Юлия Жадовская - В стороне от большого света
Марья Ивановна улеглась и замолчала. Я думала, что она уснула, и дала волю слезам, долго удерживаемым.
— Как возьму я, да приколочу тебя! — произнесла вдруг Марья Ивановна. — О чем ты плачешь, сумасшедшая? Да и он-то, пес этакий, стоит ли, чтоб ты из-за него убивала себя! Он, я думаю, приехал домой да и забыл, что ты и на свете-то живешь; я думаю, у него уж давно другая в предмете. Чем бы тебе благодарить Бога, что Он посылает тебе в мужья хорошего человека, за которым ты будешь как за каменною стеной, — а ты убиваешься!
Долго успокаивала она меня, слезы также немало облегчили мне душу, и я вскоре уснула.
На другой день все вчерашнее показалось мне сном, а свидание с Павлом Иванычем еще более изгладило впечатление встречи моей с Данаровым. Танечке я не сказала ничего не потому, чтобы не доверяла ей, а потому, что боялась растравлять душевную рану, касаясь к ней воспоминанием.
Притом же приближался последний день моей девической жизни и веял на меня какою-то торжественною таинственностью, всею важностью нового, решительного шага, за которым меня ждала святая и строгая обязанность исполнения долга, ответственность за счастье человека, беззаветно вручавшего мне свое будущее.
XIНаконец настал и день моей свадьбы, в который по принятому обычаю я не должна была видеть моего жениха до самого венчанья.
Утром Степанида Ивановна, возвратясь от ранней обедни, принесла мне просвиру и советовала целый день больше ничего не есть — поговеть, чтоб Бог послал счастье. Я беспрекословно исполнила совет ее. Мысли мои были точно парализованы, сердце будто окаменело. Мысли являлись и исчезали в голове, не производя на сердце никакого впечатления. Мне казалось, что часы били иначе, что в воздухе носилось что-то особенное, что надо мной произнесен непреложный, таинственный приговор судьбы.
В семь часов вечера Анна пришла в мою комнату, молча вынула из шкафа мое венчальное платье, взяла картон, в котором заключалась гирлянда искусственных померанцевых цветов, и скрылась. Марья Ивановна также притихла; Анфиса Павловна приходила не раз навестить меня, но я не расположена была пускаться с ней в разговоры. Она не сердилась. Вообще, все в доме показывали в этот день в отношении ко мне какое-то молчаливое снисхождение. Степанида Ивановна не бранилась с горничными, и в доме царствовала тишина ожидания чего-то выходящего из круга ежедневных впечатлений.
Наконец меня позвали к тетке. Она сидела в своей спальне, одетая парадно. Увидя меня, она прослезилась и указала место подле себя. Тут она дала мне несколько советов житейской мудрости — об умении вести себя, о долге жены, о терпении, смирении и кротости.
— Ежели я была с тобой строга, — сказала она в заключение тоном искренности, — то это оттого, что желала тебе добра.
— О, я не сомневалась в этом! — отвечала я и в невольном порыве неложной благодарности бросилась к ней на грудь.
Она обняла меня и снова прослезилась. Я тоже плакала, и казалось, под этими обоюдными слезами таяла ледяная кора, разлучавшая нас.
— Теперь, Генечка, когда ты готовишься к такому великому таинству, решающему твою участь, ты должна смириться и не иметь зла ни против кого. Ты не любишь дядю — это грешно. Поди к нему, попроси у него прощения и помирись. Пойдем, я сама тебя доведу до кабинета.
Я последовала за ней. В другое время меня, может быть, возмутила бы мысль просить прощения у этого человека, но туг мне казалось, что я исполняю должное. В эти памятные, торжественные минуты мне хотелось вынести из этого дома впечатление мира и любви.
Дядя лежал на диване, спиной к дверям, и курил. Свет от свечи падал на его полуседую голову и резкие черты.
— Кто тут? — спросил он, когда я вошла. Я отвечала. Он обернулся ко мне лицом.
— Что тебе надо?
Я хотела было отвечать, но он быстро перебил меня.
