Александр Солженицын - Архипелаг ГУЛАГ. Книга 3
Правда, концемартовская амнистия 1953 года, прозванная в лагерях «ворошиловской», своим духом вполне верна покойнику: холить воров и душить политических. Ища популярности у шпаны, она их, как крыс, распустила на всю страну, предлагая жителям пострадать, решётки ставить себе на вольные окна, а милиции – заново вылавливать всех, прежде выловленных. Пятьдесят же Восьмую она освободила в привычной пропорции: на 2-м лагпункте Кенгира из трёх тысяч человек освободилось… трое.
Такая амнистия могла убедить каторгу только в одном: смерть Сталина ничего не меняет. Пощады им как не было, так и не будет. И если они хотят жить на земле, то надо бороться!
И в 1953 году лагерные волнения продолжались в разных местах – заварушки помельче, вроде 12-го лагпункта Карлага; и крупное восстание в Горлаге (Норильск), о котором сейчас была бы отдельная глава, если бы хоть какой-нибудь был у нас материал. Но никакого.
Однако не впустую прошла смерть тирана. Неведомо отчего что-то скрытое где-то сдвигалось, сдвигалось – и вдруг с жестяным грохотом, как пустое ведро, покатила кубарем ещё одна личность – с самой верхушки лестницы да в самое навозное болото.
И все теперь – и авангард, и хвост, и даже гиблые туземцы Архипелага поняли: наступила новая пора.
Здесь, на Архипелаге, падение Берии было особенно громовым: ведь он был высший Патрон и Наместник Архипелага! Офицеры МВД были озадачены, смущены, растеряны. Когда уже объявили по радио и нельзя было заткнуть этого ужаса назад в репродуктор, а надо было посягнуть снять портреты этого милого ласкового Покровителя со стен Управления Степлага, полковник Чечев сказал дрожащими губами: «Всё кончено». (Но он ошибся. Он думал – на следующий день будут судить их всех[57].) В офицерах и надзирателях проявилась неуверенность, даже растерянность, остро замечаемая арестантами. Начальник режима 3-го кенгирского лагпункта, от которого зэки взгляда доброго никогда не видели, вдруг пришёл на работу к режимной бригаде, сел и стал угощать режимников папиросами. (Ему надо было рассмотреть, что за искры пробегают в этой мутной стихии и какой опасности от них ждать.) – «Ну что? – насмешливо спросили его. – Ваш главный-то начальник – враг народа?» – «Да, получилось», – сокрушился режимный офицер. – «Да ведь правая рука Сталина! – скалились режимники. – Выходит – и Сталин проглядел?» – «Да-а-а… – дружески калякал офицер. – Ну что ж, ребята, может освобождать будут, подождите…»
Берия пал, а пятно берианцев он оставил в наследство своим верным Органам. Если до сих пор ни один заключённый, ни один вольный не смел без риска смерти даже помыслом усомниться в кристальности любого офицера МВД, то теперь достаточно было налепить гаду «берианца» – и он уже был беззащитен!
В Речлаге (Воркута) в июне 1953 совпало: большое возбуждение от смещения Берии и приход из Караганды и Тайшета эшелонов мятежников (большей частью западных украинцев). К этому времени ещё была Воркута рабски забита, и приехавшие зэки изумили местных своей непримиримостью и смелостью.
И весь тот путь, который долгими месяцами проходили мы, здесь был пройден в месяц. 22 июля забастовали цемзавод, строительство ТЭЦ-2, шахты 7-я, 29-я и 6-я. Объекты видели друг друга – как прекращаются работы, останавливаются колёса шахтных копров. Уже не повторяли экибастузской ошибки – не голодали. Надзор сразу весь сбежал из зон, однако – отдай пайку, начальничек! – каждый день подвозили к зонам продукты и вталкивали в ворота. (Я думаю, из-за падения Берии они стали такие исполнительные, а то бы вымаривали.) В бастующих зонах создались забастовочные комитеты, установился «революционный порядок», столовая сразу перестала воровать, и на том же пайке пища заметно улучшилась. На 7-й шахте вывесили красный флаг, на 29-й, в сторону близкой железной дороги… портреты членов Политбюро. А что было им вывешивать?.. А что требовать?.. Требовали снять номера, решётки и замки – но сами не снимали, сами не срывали. Требовали свободной переписки с домом, свиданий, пересмотра дел.
Уговаривали бастующих только первый день. Потом неделю никто не приходил, но на вышках установили пулемёты и оцепили бастующие зоны сторожевым охранением. Надо думать, сновали чины в Москву и из Москвы назад, нелегко было в новой обстановке понять, что правильно. Через неделю зоны стали обходить генерал Масленников, начальник Речлага генерал Деревянко, генеральный прокурор Руденко в сопровождении множества офицеров (до сорока). К этой блестящей свите всех собирали на лагерный плац. Заключённые сидели на земле, генералы стояли и ругали их за саботаж, за «безобразия». Тут же оговаривались, что «некоторые требования имеют основания» («номера можете снять», о решётках «дана команда»). Но – немедленно приступить к работе: «стране нужен уголь!» На 7-й шахте кто-то крикнул сзади: «А нам нужна – свобода, пошёл ты на …!» – и стали заключённые подниматься с земли и расходиться, оставив генералитет[58].
