Михаил Пришвин - Том 7. Натаска Ромки. Глаза земли
«Декадент» ненавидел пошлость как-то заинтересованно, как будто сам-то он вышел из этого пошлого мира и теперь от него отстраняется.
После меняВсякий художник на первых порах питается сочувствием и такой «славой» удовлетворяется. В дальнейшем он славу свою переживает и делается независимым от современников («И долго буду тем любезен я народу…»).
Так и сама жизнь делится на: 1) сейчас со мною и 2) после меня.
Генезис и логикаЕсть связь люден на земле генетическая (каждому по желанию, по охоте, любви и вообще «как хочется») и другая связь логическая (по требованию разума, как необходимость и вообще не как хочется, а «как надо»).
В этих полюсах, и со знаменем генетической связи «как хочется», и со знаменем логической связи «как надо», движется сейчас наше время «холодной войны».
Желанный мир (Данное, в нем и природа) и мир Долженствующий должны найти в человеке если не гармоническое, то терпимое соотношение, и тогда война кончится.
Национальная по форме – это, значит, генетическая связь между людьми. А социалистическая по содержанию – значит, связь логическая. С младенческих лет мы, русские, испытываем на себе борьбу двух этих связей: как хочется и как надо. Рядом со связью национальной, генетической, связь логическая, интернациональная: человек к человеку должен получить новое моральное обоснование.
Все, что рождается, оно само собою рождается и лично; все, что выводится (или является на свет как логический вывод), выводится действенно и безлично.
Художник слова должен наблюдать текущую жизнь и ее генетическую связь с готовностью встретить в ней зарождение связи разумной.
Гражданин советский должен помнить всегда, что идея разумной связи должна освобождать генетическую связь во всей ее чистоте, что именно вот для того и должна быть эта разумная связь, чтобы спаслась связь генетическая.
Сейчас делается в мире что-то единое, и на нашей и на той стороне, все – к одному.
Я знаю это в чувстве природы, где всякая мелочь представляет собою вселенную. Так теперь и в человеческом обществе, в этой борьбе миров больше находит смысла тот, у кого есть возможность сосредоточиться свободно на фактах повседневной жизни. Те же самые росинки, листики, усики, говорящие нам так выразительно о всем мире природы, находятся и в нынешнем человеческом обществе всего земного шара. Чувство мирового единства, столь знакомое художникам, живописцам природы, должно бы определиться и в чувстве мирового единства человека, но этому что-то мешает.
Рамки нации мешают взлету этого чувства: латыши, евреи, китайцы, немцы и другие групповые объединения обрывают чувство всего человека. Мы встречаем иностранца радостно, когда он, оставаясь в своем генетическом определении тем, что он есть: евреем, немцем, латышом или китайцем, – совершает поступки, полезные для всего человечества.
Не есть ли это чувство радостной встречи человека всего мира тем же самым, что мы чувствуем при встрече в природе с фактами, поднимающими нас до чувства единства всего мира природы?
ЮморЕсть юмор как средство выхода, когда делается чего-нибудь стыдно: скажешь смешное и тем отведешь от себя внимание.
А то есть юмор народный: «га-га-га!», обнаженный, грубый, его ввел Шекспир. Не знаю, достоин ли он культивирования. Но, во всяком случае, он очень годится для изображения народных масс. (У меня – в рассказе «Никон Староколенный».)
Сила удивленияУдивление радостное питает зоркое внимание и открывает нам новые черты в старом мире. Кто испытал это сам, тому страстно хочется опять удивляться и опять вниманием своим открывать новый мир. Но удивляться нельзя механически и пользоваться тем для внимания и открытия: внимание действует, но не находит в старом мире ничего нового.
Испытав неудачу в пользовании силой своего удивления, художник обращает внимание на себя самого и воспитывает себя в особом поведении, полезно заполняющем досуг между вспышками силы удивления.
От усилий в самовоспитании оба эти процесса – радостное удивление и поведение – так сближаются, что представляется, будто творчество определяется целиком поведением художника: что захочет художник, опытный мастер, то он и сделает.
ОткрытиеПочему это, когда географ открывает новую страну, то ему страстно хочется, чтобы после него в эту страну все ехали?
