Сергей Лукницкий - Из бранных книг (рассказы)
- Не обращайте внимания, - сказал мой собеседник. - Это семейная вражда. Раньше они делали это тихо, чтобы не мешать прошлому хозяину, он не любил шума, ну, а поскольку новому хозяину сейчас все равно, вот они и кричат.
- Может быть им нужна помощь?
- Никакая помощь им не нужна. Много лет назад две смежные комнаты были заняты двумя семьями. И вот уже долгие годы идет спор о том, кому принадлежит крошечный коридорчик между ними. И та и другая стороны находят все новые аргументы, чтобы оттяпать у соседей этот коридорчик, как будто он их спасет. Представители и той и другой семьи часто ловят нашего хозяина или его жену в коридоре за рукава и шепотом, конечно, предъявляют свои права на этот коридорчик. А хозяин и сам не знает, кому должны принадлежать эти несколько сантиметров, поэтому не любит здесь бывать. Вообще быть хозяином такого дома тяжело. А вот еще одна квартира, - продолжал провожатый, - из тех комнат. И не поверите, до чего дошло: восемь раз за неделю жильцы переставляли стены. И до того дошли, что и стены убрали, а поставили ширмы, чтобы удобнее было переставлять.
- Но все, что вы рассказываете, свидетельствует о том, что жить в таком доме невозможно.
- Те, кто так говорил о прошлом хозяине, бродяжничали перед домом, а потом где-то пристроились в других концах площади. Сейчас нам без них скучно.
- Но сегодня у нас появились другие "развлечения" (он сделал ударение на этом слове) - злоумышленники. В каждой квартире их теперь столько, что даже хозяин точно не знает, кто и что у кого украл.
Мы довольно долго шли по коридору. Но я все еще не рискнул попросить моего спутника зайти в какую-нибудь квартиру. Вдруг страшный грохот заставил нас остановиться. В тусклом голубом свете гниющих бревен мы увидели, что в потолке образовалось отверстие, попросту - дыра, причем одно бревно повисло, едва не зацепив меня и моего провожатого, и под потолком чьи-то отчаянно дрыгавшиеся ноги. Видно, человек изо всех сил пытался взобраться обратно. Это ему не удалось. Он шлепнулся прямо перед нами, как проколотый мяч в лужу. Мой собеседник поднял его за шиворот, дал ему легкого пинка, отчего тот, всхлипывая, побежал по коридору, не разбирая дороги. Мы постояли еще немного под отверстием в потолке и пошли дальше.
- А нельзя все-таки сделать так, чтобы было немного светлее? - попросил я.
- Нет, - просто сказал мой спутник. - Поверьте, мы от вас ничего не скрываем. Кроме... - слышно было, как он щелкает пальцами, - кроме тех домашних секретов, которые обычно скрываются от гостей.
"О, от гостей скрывается много, особенно в европейских домах, не говоря уже об азиатских", - подумал я, а вслух спросил:
- Например, где и как вы делаете оружие? - пошутил я.
Но мой собеседник не ответил, потому что в этот момент стал активно к чему-то принюхиваться. Пахло какой-то тухлятиной. Грешным делом я уж подумал, а не питейное ли здесь заведение, но, поскольку мы не остановились и пошли дальше - запах чуть уменьшился - я не стал задавать вопросов.
- Вообще мы собираемся всерьез перестроить наш дом, - сказал провожатый.
Видно, тема перестройки была близка его сердцу: он возвращался к ней уже неоднократно. Я не стал ему мешать наводящими вопросами, и он мог спокойно говорить то, что считал нужным сказать.
- Вот, например, на последнем этаже живут три очень благопристойные и, я бы даже сказал, образованные семьи. И я сам, понимаете, сам, - сказал он, повышая голос, - считаю, что они вполне могли бы существовать самостоятельно, если бы, - он снова пощелкал пальцами, - как-то изменились правила нашего распорядка и можно было бы выходить на площадь, хотя бы вечером, гулять. Но вместо того, чтобы аккуратно и как-нибудь скромно и тактично рассказать об этом своем желании хозяину, они самовольно, на самом верхнем этаже, прорубили три выхода, чтобы общаться, как они говорят, с другим миром.
И хозяин смотрит на это сквозь пальцы. Но правила внутреннего распорядка таковы, что выходить на площадь они могут только через первый этаж. Правила внутреннего распорядка категорически запрещают строить дополнительные лестницы, поэтому, хотя выход в другой мир они себе сделали в наших правилах это обозначено как дополнительные окна, - а лестниц им не дают. Вот они и вынуждены выходить с верхнего этажа прямо на улицу. И знаете, были уже падения. Со смертельным исходом.
- Конечно, многое нуждается у нас в перестраивании, - продолжал провожатый. - Например, почему девушка из нашего дома не может выйти замуж за парня из соседнего? Или почему в наш дом запрещено вносить какие бы то ни было предметы, даже самые необходимые, без согласования с хозяином.