Тут же срывали номера, начали выламывать и решётки. Однако уже возник раскол, и дух упал: может, хватит? большего не добьёмся. Ночной развод уже частично вышел, утренний полностью. Завертелись колёса копров, и, глядя друг на друга, объекты возобновляли работу.
А 29-я шахта – за горой, и она не видела остальных. Ей объявили, что все уже приступили к работе, – 29-я не поверила и не пошла. Конечно, не составляло труда взять от неё делегатов, свозить на другие шахты. Но это было бы унизительное цацканье с заключёнными, да и жаждали генералы пролить кровь: без крови не победа, без крови не будет этим скотам науки.
1 августа 11 грузовиков с солдатами проехали к 29-й шахте. Заключённых вызвали на плац, к воротам. С другой стороны ворот сгустились солдаты. «Выходите на работу – или примем жестокие меры!»
Без пояснений – какие. Смотрите на автоматы. Молчание. Движение людских молекул в толпе. Зачем же погибать? Особенно – краткосрочникам… У кого остался год-два, те толкаются вперёд. Но решительнее их пробиваются другие – и в первом ряду, схватясь руками, сплетают оцепление против штрейкбрехеров. Толпа в нерешительности. Офицер пытается разорвать цепь, его ударяют железным прутом. Генерал Деревянко отходит в сторону и даёт команду «огонь!». По толпе.
Три залпа, между ними – пулемётные очереди. Убито 66 человек. (Кто ж убитые? – передние: самые безстрашные, да прежде всех дрогнувшие. Это – закон широкого применения, он и в пословицах.) Остальные бегут. Охрана с палками и прутьями бросается вслед, бьёт зэков и выгоняет из зоны.
Три дня (1–3 августа) – аресты по всем бастовавшим лагпунктам. Но что с ними делать? Притупели Органы от потери кормильца, не разворачиваются на следствие. Опять в эшелоны, опять везти куда-то, развозить заразу дальше. Архипелаг становится тесен.
Для оставшихся – штрафной режим.
На крышах бараков 29-й шахты появилось много латок из драни – это залатаны дыры от солдатских пуль, направленных выше толпы. Безымянные солдаты, не хотевшие стать убийцами.
Но довольно и тех, что били в мишень.
Близ терриконика 29-й шахты кто-то в хрущёвские времена поставил у братской могилы крест – с высоким стволом, как телеграфный столб. Потом его валили. И кто-то ставил вновь.
Не знаю, стоит ли сейчас. Наверно, нет.
Глава 12
Сорок дней Кенгира
Падение Берии: смутило каторжан, смутило эмведешников. – Стать нужными! – Провокационные застрелы. – Кенгир. 16 раненных разрывными пулями. – Убийство евангелиста. – Забастовка мужских лагпунктов. – Рассосали и в этот раз. – Перебор: присылка блатных.
Новое соотношение Пятьдесят Восьмой и блатных. – Заключён союз. – Новое поведение воров: вежливость к Пятьдесят Восьмой, издевательство над начальством. – Неотвратимость подготовки кенгирского мятежа. – Блатные начинают. – Штурм хоздвора и первая баррикада. – Лагпункты слились! – Первые требования. Самоосмысленье. – Высокая комиссия на всё согласна. – Выход на работу и обманная заделка стен. – Атака безоружных под пулемётами. – Зона освоена, тюрьмы открыты. – Побег восьми тысяч в свободу.
Почему не стреляли и дальше. – Мятеж выбирает лозунги. – Комиссия и её отделы. – Соотношение с потайным центром. – Оборонное укрепление зоны. – Тайны Технического отдела. – Пикеты и пики. – Пуританский воздух мятежа. – Неузнаваемые воры. – Снабжение. – Генералы в зоне. Переговоры. – Роль Капитона Кузнецова. – Малолетки отказываются от свободы. – Служба безопасности, Глеб Слученков. – Благонамеренные против мятежа. – Тюрьма для экскурсий. – Экскурсия на рудник. – Неузнанные волнения там. – Агитационная война по радио. – Воздушные шары, змеи. – Газетные события тех дней. – Сочувствие чеченов. – Проломы для перебежчиков в лагерной стене. – Сытое начальство фотографирует оборону несчастных. – А перебежчиков всё нет. – Атмосфера переплава. – Надежды зэков. – Молодожёны. – Верующие. – Приободренья на митингах. – Томительное нереальное время. – Обман 24 июня. – Подавление на рассвете 25-го. Ракеты, самолёты, танки, автоматчики. – «Трибунал Военных преступлений» и «Правда». – Потери Кенгира сравнительно с 9 января 1905 и Ленским расстрелом. – Расправа над уцелевшими. – И потекла обыденная жизнь. – Памятник Долгорукому.
