Дмитрий Каралис - Автопортрет
- Вот именно, гениальный! - соглашался он с Мануйловым, ставя в воздухе восклицательный знак. А потом запел "Клен ты мой опавший", шахтеры дружно подхватили, подпел и старик Мануйлов. Шахтеры долго не отпускали А.Ж. из своей компании и полюбили его, сокрушаясь при этом, что так поздно познакомились с настоящим писателем.
18 ноября 1987. Комарово.
Закончил "Записки шута"! Получилось 222 страницы. Гора с плеч!
Б. Ельцин - первый секретарь Московского горкома партии - подал в отставку. И сказал на Пленуме, что перестройка ничего не дает простому народу.
В Комарово только об этом и разговоров. Не слышно треска машинок в номерах, все кучкуются и обсуждают новость.
8 декабря 1987 г. Зеленогорск, гараж.
Сразу после своего дня рождения я сделал себе подарок и внес вклад в гражданскую борьбу с партийно-бюрократической машиной: сдал в милицию пьяного секретаря парткома Николая Аркадьевича Кудряшка - толстого бездельника, военного пенсионера с румяным лицом и хорошо подвешаным языком по части общих лозунгов и призывов.
Он пришел вечером в гараж, крепко выпил за счет водителей, которых вызвал в свой кабинет для "пропесочивания" и заснул там. Дело было к десяти вечера. Водители собрались у меня в будке и стали жаловаться, что Аркадьич их "внаглую напрягает". Я взял сторожа и пошел будить секретаря. Он спал, уткнувшись головой в бумаги и посапывая. Просто карикатура. Мы выключили электрообогреватель, проверили окурки и попытались поднять Аркадьича. Глухо. Я позвал на подмогу водителей - они отказались.
- На хрен он нам нужен!
-Димыч, вызови ты начальника или милицию! Он же гнида последняя - от водителей живет и водителей дрючит! - глаза шоферов блестели предвкушением мести. - Он когда в воинской части на Красавице служил, его два раза пьяного в лесу к дереву привязывали - свои же.
- Вызывай! Вызывай! Действуй по указу! Он бы, гнида, нас давно сдал!
Я позвонил в милицию. Сказал, что на территории гаража, в одном из кабинетов, находится пьяный сотрудник, который представляет опасность в ночное время и которого невозможно разбудить. Милиция ехать не хотела, говорила, что раз он в кабинете, то они не имеют права и т.п. Я припугнул их гласностью и спросил фамилию дежурного, с которым разговаривал. "Ладно, приедем..."
Водители радостно взвыли и вывалили толпой к воротам. Наиболее поддатые смылись от греха подальше, слегка вдетые предвкушающе закурили и расположились неподалеку.
Подъехал "уазик", и я попросил сторожа провести милицию в контору. Аркадьичу натерли уши, он вскочил со стула и стал распихивать милицию. Когда его тащили через проходную, на его лице читался искренний испуг. Он уперся, что-то клокотнул, и тут же получил пинка в зад. Я выглянул в уличное окошко - могучего Аркадьича запихивали в заднюю дверцу "уазика". Двое тянули из машины, двое по футбольному лупили по заднице мощными ботинками. Треск стоял, как на разминке футболистов. Наконец стукнула и скрежетнула дверца, взревел мотор.
Кудряшка отвезли в вытрезвитель, и в понедельник он уже уволился. Гараж ликовал. Мой сторож Иван был нарасхват - всем хотелось услышать из первых уст, сколько пинков и как именно получил по толстой заднице Аркадьич. Иван, как бывалый рассказчик, хорошо держал паузу и каждый раз добавлял новые подробности:
- Тут второй разбегается... хрясь! - сапогом - хрясь! Брюки по шву дрись! Там трусы в полосочку. Первый ему еще с оттягом - хренак! Лезь, падла! Ах, ты еще и пердеть на советскую милицию! Получай! "Я секретарь парткома! Не имеете права!" Бум! бум! Затолкали.
В нашей будке стоял гогот и ликующие завывания.
Начальник гаража сказал мне, что, в принципе, я поступил правильно. Но вид у него был малорадостный. Он побарабанил пальцами по столу и кивнул: "Идите".
Даже если начальство начнет мстить, именины души того стоят.
Я вспоминаю, как Аркадьич, выступая недавно на собрании, завернул фразу: "Мы должны отделить плевны от говнищ!" Вот и отделили.
Вчера сдал в "Советский писатель" рукопись книги, назвав ее "Мы строим дом". В ней три повести, объемом 17 авторских листов.
И как камень с плеч свалился. Накануне, четыре дня подряд доводил ее до ума, печатал заявку и т.д. Работал без перерывов по 12-14 часов в сутки. Вставал из-за стола только чтобы сходить в туалет и перекусить. И вот сдал.
Но радоваться рано - впереди внутренние рецензии, редакционное заключение и т.п.