- А выносить? - тупо спросил я.
- Что вы, тем более. Вы сегодня видели, в каком я был маскараде в кафе на площади. Это одежда жителей самой большой квартиры. Я-то на нее заманиваю посетителей. Стало быть, это служебное облачение, нечто вроде тоги.
Я снова почувствовал неприятный запах, хотя, вообще говоря, мог бы уже привыкнуть. Задергался нос и у моего спутника.
Но тут я его перебил:
- А зачем вообще все это понадобилось бывшему хозяину? Почему? Вы что, все на него работали?
Да нет, конечно, мы вообще почти все при нем не работали. Но кое-кто работал. Например, всех тех, кто хотел работать и искренно собирался сделать наш дом островом благоденствия, старый хозяин немедленно отправлял в подвал, и они там работали, и, судя по всему, хорошо, потому что у нас всегда было что есть и пить, надеть на себя. При старом хозяине еще десять домов вокруг нас были примерно такими же. Но сейчас, сами понимаете, простой народ не видит своего счастья. Им бы только электричество зря жечь да нажраться водки. А об идее никто из них не думает.
- Скажите, а из окон дома видна площадь?
- Для вас - конечно. Вот только сейчас отогну немного эту штору - она немного заржавела. Нет, эта не двигается, давайте поднимемся еще на один этаж выше.
Поднимаясь еще на один этаж, мы отчетливо услышали неприятный, теперь уже пьянящий запах.
- Минуточку, - сказал он. На этот раз штора подвигалась легко. - Вот наша площадь. А в общем при старом хозяине нам жилось лучше, - мечтательно сказал провожатый. - Сейчас все как-то не так. И стены облупились. И пол видите - проваливается, и воняет какой-то гадостью.
- Да, - сказал я с чувством, но продолжить не успел. Снова раздался истошный крик. Не было сомнений - кричала женщина. Что она кричала - понять было трудно, но что-то такое про насильников. Я сперва, было, подумал, что совершается одно из тех развлечений, которые, по словам провожатого, производятся ныне бесчисленными злоумышленниками, но не успел поделиться своими соображениями, потому что он был занят. Он подошел к пролету лестницы, разинул рот и в пролет гаркнул:
- Дуреха! Заткнись сейчас же, хозяина нет, и он будет только через неделю. Оставь свои сказки до его приезда.
- Тоже вот форма заработка, - сказал он, кончив ее воспитывать и подойдя ко мне. - Дело в том, что наш хозяин, когда мы на общей кухне решали выдвинуть его в старшие по дому, всем нам доверительно сказал, что он не любит предыдущего хозяина. И, естественно, нашлись люди, а их больше половины дома, которые начали громко клясть старого хозяина, надеясь, что новый их к себе за это приблизит, потому что приближенные к хозяину всегда сытнее и вкуснее ели, и вообще у них было много всяких других благ. Тогда на той же кухне мы выбрали ему помощников. Немногим больше половины всех жильцов. А те, которые не успели к куску хозяйского пирога, продолжают и сейчас кричать об отсутствии демократии при старом хозяине, надеясь, что новый их приблизит, а ему уже все равно. Раньше надо было кричать.
Мы немножко прошли еще по коридору, поднялись по винтовой лестнице. Причем я заметил, что чем выше мы поднимаемся, тем лестница становится хоть чуточку почище, а стены верхнего коридора показались мне не такими уж обшарпанными.
Наконец мы очутились на каком-то балконе, под звездами, откуда великолепно была видна площадь, прогуливающиеся по ней веселящиеся люди. Едва я вступил на этот балкон, как тотчас же почувствовал ощутимый удар по голове. Было страшно больно. Предмет, ударивший меня, был, видимо, очень большой и тяжелый, но не металлический. Придя в себя, я ощупал голову, потом нагнулся и пошарил вокруг себя. То, что я нащупал, привело меня в замешательство. Это была упакованная в целлофан мороженая курица.
4.
- Не удивляйтесь, - сказал мне провожатый, - это из соседних домов кидают нам еду. Я привел вас сюда, чтобы показать это. Ведь это свидетельствует о почтительности к нам наших соседей. Однако, что же это все-таки за запах? - отвлекся провожатый, прерывая тем самым нашу беседу, и засветил огонек, чтобы, видимо, получше разглядеть, откуда доносился странный запах.
В ту же секунду я ощутил, что я падаю, увидел страшную вспышку огня, которая меня и ослепила. Я заткнул нос и уши, зажмурил глаза и куда-то провалился, больно ударившись об острые выступы бревен и изорвав, конечно, свой костюм. Через некоторое время рядом со мной шлепнулся провожатый. Лицо его было окровавлено.