— Э, матушка, все глупости! Я не люблю этих ваших женских комедий. Пустяки, все пустяки! Пора тебе одеваться. Будь счастлива. Вот как узнаешь нужду, так и раскаешься, да поздно. Я тебе добра желал.
Я скрепила сердце и вышла. Татьяна Петровна стояла за дверями.
— Вот видишь, — сказала она, — к чему ты раздражала его своею холодностью? вообразила какую-то глупую ненависть в дяде. Можно ли это?.. Ну, теперь одевайся. Все приготовлено в портретной. Там и зеркало поставлено.
Я отворила дверь в портретную. Ярко освещенная, она потеряла свой обыкновенный, мрачный характер. Самые портреты глядели веселее; пудра и парадные мундиры казались свежее. Будто и эти неподвижные лица наших предков ожили, принарядились и хотели принять участие в важной перемене судьбы моей.
Я была уже почти одета, как вошла ко мне Танечка, тоже в белом платье, с розовыми лентами на голове. Она сама приколола мне цветы и вуаль и крепко поцеловала меня.
Я посмотрелась в зеркало и не вдруг узнала себя в венчальном наряде. Неотразимость действительности настоящего случая еще раз налегла на меня каким-то странным, оцепеняющим чувством, каким-то нравственным усыплением.
Как во сне вышла я в гостиную, где перед диваном, у стола, покрытого белою скатертью, на которой лежал образ, сияющий золотою ризой, сидела тетка рядом с дядей, окруженная Душиной, Марьей Ивановной и еще двумя или тремя дамами.
Как во сне приложилась я к образу, вышла со всеми вместе в залу, где накинули на меня шаль и нарядную шубу, крытую серым атласом. Как во сне поднялась я на каменные ступени освещенной церкви, где целая толпа устремила на меня тысячу любопытных глаз… Вскоре будто туман закрыл от меня эту толпу, я слышала только пение клироса, чувствовала, что стою перед "судом Божиим" об руку с человеком, избранным в вечные спутники остальной половины моего жизненного пути и вдруг сквозь этот туман сверкнули мне черные, магнетические глаза, обрисовалось знакомое бледное лицо… Но я уже не трепетала, не боялась. Надо мной веяло величие религии, благословение пастыря, а с высоты сиял божественный, кроткий лик Спасителя…
Когда из церкви карета подвезла нас к небольшому светленькому чистенькому домику, когда пахнуло на меня всею прелестью уютного, прочного пристанища, куда вошла я хозяйкой и любимою женой, когда обратилось ко мне восторженное, улыбающееся лицо моего мужа и все заговорили громко и весело, — я будто пробудилась, будто новая жизнь и новая сила наполнила меня, и не нашлось в душе места ни одной мрачной мысли, ни одному тяжелому предчувствию.
— Ну, теперь мы закутим, — сказала Марья Ивановна с торжествующим лицом, и в то же время появился слуга с подносом, уставленным бокалами с шампанским…
Примечания
1
Пестрядинная — из грубой пеньковой ткани, пестрая или полосатая.
2
Помочь — сбор окольных крестьян на уборку хлеба, покос и т. д.
3
Partie de plaisir — увеселительная прогулка, поездка за город (пер. с фр.).
4
Ремиз — в некоторых карточных играх: недобор установленного числа взяток, а также штраф за такой недобор.
5
Подорожник — пирожок, закуска, взятые в дорогу.
6
Экосез — народный танец шотландского происхождения, исполняется под аккомпанемент волынки.
7
Bien-être — уют (пер. с фр.).
8
Ma chere — моя дорогая (пер. с фр.).
9
Chere amie — милый друг (пер. с фр.).
10
Собинка — свой пирожок, лепешка.
11
Сильфы — в кельтской и герм. мифологии духи воздуха.
12
Ich singe, wie der Vogеl singt — Я пою, как птица (пер. с нем.)
13
Осек — место, площадь, где вырублен лес.
14
Сеча — просека.
15
Просвирня — женщина, занимающаяся выпечкой просвир.
16
Ma tante — тетушка (пер. с фр.).
17
Tête à tête — разговор один на один (пер. с фр.)
