Валентин Катаев - Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)
- О, как мило с вашей стороны, что вы пришли! А то, знаете, буквально не знаю, что писать. Все в голове какие-то, представляете себе, жареные меньшевики с яблоками копошатся. То есть гуси... Обалдеть можно.
Печка укоризненно покачала головой:
- Ай-яй-яй! Нехорошо забывать спутников молодости. Нехо-ро-шо! Небось если бы не я, вы бы десять раз подохли и до девятой годовщины не дотянули. Ух какое было тяжелое время! Помните?
- Еще бы! Тяжелое, да! Но вместе с тем чудесное, незабываемое, героическое, молодое время! Вот, гражданка печка, смотрю я на вас - и передо мною всплывают одна за другой картины этого времени... Свистит буйный ветер революции. Холодно. Голодно. Коченеют руки. И вместе с тем как работалось! Замечательно работалось! Вызывает редактор. Так и так, говорит, красные части отходят от Царицына. Надо предотвратить панику. Бодрый фельетон. Через двадцать минут чтоб был на столе. Есть! И действительно... Еле в отмороженных руках держишь карандаш... Бумага рвется... И тем не менее ровно через двадцать минут у редактора на столе фельетон. Да не какой-нибудь, а огненный, страстный, ударный! Как динамитный патрон! Эх, было время!
- То-то же! А вы говорите - писать не хочется! Постыдились бы! Разленились вы, батенька, вот что! Отъелись. Обуржуились малость, извините меня, старуху, за откровенность. Говорите, что писать не о чем? Ерунда! Вспомните двадцатый год!
- Верно, правильно! - раздался тоненький голосок, и фельетонист с удивлением увидел у себя на плече довольно странную бутылочку из-под горчицы, с трубкой, воткнутой в пробку. - Что, может быть, вы и меня не узнаете?
- Н-не совсем... извините, уважаемая бутылочка... Что-то не припомню...
- Не припоминаете? Я так и знал! И никакая я вам не бутылочка! Я светильник-с. Обыкновенный бензиновый светильник образца двадцатого года. При моем свете вы писали тогда свои огневые фельетоны. Надеюсь, вспомнили?
При этих словах электрическая лампа погасла, а светильник торжествующе вспыхнул четырьмя яркими язычками пламени. Тени заметались по комнате.
- Узнаете теперь?
- Узнаю, узнаю. Как же! Милый вы мой, дорогой светильник!.. Садитесь!
На глаза у фельетониста навернулись слезы.
- А меня не узнаете?
- А меня?
- А меня?
Фельетонист вскочил с дивана и увидел, что комната наполнена множеством странных, но до боли знакомых вещей. Березовое полено молчаливо, но приветливо стояло у письменного стола, скептически поглядывая на начатый фельетон. Бязевые красноармейские кальсоны с клеймом сидели на стуле, небрежно закинув нога на ногу. По паркету бегали деревянные сандалии, отбивая чечетку. Мерзлый картофель громыхал в солдатском котелке. Медная зажигалка щелкала и стреляла длинным багрово-огненным языком. Серная спичка вспыхнула синей точкой, зашипела, затрещала, наполняя воздух удушливой вонью...
- Ты забыл нас, фельетонист?! - кричала восьмушка табаку, похожего на сухой конский навоз. - Это просто свинство! Это черная неблагодарность! Ты курил меня, когда писал свои пламенные агитки!
- Правильно, - поддержало березовое полено. - Он украл меня у своего соседа и при теплоте моего пламени сочинял героические стихи о взятии Перекопа.
- Он носил меня, - сказали иронически кальсоны, - когда ездил по фабрикам, выступал на устных газетах.
- И нас он носил тоже. Без нас он бы замерз! - закричали обмотки, разворачиваясь, как змеи, и извиваясь.
- А теперь он забыл о нас! Ренегат!
- Просто свинья! - возмущенно заметил фунт мяса из академического пайка. - Он иногда ел меня и товарища ячневую кашу. Если бы не мы, он бы сдох с голода.
- А я, по-вашему, что? Собака? - вспылил ломтик черного, мокрого, липкого, как замазка, колючего хлеба. - А я разве не поддерживал его в самые трудные минуты! Разве не я питал его фельетонный жар!
- Он из меня пил кипяток! - зарычала коробка с рваными краями. - Без меня бы он погиб! А теперь он смотрит на меня, как баран на новые ворота, и не узнает. Теперь он, видите ли, пьет чай с сахаром из граненого стакана в серебряном подстаканнике! Буржуй!
- Правильно! - вопили вещи.
- Фельетонист! Вспомни о нас! Вспомни и напиши фельетон... Нет, не фельетон, а поэму, чудесную, незабываемую, героическую поэму о нас, которые грели тебя, и кормили, и помогали тебе жить...