12 декабря 1987 года. Дома.
Снилась сегодня мама; она умирала, я обещал стать писателем, стать человеком, написать о нашей семье. Умирала она в Зеленогорске, но не так, как было на самом деле - не скоропостижно, а с капельницей, поставленной у кровати, и в новом доме.
Снился потом отец - не помню, как. Еще снился брат Феликс.
Трое умерших пришли в одну ночь к моему изголовью - к чему бы это?
Потом снились гости на родительской квартире на 2-й Советской - пили, смотрели телевизор... Но телевизор смотрели в маленьком садике при моем доме - у меня дом с садиком во дворе на 2-й Советской улице. Гости были из литературной среды, я угощал их водкой, спрятанной от жены.
Странный сон и впечатление от него тяжелое.
Сегодня взялся за роман. Точнее - за план романа, к которому давно подбирался. О чем он будет - представляю вчерне. Листаю свои дневники и записные книжки. Сегодня после тяжелого сна осталась горькая мысль - мне уже 38 лет, и еще нет ни одной солидной публикации в прозе. Успею ли стать писателем?
31 декабря 1987г. Дома.
Уходит 1987-й, осталось около двенадцати часов. Приехал из Зеленогорска, со смены. Ольга на работе, Максим в садике.
На столе - письмо от Сашки Померанцева, из больницы. Поздравляет в стихах. Стихи вялые и печальные. Пишет, что его направляют в 8-ю онкологическую клинику - что-то с челюстью у него не в порядке. И грустно стало за него, и настроение испортилось. Лежит там, мучается - просто так в онкологию не отправят. Я-то думал, что у него все обошлось еще осенью.
Новый год будем справлять дома. Привез шампанское, которое сейчас в большом дефиците, больших красных яблок, апельсины.
Вчера на работе до часу ночи читал "Сказание о Юзасе" Балтушиса. Специально взял в библиотеке, чтобы перечитать. Сильная вещь. Она нужна мне для задуманного романа.
1988 год
1 января 1988 года.
Я смотрю на писателей и думаю: когда же они достанут из столов заветное и опубликуют? В журналах - возвращенная и лагерная проза; много воспоминаний; много разоблачительно-обличительной публицистики. Много о Ленине, Сталине, Жданове, Молотове, Кагановиче, Хрущеве, Троцком, Бухарине, Пятакове, Рыкове, Радеке, Ежове, Берии и проч. Читается запоем. И пока эта волна не пройдет, пока не скажется вся правда, современная литература не появится в журналах, так я думаю. У нее сейчас вынужденный тайм-аут. Не хватаем ей журнальных площадей. Или ее самой не хватает?..
3 января 1988 г. Зеленогорск, гараж.
Удивительная погода сегодня. Тепло, юго-западный ветерок, и в небе синие промоины. Плюс четыре.
Два дня валил снег, навалило по колено, но корочкой покрыться он не успел, и его стал стегать и прошивать дождь. И снег стал мягким и пышным, как всбитые сливки. А дождь все идет и идет. Салаты, оставшиеся после праздников, пироги. В гараже затишье.
Вчера гостили у нас супруги Смоляровы с сыном Денисом. "Творцу преуспевать не надлежит, - напомнил я, когда Смоляров, нервно расхаживая по кухне, стал жалиться, что медленно прирастает его известность в широких кругах. - И вообще, самая крепкая слава - посмертная. Не спеши, тебя еще узнает просвещенная публика".
Кто бы меня подбодрил?
Смоляров порадовался, что не успел вступить в партию. Был кандидатом, но уже не хочет. Так же, как и я, учился в аспирантуре, сейчас возит три раза в неделю баллоны с жидким азотом. Остальное время пишет. Упорный, черт. Платят мало. Фантастика у него специфическая, мало понятная для меня. Но уважаю - тексты добротные.
4 января, утро. Абсолютный максимум январской температуры сегодня: + 5. Весна на улице - ручьи, реки.
Сегодня утром, когда я уже записал в журнал передачи смен: "За время дежурства происшествий ...", загорелась машина в гараже - замкнуло электропроводку.
Я выскочил из будки - в утренней мгле были видны фигурки людей, бегающих на фоне огня. Горел двигатель. Капот был откинут. Я схватил огнетушитель и побежал к машине. Пламя сбивали снегом, водой, два пустых огнетушителя валялись рядом. Я крутанул ручку, перевернул колбу, и несильная струйка вырвалась из огнетушителя и пропала в огне.
Было страшновато.
- Отходи, отходи, рвануть может! Пожарников надо вызывать...
Два парня вышвырнули снег из ведер на шипящий двигатель и отбежали.
Был соблазн бросить огнетушитель и отбежать - пламя и не думало уменьшаться. Но я достоял до конца, и что удивительно - пламя погасло. Оборвалась струйка, и погасло пламя. Видимо, выгорел бензин в карбюраторе, а дальше огонь не пошел.