Так и у писателя художественная выдумка новой страны нашей жизни сопровождается безудержным устремлением с этим открытием в гущу людей с пропагандой небывалого и в то же время утверждающего его авторское лицо.
Неоткрытая странаОткрыть новую страну и сделать ее своею или найти девушку и сделать се женой, – вот душа юноши: нетронутая девушка и неоткрытая страна.
Моя темаСлова Белинского, что Россия скажет миру новое слово, – это тема моей повести. Моя родная страна скажет новое слово и им укажет путь всему миру.
А разве немец не так же думал, англичанин, француз? Путь веры в миссию своей страны кончается непременно войной. Значит, слова Белинского сами по себе еще ничего не значат и нужен к этому плюс: коммунизм.
Значит, Белинский предчувствовал слово, но не знал его, а Ленин это слово сказал для всего мира, это слово – коммуна.
Спелый лесСпелая чаща сама ждет пожара и сама отдается подзакорным червям: время пришло.
И сводка такого спелого леса есть такое же гармоническое явление, как смерть исполнившего свой долг человека.
Мой советВыправить можно и согнутый гвоздь, только надо потом колотить по нему осторожней: на слабом месте он может согнуться.
И человек тоже иной бывает так согнут и перегнут, что с ним надо обращаться осторожно до крайности…
Лицемерие – мерить поступки не перед своей совестью, а перед лицом других.
ВолныОбыкновенно мы говорим такое, о чем раньше нас люди думали и высказывались: мы же повторяем и несем эти мысли одну за другой, от человека к человеку, и повторяем их, как волна повторяет волну.
Но если придет к нам мысль небывалая – как страстно хочется тогда это людям сказать. И это страстное желание донести до людей свою волну так, чтобы люди ее повторяли, как в море волна повторяет волну, вероятно, и питает все наше искусство.
Законы случаяВ природе все идет своим чередом, но в этом видимом череду, как весна, лето, осень, зима, есть еще нам малоизвестный черед.
И когда появляется и нам видимое звено этого тайного хода вещей, мы это звено называем случаем.
ОшибкаП. был с дочерью, окончившей университет по географии. Болтая о том, о сем, я им рассказал, что у меня был вчера ученый и он очень интересно говорил мне о новых звездах, десятками возникающих на небе: эти звезды будто бы являются последствием взрывов какого-нибудь небесного тела, и, значит, можно предположить, что вселенные таким образом движутся вперед.
– Понимаю, – ответил П., – получается что-то вроде автомобиля: поршень подходит к верхней мертвой точке, к свече, происходит взрыв, и толчок в машине, а на небе – звезда.
Мы много фантазировали, пока нас не позвали к чаю, и, когда сели за чай, П. спросил:
– А какой же ученый сказал вам о такой интересной вещи?
– Профессор Н., – сказал я.
– Александр Александрович? – спросила дочь.
И когда я сказал, что мой ученый есть действительно хорошо знакомый им Н., они оба – и отец и дочь, улыбаясь, спустились с неба на землю.
– Так ведь он же хороший ученый?
– Конечно, хороший.
– Любимый и талантливый профессор?
– Конечно, конечно!
Такую ошибку я сделал, что назвал профессора. Оставайся он таинственным ученым звездочетом, мы бы и за чаем продолжали строить автомобиль из вселенной, но раз Н… какие тут небеса!
Спящие почкиВнимание – это основной питательный орган души. Каждый может заметить в себе, как внимание схватывает что-нибудь особенное, складывает его, и оно хранится, ничуть не обременяя память. Просто говоря, мы о нем ничего не думаем до встречи внимания с чем-то, вызывающим мысль из состояния, подобного «спящей почке» в растении.
Тогда мгновенно то и другое между собою соединяется, и эта находка сознания иногда бывает такой яркой, что человек хлопает себя по лбу и говорит сам себе вслух:
– Так вот оно что!
Внимание есть питательный орган души, всякой души одинаково – великой и маленькой. Разница только в том, что при находке великий человек возденет руки с благодарностью, а маленький человек щелкнет пальцами, присвистнет и побежит за добычей.
Есть особое внимание у художника, и когда что-нибудь входит в него достойное, то так и остается в душе, и дремлет, и сохраняется, как спящяя почка до прихода желанного. И как только оно приходит, то, желанное – спящие почки просыпаются.