- Милые вы мои! - воскликнул фельетонист, еле сдерживая волнение, теплым клубком подступившее к горлу. - Помню вас. Помню, люблю, никогда не забуду больше! И вас помню, дорогое березовое полено! Я действительно украл вас у Сашки Ветрова, из комнаты номер одиннадцать. Но что же делать? Я коченел от холода. Надеюсь, вы не сердитесь на меня? И вас помню, о бязевые кальсоны! Вас было очень трудно стирать в холодной воде, но носились вы прекрасно. И вас, пайковое мясо. В вас, правда, было полфунта костей, но никогда ничего вкуснее я не ел на свете! И вас, дорогой дешевый табак... И вас, зажигалка, и вас, кружка, и вас, бандерольная бумага, на которой я писал героические агитки и из которой я крутил цигарки. И вас, светильник, и вас... картошка. Всех, словом! Всех вас, моих дорогих, горячо любимых, незабвенных спутников героической молодости...
Вдруг в дверь постучали. Раздался голос:
- Товарищ фельетонист! Тут у вас пришли какие-то, говорят, что меньшевики, эсеры, Деникин, Керенский, Милюков, барон Врангель и многие другие поздравлять с Октябрьской годовщиной. Просятся в Октябрьский фельетон. На чай просят.
- Гоните их к черту! Ничего я о них писать не буду. Надоело! Так им и скажите. Да смотрите, чтоб они из передней шубу не утащили! Скажите, что я занят. У меня в гостях спутники молодости. И о них я буду писать свой праздничный фельетон!
За окном уже горели фонари. Вдоль фасада большого дома тянули красные полотна.
1926
НЕОТРАЗИМАЯ ТЕЛЕГРАФИСТКА,
ИЛИ ПРЕСТУПЛЕНИЕ МИСТЕРА КЛИМОВА
(Сильная кинопрограмма в пяти частях)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1. На экране появляется красивый железнодорожный пейзаж.
Надпись: "Станция Шарья Северной железной дороги".
2. На экране - красивый мужчина сидит за письменным столом и, поднявши к потолку деликатные глаза, нежно мечтает.
Надпись: "Зам. председателя учкпрофсожа Климов".
По небу плывут кудрявые тучки.
3. Надпись: "Еще в прошлом году Климов, будучи в месткоме № 2..."
4. Климов сидит, обнявшись с неотразимой телеграфисткой Монаховой, над прудом.
Надпись: "Котик, достань мне казенную квартирку!"
- Увы, Пупсик, это никак невозможно!
- Почему!
- Потому, что я не состою в жилкомиссии.
5. Крупным планом. Прекрасное лицо неотразимой телеграфистки. По щеке ползет большая и довольно-таки увесистая слеза...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
6. Надпись: "Прошел год..."
Неотразимая Монахова сидит над аппаратом Бодо и тихо грустит. Вбегает мистер Климов и начинает резвиться.
Надпись: "Почему ты резвишься, Пупсик?"
- Ура! Ура! В данный момент я замещаю председателя учкпрофсожа. Лови этот самый момент. Комнатка тебе обеспечена.
Мистер Климов вприпрыжку убегает. Неотразимая телеграфистка хлопает в ладоши и начинает лихорадочно пудриться.
7. Председатель жилищной комиссии Честоковский стоит на задних лапках. Крупным планом: виляющий хвост. Мистер Климов гладит Честоковского по мохнатой спине.
Надпись: "Послушай, песик!"
- Всегда готов служить начальству!
- В данном случае объявляю заседание жилкомиссии открытым. На повестке - вопрос о предоставлении неотразимой Монаховой комнаты. Возражений нет?
8. Честоковский продолжает стоять на задних лапках и ласково вилять пушистым хвостом. Крупным планом: торжествующее лицо мистера Климова.
Надпись: "Принято единогласно".
9. Мистер Климов становится на одно колено и галантерейно передает неотразимой телеграфистке ордер на комнату и ключ. Крупным планом: целуются. Диафрагма. Экран темнеет.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
10. Честоковский посылает протокол "заседания" на подпись ШЧ-6, ДН-6, ТЧ-11. Они категорически отказываются подписать.
Надпись: "Мы не желаем подписывать незаконный протокол. Мы не присутствовали на заседании. Кроме того, есть лица, более нуждающиеся в квартире, чем неотразимая телеграфистка. Одним словом, пошел вон!"
11. Честоковский бежит, поджав задние ноги и свесив язык. Крупным планом: перед Честоковским встает большой вопрос.
Надпись. "А как же я теперь буду посылать протокол в доржилкомиссию???"
12. Неотразимая телеграфистка игриво въезжает в комнату.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
13. Бурная ночь. Луна как сумасшедшая ныряет в чернильных тучах. Ветер гнет деревья. Мистер Климов и мистер Честоковский, закутанные в плащи, пробираются в канцелярию, где хранится книга протоколов.
Надпись: "Но бандиты не дремлют".
14. Крупным планом: открытая книга протоколов. Рука мистера Климова заклеивает протокол от 24 января 1927 года и пишет заднее число, то есть 21 января, где вызывают уже других представителей, совершенно не вызывавшихся в первый раз.
