Валериан Скворцов - Сингапурский квартет
Был декабрь, кондиционеры в просторном здании на бангкокской Ашока-роуд крутились в полурежиме. Окна открывать запрещалось. Но и сквозь противосолнечную пленку на стеклах Джеффри видел, как далеко на западной окраине, в заречье, плавятся в багровом закате россыпи бетонных коробок и редкие островки зелени. Пожелтевший воздух искажал цвета на экране компьютера, строчки текста и графики казались из-за этого гуще и чернее.
Джеффри Пиватски почти физически ощущал мощь прибора, с которым он работал. Мощь, из которой рождалось величие.
"Мужчина, человек чести, должен уподобляться Господу Богу нашему, то есть властвовать как над людьми, так и над прочими тварями, прибирать к рукам земные богатства и обладать ими, - философствовала Ольга в последнем своем рассказе. - Властвовать, обуздывать дикую силу... Оператор мясобойни не чета матадору. Если бы смысл жизни заключался в насыщении желудка, в героях ходили бы мясники. В конечном счете, главное - выстоять до последнего вздоха. Это и есть бессмертие".
Он окреп в военно-воздушных силах...
Джеффри собрал в опустевшем номере оборудование. Перенес компьютер в свою комнату. Включив, вызвал на экран текст Барбары Чунг из "Стрейтс таймс". Усмехаясь, читал:
"Компания "Лин, Клео и Клео" готовится заработать в ближайшее время честные пять миллионов. Нет, лучше скажем так: честные пять миллионов на бесчестном черном рынке. Она покупает у частного коллекционера величайшую реликвию. Деревянный позолоченный кулак, венчавший некогда древко знамени китайских повстанцев, называвшихся "боксерами". Бесценную вещь увезли как трофей в Германию. Возвращение в Азию через российские Советы, захватившие деревяшку в Берлине в конце второй мировой войны, сопровождалось многократным увеличением цены этого старого куска дерева с каждой милей. Чтобы в конце пути выразиться в миллионах, которые сейчас, попав в качестве выручки за это произведение искусства из нечестных в честные руки, становятся, таким образом, честными. Другими словами, отмытыми.
Стоит ли писать об этом случае? Видимо, стоит. Хотя бы потому, что денег, нажитых вокруг нас на черном рынке, становится все больше и больше. Денег, которые боятся дневного света. Денег, так сказать, в надвинутой на глаза шляпе. Это пугливые, нелегальные деньги, которые ищут обходные пути, чтобы стать настоящими и полными достоинства. Хотя бы через приобретение исторических ценностей...
Я долго размышляла: разве этот случай - повод для финансовой колонки в нынешний четверг? Размышляла, пока не получила другого сообщения, касающегося "Лин, Клео и Клео". А именно, что эта компания никак не связана со строительными подрядными фирмами "Голь и Ко" и "Ли Хэ Пин". Мы же наивно считали, что такая связь имеется, и безудержно смело покупали акции обоих.
Так вот, мне доподлинно известно, что акции "Голь и Ко" и "Ли Хэ Пин" подогреты на одном, как говорится, пару. Реальной ценности у них нет. Завтра к вечеру, за несколько минут до закрытия биржи, ребята "горячих денег" будут сбрасывать эти акции руками и ногами. Пока всех вокруг не охватит паника. И ночью начнутся сердечные приступы, а утром подтвердится, что для этого имелись основания.
Но за "Лин, Клео и Клео" нам переживать не придется. И знаете, почему? Она-то заплатила за позолоченный кулак как раз акциями "Голь и Ко" и "Ли Хэ Пин". При этом, щадя витающего в мире чистого искусства бывшего владельца приобретенного раритета, "Лин, Клео и Клео" помогла ему через одного парня сбросить эти акции. То, что акции сбрасывал неведомый рынку искусствовед, ввело в заблуждение обычно настороженных маклеров. Они прозевали начало атаки. И кусок исторического дерева, и деньги, вырученные по существу за клочки бумаги, то есть акции "Голь и Ко" или "Ли Хэ Пин", оказались теперь в руках управляющих "Лин, Клео и Клео". На самых законных основаниях. И мы их поздравляем!
Когда я позвонила в компанию "Лин, Клео и Клео", старший клерк сказал, что сейчас к ним поступает множество запросов от ценителей древностей, желающих осмотреть приобретенный предмет. "И какой же ответ вы даете?" спросила я. "Он один для всех, - сказал мне старший клерк, - никаких проблем, приезжайте скорее, порадуемся вместе!"
Джеффри погасил экран, поднял трубку телефона и набрал сингапурский номер.
- Джеффри? - спросил Клео Сурапато.
- Поздравляю, - сказал Джеффри.
