, сопутствуемого своим штатом: всё это на великолепных, разубранных лошадях, в особенных мундирах и знаках отличия, когда он под звуки стройной и торжественной трубной музыки проезжает перед фронтом замерших от подобострастия солдат, держащих на караул, – стоит взглянуть на это, чтобы понять, что в эти минуты, находясь в этом высшем состоянии опьянения, одинаково и высший начальник, и солдат, и все средние между ними могут совершить такие поступки, которые они никогда бы не подумали совершить при других условиях.
Но опьянение, испытываемое людьми при таких явлениях, как парады, выходы, церковные торжества, коронации, суть состояния временные и острые, но есть другие – хронические, постоянные состояния опьянения, которые одинаково испытывают и люди, имеющие какую бы то ни было власть, от власти царя до полицейского, стоящего на улице, и люди, подчиняющиеся власти и находящиеся в состоянии опьянения подобострастием, для оправдания этого своего состояния всегда приписывающие, как это проявлялось и проявляется у всех рабов, наибольшее значение и достоинство тем, кому они повинуются.
На этом обмане неравенства людей и вытекающего из него опьянения власти и подобострастия и зиждется преимущественно способность людей, соединенных в государственное устройство, совершать, не испытывая укоров совести, дела, противные ей.
Под влиянием такого опьянения – одинаково власти и подобострастия – люди представляются себе и другим уже не тем, что они есть в действительности, – людьми, а особенными, условными существами: дворянами, купцами, губернаторами, судьями, офицерами, царями, министрами, солдатами, подлежащими уже не обыкновенным человеческим обязанностям, а прежде всего и предпочтительно перед человеческими – дворянским, купеческим, губернаторским, судейским, офицерским, царским, министерским, солдатским обязанностям.
Так, помещик, судившийся за лес, сделал то, что он сделал, только потому, что он представлялся себе не простым человеком, который имеет такие же права на жизнь, как и все те люди – крестьяне, живущие с ним рядом, а представлялся себе крупным собственником и членом дворянского сословия, и вследствие этого под влиянием опьянения власти чувствовал себя оскорбленным притязаниями крестьян. Только от этого он, невзирая на те последствия, которые могли возникнуть из его требования, послал прошение о восстановлении своего мнимого права.
Точно так же судьи, присудившие неправильно лес помещику, потому только и сделали то, что сделали, что они представляются себе не просто людьми, такими же, как и все другие, и потому обязанными во всех делах руководиться только тем, что они считают правдой, а под опьянением власти представляются себе блюстителями правосудия, которые не могут ошибаться, и под влиянием же опьянения подобострастия представляются себе людьми, обязанными исполнять написанные в известной книге слова, называемые законом. Точно такими же условными лицами, а не тем, что они суть на самом деле, под влиянием опьянения власти или подобострастия, представляются людям и самим себе и все другие участники этого дела от царя, подписавшего согласие на докладе министра и предводителя, набиравшего в рекрутском наборе солдат, и священника, обманывавшего их, до последнего солдата, готовящегося теперь стрелять в своих братьев. Все они сделали то, что сделали, и готовятся делать то, что предстоит им, только потому, что представляются себе и другим не тем, что они суть в действительности, – людьми, перед которыми стоит вопрос: участвовать или не участвовать в дурном, осуждаемом их совестью деле, а представляются себе и другим различными условными лицами: кто – царем-помазанником, особенным существом, призванным к попечению о благе 100 миллионов людей, кто – представителем дворянства, кто – священником, получившим особенную благодать своим посвящением, кто – солдатом, обязанным присягой без рассуждения исполнять всё, что ему прикажут.
Только под влиянием опьянения власти и подобострастия, вытекающих из их воображаемых положений, и могли и могут все эти люди делать то, что делают.
Не будь у всех этих людей твердого убеждения в том, что звания царей, министров, губернаторов, судей, дворян, землевладельцев, предводителей, офицеров, солдат суть нечто действительно существующее и очень важное, ни один из этих людей не подумал бы без ужаса и отвращения об участии в таких делах, которые они делают теперь.