- Ха-ха-ха... О, прохлада на склонах горы Фушань! Если бы мог, принес на веере в город, как красавицу на руках...
Вот уж действительно, подумал Джеффри, тайна каждой национальности не в кухне или одежде, а в манере понимать вещи. Китаец Клео никогда не лгал, но ему бы и в голову не пришло сказать правду. Строка древних стихов была произнесена, как раз чтобы ничего не сказать.
Однако Клео, это уж точно, спешно разыскивал Джеффри во Франкфурте вовсе не ради того, чтобы поделиться поэтическими переживаниями. Следовало сосредоточиться.
- Как погода? Снег? - спросил Клео.
- Одного снеговика слепить определенно хватит...
На условном жаргоне так обозначались дипломники Рурского университета.
- Это лучше, чем искать там, где солнце светит за тучами.
"Солнцем за тучами" называлась Япония.
В трубке затянулось молчание. Клео откашлялся.
- Я ещё хотел сказать... В Москве умер Петраков. Его помощник Себастьяни отстранен от серьезных дел. Отправляют на отсидку к нам в их холдинговом представительстве. Об этом сообщил мой крот в их банке на Смоленской. Крот напоминает, что Себастьяни с дурным характером. Крот сообщает, что экономическая контрразведка в Москве проявила интерес к Себастьяни. Если необходимо, есть возможность подогреть этот интерес. Ты меня понял, Джеффри?
Странные, непредсказуемые, алчные и завистливые в денежных делах русские, подумал Джеффри. Пусть даже Петраков и этот его помощник положили по кушу на счета в Швейцарии - что тут плохого? Странные моральные ценности, благоприобретенные при коммунизме. Зачем в таком случае ключевые посты в банке? Конфуцианское представление об идеальном управляющем. Россию напрасно считают европейскими задворками. Она - задворки азиатские.
- Фамилия этого человека произносится Севастьянов, - сказал Джеффри в трубку.
И с легким отвращением подумал, что больно уж далеко простираются кротовьи ходы его второго хозяина.
3
- Почему вы решили, что выбранное поприще - ваше призвание?
Так спросил в приемной комиссии финансового института преподаватель, читавший научный коммунизм. Профессионалы стеснялись выспренних вопросов. Но именно на этом вопросе Севастьянов почти засыпался. Что вас побудило стать паровозным машинистом?
В 1951 году отец, уволенный из армии кавалерийский сержант, преподал Левушке первый урок взаимоотношения с необычной вещью - деньгами. Мать нахваливала ему сына, который, на удивление соседям, приносил ей в больницу мед, масло, белый хлеб и однажды шоколадку. Окрыленный похвалой, Севастьянов, носивший тогда другую фамилию, вытащил из-под матраса, на котором спала мать, шесть перетянутых проволокой пачек, всего шестьсот восемь тысяч рублей, и в придачу три нераспечатанных колоды трофейных, как тогда говорили про все иностранное, игральных карт, купленных у пленных венгров. Отец, забывший от удивления снять второй сапог, выпорол Севастьянова узким, вдевавшимся в галифе ремнем. В школе за партой Лева не сидел, а изображал вопросительный знак, поддерживая зад на весу полусогнутыми онемевшими ногами. Все знали, что он - поротый. Но никто не посмел смеяться. Из-за отца. Отец вытащил всю кучу денег вместе с картами на балкон и, полив керосином, сжег.
А ведь эти деньги пришли к тогдашнему не-Севастьянову не так уж легко. Поднаторев в военных пионерских играх, они с Велькой, подобрав отряд из одноклассников-переростков, по причине войны отставших в учебе на два, а то и три года, держали под контролем кассы кинотеатров "Родина", "Победа" и "Строитель", а также входы в две бани. Особенно большой куш взяли, когда в "Строителе" пустили "Дети капитана Гранта". Скупили билетные книжки и перепродали штучно по пятикратной цене. Распарившимся после бани подсовывали мороженое - снег, облитый сахарином. За клубом в зарослях крапивы вытоптали площадку, где крутили рулетку. Играть приходили и фраера, и блатные "в законе". Когда случалась разборка, дрались беспощадно, брали числом и сплоченностью.
Участковый говорил про эти дела Михаилу Никитичу. Но бывший матрос считал, что - пусть. Ведь не воровали. А все, что можно взять боем или лихой смекалкой, того достойно. Денег становилось больше. Сила же их предстала волшебной, когда мать увезли на операцию: жмых, который она ела, обернулся воспалением желчного пузыря.
Два месяца никто не командовал Левой дома, никто не напоминал про уроки. Мать плакала, когда он приносил мед и масло, стеснялась есть в палате при всех. Лева сидел рядом, пока она, как говорила про себя, питалась, словно сторожил от других. Если спрашивала, где взял, отвечал одним словом: "Алямс".
